Предыдущая публикация
Алька, котенок, попыталась забраться на диван, не отрывая взгляда от Надиного лица.
Надюша для неё — центр Вселенной, вся Вселенная, границы которой проходят там, где исчезает Надя.
Девушка, засмеявшись тому, как неуклюже Алька пытается запрыгнуть к ней, наклонилась.
— Ну давай, я помогу. Ты научишься, всему–всему научишься, надо только подрасти, — прошептала Надя, гладя малышку по голове.
Хлопнула входная дверь, кто–то завозился в прихожей, зашуршали пакеты, зазвенели стеклянные банки. Это пришел из магазина Надин муж, Андрей.
— Надюха, иди, разбирай сумки! — крикнул он. — Да где ты там?
— Я здесь. Аля со мной. Она такая забавная, такая милая… — крикнула Надежда в ответ. — Ну вот, Андрюша, ты напугал её! Я сто раз просила, чтобы ты не хлопал дверьми и не топал так громко! — вскочила Надежда, попыталась вынуть Алю из её укрытия, но та забилась еще дальше. — Ты пугаешь ребенка! Ну вот, у неё опять стресс!
Аля видела, как прошли к выходу из комнаты Надины тапочки. Там с ними встретились тапки Андрея.
— Надь, я в сотый раз тебе говорю, Аля — это просто кошка. Просто животное, которое заводят люди для… для… Для развлечения. Аля — не ребенок! Хватит сюсюкать с ней и петь колыбельные! Ты еще грудью её начни кормить! То, как ты обращаешься с этой кошкой, — глупо и смешно. Да, именно смешно! Тебе детей надо рожать, а не зверинец разводить…
Андрей завелся не на шутку, Надя это чувствовала, но ей все же казалось, что он не прав, что не должен муж так разговаривать с женой!
— Зачем ты так говоришь? — прошипела Надежда. — Знаешь, что мне это неприятно, а все равно кусаешь? А вот Аля не такая, она меня любит, по–настоящему, от всего сердца!
— Оооо! Надька, опомнись! Давай родим ребенка, вот с ним ты реализуешь всю свою энергию, будешь воспитывать, учить, ласкать, и он будет любить тебя. Никакая Алька этого не заменит! Ну давай уже, решайся! Да хватит тыкаться в эту мохнатую нахлебницу лицом! — сердито гаркнул мужчина.
Алька, которую Надежда уже выудила из–под дивана и взяла на руки, дернулась, упала на пол и помчалась прочь из комнаты.
Надя хотела побежать за ней, но Андрей поймал жену за плечо, остановил и развернул к себе.
— Надя, милая, ну что ты постоянно убегаешь от меня, стоит заговорить о ребенке?! Мы семья, а семья должна расти, в ней должны быть дети, а не коты, собаки, хомяки или попугаи. Это суррогат, это ненормально! Я устал так, понимаешь? Надоело! У всех моих друзей есть дети, а у нас нет. Они, наверное, не ведь, что думают!
— Ой, да плевать мне, что думают твои друзья! Это твои проблемы, Андрюша. Я не хочу становиться матерью. Пока не хочу. Не надо меня заставлять. Ужин на плите. Лена пригласила меня сегодня вечером в гости, вернусь поздно. Покорми Алю, уж будь так добр.
Надежда улыбнулась, быстро вышла в коридор. Она уже надела платье, и накрасилась.
— Надь, ну ты, что, обиделась? Надь… Останься, я вино купил, посидим, поужинаем, а?.. — хотел обнять проходившую мимо жену мужчина, но она скинула с плеч его руки, будто ей были противны его объятия, взяла с комода свою сумочку и ключи от машины, сняла с вешалки пальто и поспешила к гаражу. Там её ждал красный «БМВ». Андрей подарил ей эту машину на день рождения и оплатил курсы вождения, чтобы она могла ездить сама, не дожидаясь их водителя.
— Я не хочу водить, пусть меня возят. Меня пугают эти машины вокруг, эти сигналы, фары, я теряюсь, бросаю руль и закрываю глаза! — отнекивалась поначалу она, но муж настоял.
— Зря, Надя. Это очень полезно — уметь водить машину. Скоро у нас появится ребенок, тебе нужно будет возить его на занятия, в поликлинику, в музеи, ну и куда там их ещё возят… Ты привыкнешь, не расстраивайся. Смелость приходит с опытом.
— Но… Я не хотела бы скоро…
— Ой, Надь, вот не надо со мной спорить! Все жены моих друзей водят машины, тебе тоже пора…
Надя научилась. Боялась всё равно, ехала на средней скорости, иногда ей даже возмущенно бибикали и крутили пальцем у виска, мол, на такой машине и плетется, как черепаха. Но Надежда научилась не замечать всего этого. Машина была её домиком, уютным, пахнущим лавандой домиком, в нём она путешествовала по окрестностям, как улиточка, отгородившись от мира чистым, прозрачным стеклом…
Вот и сейчас можно выехать за ворота и оказаться в другом мире, там, где от тебя не требуют рожать, как будто ты только для этого и создана…
Зажужжал моторчик, Алька наблюдала, подбежав к стеклянной двери, как серая, полосатая дверь гаража ожила, поехала вверх, закручиваясь рулоном где–то за темной балкой. Из темноты выплеснув на сугробы яркий сноп света от фар, выехал автомобиль. Надя посигналила, помахала Альке рукой в кожаной перчатке и вырулила в распахнутые ворота.
— Что, ушла твоя мамочка? А ну давай–ка отсюда, а то наступлю! — сердито буркнул на котенка Андрей, топнул ногой. Аля, скользя по паркету, припустилась прочь, на повороте завалилась набок, пискнула. Ей показалось, что мужчина идет прямо за ней, сейчас он схватит её за шкирку, швырнет, как делает это с дровами во дворе, или запрёт к темном чулане.
Надежда, как только привезла Алю в дом, поселила её в той комнате, которую, когда планировали дом, отдали под детскую. Песочного цвета обои с жирафами и слонами, идущими по пустыне к солнцу, шторы–рогожка, плотные, уютные, напоминающие что–то летнее, деревенское, — всё было приятное, нежное. Здесь совсем не было мебели, поэтому Але было, где побегать.
— Вот, милая, твой дом. Агу? Агуууу! — сюсюкала с кошкой Надя. — Вот тебе лежаночка, вот там можно точить коготки, а здесь игрушки! Смотри, малышка, какие у тебя игрушки! Ты ж моя сиротка, моя беспризорница!
Надя могла часами сидеть в этой комнате, играть с Алей, валяться с ней на ковре и смеяться, откинув голову назад. Её огненно–рыжие волосы рассыпались тогда по плечам, свет путался в них тонкими нитками, отблескивал медью и золотисто–красными всполохами гипнотизировал Альку.
Андрею про кошку Надя сначала ничего не сказала. Она знала, что он ответит: зачем заводить животных, ведь у будущего ребенка может быть аллергия!
В его жизни всё было как будто подогнано под «будущего ребенка». По него делали лестницу у крыльца, под него подбирали все обои, даже в супружеской спальне, под него выбирали место, где построят свой дом.
Под него и для него. И Андрей был уверен, что это будет непременно мальчик. «У нас в роду у всех сыновья. Так что Надя, готовься воспитывать богатыря!» — говорил он.
Приехав в гости к свекрам через месяц после свадьбы, Надя уже ловила на себе двусмысленные взгляды Танечки, Андрюшиной сестры.
«Что Надя ест, что пьет, ой, схватилась за виски, значит пока нет?» — вскидывала Таня брови. Андрей пожимал плечами.
Тогда Татьяна, немного окосев от шампанского, уловила момент, взяла Надю под локоток и повела её в беседку, обвитую, как полагается, виноградными лозами.
— Пойдем, посплетничаем, сестренка! — улыбалась Таня. Она уже раздалась, размякла после третьих родов, осела дома и плела из соломы уродливые фигурки, потом фотографировала их и выставляла в интернете, а вся родня «лайкала» эти сомнительные произведения искусства.
«Да не дай Бог такую сестренку! — мысленно крестилась Надя. — Ох, и где была вся эта родня, когда мы с Андреем только встречались?..»
Родня как будто пряталась тогда, затаилась, а потом выкатилась вдруг: «Та–дам! Добро пожаловать в нашу плодовитую семью! Рожать, рожать и рожать — вот наш девиз».
— Так что же, Надюша, когда? — шептала Таня, обдавая Надежду шампанско–салатным выхлопом.
— Что когда?
— Ну, когда вы с Андреем нас обрадуете? — кивала и приподнимала бровки Татьяна.
— Мы уже поженились. Пока больше радовать нечем.
— Ну не злись, не злись. Я понимаю, месяц — совсем не срок, но не тяните с детками. У нас так не принято.
Эти задушевные разговоры происходили с завидным постоянством, менялись только сроки — месяц, полтора, два, полгода…
Накануне Рождества Татьяна затянула опять волынку, что, мол, к такому светлому празднику хорошо сообщать светлые, радостные новости.
— И что? — Надя в тот вечер приехала в гости к свекрам очень уставшая. На работе, в фирме, где она трудилась, случился аврал, поднимали все архивы, искали какие–то несоответствия, готовились к проверке.
— А то, родная. Андрей ждет от тебя первенца. У нас, — Таня захихикала, подняв верхнюю губу и показав идеально ровные, выбеленные зубки, — как у царей, наследники в почёте.
— А у нас, у Андрея и у меня, есть своя, отдельная от династии жизнь, — отрезала Надежда.
Таня нахмурилась, отвернулась, почему–то вздохнула и ушла в дом.
— Надя, идите к столу, — нарочито официально позвала она через минуту стоящую на крыльце девушку. — Все уже собрались!
На том торжестве Татьяна с мужем Кириллом сообщили, что ждут четвертого ребенка. Свекры им аплодировали, Таня натянула смущенную улыбку, чуть покраснела.
Андрей преподнёс сестре цветы. Он, видимо, уже знал эту радостную новость.
А ночью, когда все наконец угомонились, Надя, выбравшаяся на кухню за печенюшкой, обнаружила там, в уголочке, скукожившуюся на полу Татьяну.
Надя молча налила им по чашке какао, села рядом, сунула Тане в руку носовой платок и тогда уже спросила:
— Что стряслось?
— Ничего, — поджала губы Танька.
— Ну ясное дело. Ты просто вот так вот частенько сидишь на полу в кухне, ревешь в свое удовольствие. Так у вас принято. Не, ну всё понятно.
— Ничего тебе не понятно, — вытирая слезы рукой, прошептала женщина, вздохнула, потом, вдруг уткнувшись в Надино плечо, заревела. — Я устала, понимаешь? Трое детей — это нагрузка. Нет, я их люблю, очень люблю, но сил больше нет. У меня крошатся зубы, я глотаю по утрам столько таблеток, что, кажется, сама уже состою из них. Мой организм не выдерживает, а тут четвертый на подходе…
Надежда, отстранившись, удивленно посмотрела на золовку.
— Тань, ты пьяная?
— Нет.
— Ну а как же все эти твои династии, «принято» и остальные условности?
— Это не отменяет того, что я устала. Но завтра я встану, соберусь и буду радоваться, потому что дети — это самое лучшее, что дано нам.
Обе помолчали, отхлебнули из чашек остывшее уже какао.
— Ты нужна им, в смысле детям, довольная, здоровая и счастливая. А сейчас ты вымотанная и очень–очень несчастная. Тань, — повернулась к женщине Надя. Из–под коротенького рукава её пижамы вынырнула татуировка, ящерица, держащая во рту розу. Татьяна во все глаза разглядывала рисунок. — Нравится? — улыбнулась девушка.
— Я в юности хотела что–то подобное, но, знала, что родители меня бы заклеймили позором за такие художества… Как же тебя–то проглядели?! — с досадой ответила она.
— Ну, пару раз я её заклеивала, Андрей так просил. А теперь что–то подумала: да ну! Пусть все видят. Так вот, — продолжила Надя. — Ты что, не знаешь, что в современном обществе можно предохраняться?
Таня усмехнулась.
— Знаю. Но у нас с Кириллом брачный договор. Там четко прописано, что я могу, а что не могу делать.
— Понятно. Ну, это твой выбор, так что тогда ныть? — Надя встала, помыла чашку. Хорошо, что она наотрез отказалась от любого брачного договора, а ну его!..
— Ты жестокая, а с виду — ягненок, — усмехнулась Таня. Она тоже тяжело, держась за стену, поднялась на ноги, поправила прическу.
— Я просто не понимаю, ты хочешь, чтобы тебя пожалели? Пожалею, дальше что? Ты либо сама меняешь что–то, либо нет. Я не играю в эти игры, Татьяна. Спокойной ночи.
Надя пожала плечами и ушла.
Потом, утром, Андрей сделал ей замечание, что она была груба с Таней. Он, мол, не знает подробностей, но…
— Да ничего я ей такого не говорила! Брось! Я просто сказала, что вы докрутили её до конца, всё, понимаешь, резьба закончилась, а вы все крутите и крутите. Татьяна измотана, она, того гляди, шагнет из окна, а вы ждете от неё очередного потомка. Кто она по жизни? Ну кто?
— Она переводчик с иностранного, романо–германская группа языков. Но при чем тут это?!
— Да при том, что она сама себя и не видит уже. Кто Таня? Мать, мать, мать… Ну и жена. Что она делает? Рожает и растит. Всё. Если уж у вас тут династия, как у царей, так наймите ей няню.
— Так нельзя, Надя. Детей должна воспитывать мама, это же естественно! Таня счастлива, она радуется каждому своему ребенку, хочет продолжения, в отличие от тебя.
Андрей отвернулся, распахнул дверь их спальни и бросил через плечо:
— Собирайся. Нам пора ехать домой.
— Хорошо, мой господин. Только вот у твоей матери всего двое детей, а Таня и я, видимо, должны плодиться без устали!
—Угомонись. Ты и одного не можешь родить. Всё. Жду внизу.
Ох, как тогда разозлилась Надя! Ну как так–то?! Андрей ведь, пока встречались, таким не был! Да и в медовый месяц не гнул свои идеи о детях. Они просто жили, радовались тому, что теперь вместе, о будущем не разговаривали. Да и не было времени на разговоры, это же «медовый месяц»… «Эта» тема стала искрить только тогда, когда вернулись из путешествия, и Андрей стал навещать родителей, а делал он это регулярно. Уедет в субботу или воскресенье, позвонит, мол, доехал хорошо, потом несет по телефону всякую милую чушь, всё так ми–ми–мишно, ласково, скучает, любит, рад, что Надя у него есть… А потом, как вернётся, нудит про биологические часы, продолжение рода, рост семьи и прочую чушь.
Надежда сначала отшучивалась, потом, когда ей это надоело, решила просто не обращать внимания, а дальше, жахнув о кафельный пол на кухне фарфоровым блюдом так, что оно брызнуло во все стороны белыми острыми мошками, громко и медленно, как разговаривают с умалишёнными, сказала:
— Андрей, я не сторонница ваших традиций повальной плодовитости. Я не отрицаю саму возможность того, что у нас будут дети, но по графику и щелчку пальцев это не делается. Я жду повышение на работе, мне нравится быть с тобой, у меня в голове столько проектов, что я не готова сейчас воспитывать ребенка. Если это случится, я буду рада, но специально заниматься этим вопросом я не планирую. И если ты еще раз затронешь эту тему, я клянусь, что будет скандал.
Андрей, оторопело выпятив нижнюю губу, выпрямившись и опустив руки на колени, слушал её монолог, потом медленно встал, ударил кулаком по столу, хотел что–то сказать, но промолчал. Зато дверью хлопнул так, что упала со стены расписная досочка, подарок Татьяны.
— Ну и ладно. Вот и поговорили… — буркнула девушка, взяла веник, стала заметать осколки. Жалко, хорошее блюдо было, зря только била…
Когда родители Андрея стали настоятельно рекомендовать Наде своих проверенных врачей, договариваться о консультациях за её спиной, просить явиться туда–то или туда–то, посетить мануальных терапевтов, а в довершение всего позвонила Таня и сказала, что принято решение о необходимости увольнения Нади с работы, чтобы она могла возродить свои женские начала, у Надежды сдали нервы. Она собрала рюкзак, бросила его на заднее сидение машины и уехала. А мужу оставила записку, что, мол, поехала чистить чакры.
Чакры обычно она чистила у своего младшего брата, Юрки. Юриково взросление пришлось на тяжелую пору существования семьи. Развод родителей, их ссоры, постоянные, открытые, с утра до вечера, брошенные в глаза обвинения, слезы мамы, угрозы отца в суде, иногда чуть не доходило до драки… Потом, конечно, отец и мать разъехались, Надя сразу приняла сторону мамы, а вот Юрка еще долго тяготел к отцу, жил то с ним, то возвращался к женской половине, то опять, разочаровавшись в «этом курятнике», как он называл двушку на Ярославском шоссе, убегал к папе. Но однажды отец дал Юрику от ворот поворот, сказав, что отныне у него другая жизнь…
Исчезнув на пару дней (Надя подозревала, что все эти дни Юра на просыхал где–нибудь у друзей, хотя те на голубом глазу клялись, что парня не видели), Юра стал панком. У него появился забавный, топорщащийся ввысь красно–оранжевый ирокез, на черной кожаной куртке выросли вдруг какие–то металлические шипы и блямбы, ноги нырнули в высокие, туго зашнурованные ботинки на высокой платформе.
Мать после встречи такого Юрика на пороге квартиры отпаивали валерианкой, из колледжа ирокез вместе с парнем погнали за жесткий неформализм, и только Надя, пожав плечами, сделала пару селфи с братом «на память».
— Ему просто очень–очень больно и страшно, — сказала она матери. — Тот, кто был для него божеством, оказался деревянным идолом. Идол сгорел, теперь надо искать себе новые горизонты…
Сейчас Юрий жил в комнате, которую снимал у полуглухой старушки на Нагатинской. И туда, в любое время дня и ночи, могла приходить Надя.
К себе брата она приглашала редко. Его завывания под тяжелую для местных музыку вызывали у Андрея приступ аристократического неистовства, так что лучше уж она, Надя, навестит брата, чем он её…
— Привет. Борщ будешь? — спросил Юрик с порога, взял у Нади куртку, огляделся в поисках её тапок, розовых, с помпонами, которые всегда держал в прихожей, не нашел, махнул рукой. — Топай так, твои «бархатные тяги» опять куда–то запропастились.
Из гостиной выглянула хозяйка, улыбнулась Надежде. Старушка давно уже не различала в силу слабого зрения барышень, которые приходят к её постояльцу, а подсевший слух помогал спастись от басов музыки, доносящейся от квартиранта. Поэтому оставалось только улыбаться и верить, что молодые люди не делают ничего предосудительного.
На ногах бабули красовались Надины тапочки. Помпоны слегка кивали, когда старушка просочилась из гостиной на кухню. Юрик открыл, было, рот, чтобы обозначить границы своей жизни, но сестра легонько подтолкнула его к двери комнаты.
— Да оставь ты. Я и в носках пройду, — прошептала она.
Зашла вслед за Юрой, села в кресло, закинула ногу на ногу. Брат сел напротив, на взбудораженно–всклокоченную кровать, где из–под одеяла, свешивающегося до пола, торчали три разных носка.
Надя болтала ногой. Она всегда так делала, когда нервничала. Иногда еще цикала зубом, но не сегодня.
Юра, с минуту ожидая исповеди, встал, ушел на кухню, принес чай и плюшки.
— Ешь, баба Нюра пекла сегодня. Вкусные. Итак, — когда Надя съела вторую плюшку, спросил он, устроившись поудобнее, — ты можешь начинать. Я готов.
И Надя начала. Её возмущало всё и все — Таня, свекры, дети и процесс их ожидания, то, что в этот процесс лезут все, кому не лень; врачи, советы, вздохи, назойливое внимание к Надиной жизни и здоровью, но особенно то, что Андрей становится невыносим.
— Никогда бы не подумала, что мужчина может так зациклиться на детях! Это какая–то идея «Фикс», он становится одержимым ею! А я что ему, инкубатор? Я хочу по любви, хочу, чтобы тайна была, сюрприз, чтобы сначала догадки, потом поход в аптеку, тест, и наконец счастливые две полоски.
— А у вас не так? — сложив руки в «замок», уточнил Юрик. Он смотрел пару фильмов про психологов, сам был у них на приемах, пытался копировать их умный вид.
— У нас две коробки тестов в кладовке. Две коробки, Юра! По двадцать тестов в каждой. Это Таня с барского плеча отдала. Она–то «уже», ей в ближайшие девять месяцев не понадобится. У нас строгий контроль моей жизни, и паранойя Андрея.
— Разведись, — дал совершенно непрофессиональный совет Юрка.
— Не могу. Я его люблю, — зарылась руками себе в волосы Надя.
— Роди, — бросил другой вариант парень.
— Да не планирую я пока этого! Я вообще иногда думаю, хочу ли я детей… Не знаю… Возможно, да, а возможно, что и нет…
— Понимаю. Потом разбежитесь с Андреем, как наши с тобой предки, детям будет плохо…
Юрик потер своими худыми пальцами виски, поправил цепь на шее, махнул с досадой рукой.
— Да ну вообще, Надюха, все эти заморочки с браком, семьей… Не знаю, нужно ли это. Вот и проверим, кто из нас будет счастлив в старости — ты с кучей детей и внуков, или я, одинокий и свободный. Ещё чаю? А может что покрепче? У меня такая вещь есть, брага–не брага, но…
— Нет, Юрок, давай лучше, спой мне что–нибудь. Я для этого и приехала… Послушать.
Юрик радостно кивнул, снял со стены гитару, подключил её, дал Наде наушники, вторые надел сам и стал шепотом петь. Звук слышали только двое — Надя и Юрка. Хозяйка за стеной смотрела «Пуаро», кромсала на мелкие полосочки газетный листок и не подозревала, что Надя в эти минуты очищает чакры…
— Я придумала, — вдруг схватила за руку брата Надюша. — Мы заведем кого–нибудь. Это будет репетиция перед ребенком.
— В смысле? Заведете кого? Усыновите что ли? А что, сейчас открыт тест–драйв на детей? А мне дадут? Я его тоже покрашу и научу всему, что…
— Не говори чушь! Мы заведем животное.
— Сомнительный компромисс. Твою семейку хватит удар. Питоны сейчас в моде, могу достать! — улыбнулся Юрик.
Милый, смешливый паренек с грустными глазами… Как же Надя любила его и ничем, абсолютно ничем не могла ему помочь…
— Нет. Хочу кошку…
Так в Надиной жизни и появилась Алька…
Муж приехал в тот вечер очень поздно, от него пахло водкой, значит, день не удался.
— Скажу про Алечку завтра, — решила, засыпая, Надя. — А то сейчас разорется, толку никакого.
Она проснулась ночью от того, что Андрей в темноте схватил её за руку.
— Ты чего? — хриплым спросонья голосом спросила Надежда. — Да отпусти, больно же!
Муж послушно убрал от неё свою руку, потом показал пальцем вверх.
— Надь, там, в детской, кто–то плачет… Надь, я, правда, слышал! Ну вот опять!..
Алька, голодная, напуганная темнотой, то ли пищала, то ли мяукала, билась в дверь. Её голос был похож на плачь ребенка, какой–то тихий, безнадежный.
— Тебе показалось, я совершенно ничего не слышу! — лукаво улыбнулась в темноте Надя. — Андрюш, ты на этих детях помешался, вот и чудится всякое. Спи!
Она легла, накрылась с головой одеялом, но муж тронул её за плечо, заставил сесть.
— Нет, там кто–то есть! Я пойду, проверю.
Андрей скинул ноги с кровати, сел, нащупал тапки, медленно пошел к двери. Надя, вздохнув, поплелась за ним, потом вернулась, быстро взяла смартфон. Она хотела снять на видео, как муж будет умильно знакомиться с Алькой.
Подкравшись к детской, Андрей распахнул дверь. Котенок пулей вылетел оттуда, заблудился между ног Нади и Андрея, еще больше испугался и вцепился коготками в Андрееву брючину.
— Ай! У нас в доме крыса! Надя, отойди! Отойди и принеси мне палку или швабру! Да скорей же! — закричал мужчина.
Надя щелкнула выключателем в коридоре, полыхнувшая под потолком лампочка ослепила всех, заставила на миг превратиться в восковые фигуры.
Андрей медленно опустил голову, увидел запутавшуюся коготками в ткани пижамных штанов Альку, потом бросил взгляд в детскую. На полу блестели маленькие лужицы, в них размяк рассыпанный корм. Из комнаты дурно пахло.
— Это Алечка. Мне её сегодня подарила Кривошеева Лена. Она же недавно окотилась, ну не она, а её кошка, так вот я и взяла. Ну а что, у всех есть питомцы, у нас тоже будет. Андрюш, ты как думаешь, ведь девочка лучше, чем мальчик? Говорят, коты требовательны, а кошечки ласковее. И…
Аля испуганно смотрела вверх, на Андрея. Он пах кофе, кислыми щами, которые ел сегодня, заехав к родителям, резиной еще пах, потому что подошва у тапок резиновая, и чуть–чуть молоком. Алька смутно помнила, что такое молоко. Мать кормила её и двоих других котят этим чудесной вкуснятиной.
— Надь, а чего она на меня так смотрит? — растерянно пробормотал Андрюша, наклонился, осторожно отцепил коготки от своих штанов, потом, взяв Альку за шкирку, отставил её в сторону.
— Она с тобой знакомится. Ладно, я спать хочу. Завтра разберемся! — зевнула Надя.
— Подожди! Что значит завтра?! Надя, в комнате надо убрать, кошку приучают к лотку вообще–то, не слышала?! И давай–ка она не будет жить в детской! — Андрей схватил жену за запястье. — Надя, вернись и убери тут всё. Эта комната предназначена не для кошек!
Андрей очень хотел детей, он подобрал для них идеальную комнату, а в ней поселили кошку?! Надя сделала это назло!..
Андрюше нравилось возиться с племянниками, с ребятишками друзей, он обожал выбирать им подарки и читать на ночь сказки, если оставался на несколько дней в доме, где есть дети. Он столько хотел им рассказать, показать, свозить в столько мест, что, кажется, их детства и не хватит, чтобы всё это сделать! Некоторые смеялись над ним за такое «бабское» желание гнездиться, высмеивали то, что он даже уже и детскую сделал, хотел закупить игрушки, но растерялся от обилия погремушек и подвесок для младенческих кроваток.
— Андрюш, а ты на гормоны не хочешь провериться? Ну как–то не по–мужски это, — подтрунивали над ним друзья. — Может быть ты у нас не Андрей, а Андреевна?
— Отстаньте. Вам не понять. До этого надо дорасти, а вы, имея по два ребенка, до сих пор не осознали, какие вы счастливые! — только пожимал плечами мужчина. — Мы с Надей будем отличными родителями, вот увидите!
— Будете, не сомневаемся. Родите только, дело–то за малым! — подтрунивали парни. — Рассказать, как люди делают новых людей? Может, совет нужен?
Раздавался смех, ребята переглядывались, перемигивались, Андрей качал головой, вставал и уходил в сторону. Свою личную жизнь он не станет обсуждать ни с кем. Ну, кроме родителей и Тани. Здесь уж не отвертишься…
Мать и сестра последнее время наседали со страшной силой. Тане скоро четвертого рожать, а Надя всё откладывает…
— И правильно ты, Адька, думаешь! Дети — они дают семье будущее. Если их нет, то скоро все приедается, супруги начинают ссориться просто потому, что замкнуты друг на друге… — тихо говорила Татьяна, сидя с братом на веранде. — А что же Надя? Я с ней по–всякому же говорила, упирается…
— Не знаю, — отворачивался мужчина. — Я не понимаю её. Пытаюсь говорить, а она обрывает, то у неё карьера, то устала, то…
— Да тут не говорить надо, тут другое… — хихикнула Таня, но брат так строго посмотрел на неё, что женщина замолчала, принялась грызть сушку.
Свекровь, Светлана Романовна, как навещала сына в его новом доме, так сразу к Наде приставала:
— А что, Надюша, детскую–то вы не зря сделали, правда? Скоро, да? Если что–то тебе хочется, ну огурчиков, рыбки соленой, ты скажи, я привезу, у нас же всё своё, домашнее! Ой, а у Тани пеленки остались, чистенькие, не пользованные, я шила хлопковые тонкие и на байке ещё. Ты спроси, она даст, а то что вам покупать! И колясочка есть. Ой, Надюша, у нас всё приданое есть! Только…
— Хорошо, Светлана Романовна, я поняла, — равнодушно кивала Надя. — Вот немножко обживемся и…
— Да? — немного удивленно приподнимала бровки свекровь. Андрей и Надя жили в новом доме уже три с половиной года, уж сколько можно обживаться?.. — Ну ладно, конечно…
— Не получается у них, видимо… — сокрушенно говорила потом Светлана Романовна дочке. — Я не спрашивала, неловко как–то, но пора бы уж Надюше…
Родственники переживали, Андрей нервничал, а Надя завела кошку. Да, дела…
… — Надя, убери кошку и грязь. Немедленно! — повторил Андрей, но жена только махнула рукой.
— Надежда! — строго позвал опять Андрей, но ответом ему было молчание.
«Ну вот так и с детьми, — усмехнулся он. — Ты их просишь, они упрямятся. Надо потренироваться на Надюхе…»
Алька выглядывала из–за угла, то выставляя вперед, то снова пряча лапку как будто одетую в белый носочек. Потом, поймав на себе взгляд мужчины, она мяукнула, как ей показалось, виновато и очень жалобно.
Андрей поджал губы, ушел куда–то, вернулся со шваброй, тряпкой, ведром. Он долго ковырялся в комнате, кряхтел, ругался. Аля смиренно ждала, когда он уйдет. И вот наконец этот момент настал. Андрюша как будто уже вынес весь инвентарь, и можно забегать, но путь Але преградила большая, волосатая швабра.
— Тебе не сюда, будь ты хоть королевой, — спокойно пояснил Андрей. — Твое место в другой части дома.
Он наклонился и, пока Алька ошалело глядела то на закрывающуюся дверь, то на тапочки с изображением волка, подхватил котенка на руки и понес куда–то по лестнице вниз.
Дойдя до небольшого закутка в прихожей, он опустил Алю в коробку, где уже была мягкая подстилка, а рядом с коробкой, в мисочках, стояли корм и вода.
— И только попробуй испачкать пол! — буркнул Андрей. — Вот сюда надо ходить, поняла? — ткнул он пальцем в лоток. Аля поняла. Мать показывала им, для чего нужна эта штука. — Всё, спать! Спать и не топать!
Мужчина развернулся, выключил свет и ушёл. Он Але не понравился, потому что был строг и равнодушен в её милой шерстке, большим, удивленно раскрытым глазкам, вообще был каким–то черствым. Вот Надя — другое дело…
Аля надеялась, что Надюша придет завтра утром, а пока надо поспать…
До рассвета Андрей все лежал и никак не мог уснуть. Он смотрел на сопящую рядом Надю и размышлял об их браке.
Наденька красивая, даже очень, умная, отличница, красный диплом в ящике стола лежит, со вкусом всё в порядке, с манерами тоже, работает, дома не сидит, на шее мужа не виснет, есть увлечения, хобби… Надя была пусть не идеальной, но очень даже хорошей женой. Она варила борщи, в компаниях держалась весьма достойно, поддерживала разговор на сотни тем. Одним словом, удачная партия для Андрея. Он и полюбил её за все это. Она была особенной, не такой вычурно–правильной, как те девушки, с которыми знакомили его родители. Надина жизнь, с долей простоты и старой, как мир, историей про развод родителей, про то, как мать поднимала детей одна, про институт и работу, про то, как донашивала одежду за старшими подружками и подрабатывала ростовой куклой в торговом центре, — всё это делало Надежду заметной, выделяющейся. Человек, который по восемь часов в день стоял в холле магазина в костюме белки и раздавал листовки, не может быть среднестатистическим.
Надя не была похожа и на Татьяну. Надька умела спорить, кричать, топать ногами. Таня же только смиренно тупила глазки и кивала. Она кивала всем — брату, отцу, мужу. Там, где Надюшка бы стала бить посуду, Таня только пожимала плечиками. И рожала… А Надя — нет.
Таилось в Наде что–то как будто из серии «Дух протеста». Ей нельзя было указывать. Если фраза начиналась со слов: «Мой тебе совет… Я думаю, тебе надо… Должна, обязана, от тебя ждут, что ты…», — Надя сразу включала «подростка» и делала всё наоборот. Андрей теперь помалкивал, даже если Надя неправильно парковалась или планировала маршрут какой–то поездки. Она взрослый человек, равный ему, имеет право на своё мнение.
«Вторая половинка — вот ты кто! — любил повторять Андрей. — Ты мой кусочек, ершистый, маленький, недостающий для счастья кусочек».
Может быть и правда, вообще прекратить говорить о детях, тогда она их сама захочет?..
С этой мыслью мужчина задремал, а проснулся от крика жены.
— Аля! Алечка! Куда ты делась?! — неслось на весь дом.
Андрей вскочил, выбежал из спальни.
— Надя, не кричи так. Она в прихожей. Я же сказал, что в детской ей не место! — сказал он, сверху вниз глядя на жену.
Надя недовольно скуксила личико, побежала искать питомицу.
Аля уже давно проснулась, обследовала дом, а теперь сидела у миски и жалобно урчала.
— Ах вот, куда тебе переселили, — улыбнулась Надя, погладив котенка. — Ну давай завтракать. Андрюш, подождешь, я сначала Алю покормлю…
Мужчина махнул рукой, ушел одеваться.
— Я на работе поем. Слушай, ты свою Алю так не оставляй, весь дом испачкает! — крикнул он.
Надя только пожала плечами.
— А представь, что это ребенок, Андрюша! Ты сам говорил, пока ребенок маленький, он исследует мир, и ему нельзя мешать.
— Тогда сиди и смотри за ней. Всё, пока. Поеду!
Андрей схватил свой портфель, сунул ноутбук подмышку, чмокнул жену в лоб и ушёл…
Прошло три месяца. Аля потихоньку приживалась. Она была непоседливым котенком, доводила Надю и Андрея до крика, потому что слишком активно исследовала мир. Но хозяйка упорно и старательно приучала её быть воспитанной и хорошей кошечкой. Але запрещалось прыгать на стол, исследовать тарелки, драть обои и метить углы. Она знала, что в гневе Надя страшна. Она, Надюша, никогда и пальцем Алю не трогала, но так на неё смотрела — строго, обвиняюще, что кошке становилось стыдно. А ещё страшно, что Надя вдруг исчезнет, а с ней пропадет любовь и тепло.
Але позволялось спать в ногах у Нади. Это раздражало Андрея, но, если он вдруг начинал возмущаться, жена сразу же говорила, что это репетиция перед детьми, мол, те тоже любят прибегать в родительскую кровать.
Андрей с досадой отворачивался, поджимал ноги.
Аля свободно перемещалась по дому. Если на её пути встречались закрытые двери, то она их легонько толкала лапкой. Откроются — хорошо, нет так нет.
На днях звонила Татьяна, отчитала Надю за легкомысленный поступок.
— Ты зря взяла животное! — строго говорила она по громкой связи, пока Надя чистила картошку. — Никто не знает, будет ли…
— …у детей аллергия, я уже в курсе, Таня, — перебила её Надежда, ногой подтолкнула к кошке пластиковый мячик. Тот запрыгал, Аля в восторге принялась ловить его.
— Так отдайте обратно! Боже, Надюша, ты уже не знаешь, какую игрушку купить, а нужно просто направить свои усилия в другое русло, русло счастья! — не отставала Татьяна.
— Я не могу бросить того, кого взяла к себе. Да–да, именно счастья, Таня. И сейчас, на восьмом месяце своей четвертой беременности, ты это особенно ясно чувствуешь. Можешь делать вид, что ничего не было, но я помню тот наш разговор ночью. Русло счастья что–то обмелело, да?
— Хватит, это даже оскорбительно! — Таня бросила трубку.
— Хватит так хватит. Не я начала эту войну! — пожала плечами Надя…
— И что теперь твоя жена? Постит котиков? — спрашивали у Андрея на работе.
— Да это очередная блажь, скоро пройдет! — отмахивался мужчина.
Недавно даже отец строго поговорил с ним, велел приструнить Надежду.
— Ты знаешь мои взгляды на семью, сынок. Нет продолжения моего рода — нет помощи. Если сам не можешь справиться с ситуацией, давай я подключусь, поговорю с Надей, с её руководством, пусть увольняется, гнездится, носит и рожает. Кстати, Федоров ждет вас на консультацию в среду, в шесть вечера. Он толковый мужик, сходите!
— Пап, зачем нам к Федорову? Он кто вообще? — закатил глаза Андрей.
— Психотерапевт. У твоей жены явно пошло замещение. Это надо рубить на корню. Своди её, понятно? Адрес я пришлю.
Отец повесил трубку, а Андрюша задумчиво смотрел на их с Надей фотографию…
Про Федорова благополучно забыли, но через два дня, вернувшись домой и открыв дверь, Андрей обнаружил кошку сидящей в прихожей. Она внимательно смотрела на хозяина, нервно подергивая ушами.
Аля ходила за ним след в след, потом, если он останавливался, садилась чуть поодаль.
— Что, ты голодная? — наконец догадался он. — А Надя тебя не кормила? Надя! — позвал он. — Ты спишь что ли? Надь! Тут твоя тигрица есть хочет!
Но Надежда домой еще не возвращалась. Она прислала сообщение, что задержится по непредвиденным обстоятельствам.
— Так… Отлично… Видимо, мамочка о тебе забыла! — злорадно прошептал Андрей, накормил кошку, поел сам, сел работать. Аля пристроилась рядом, смирно сидела и слушала, как хозяин бьет по клавишам ноутбука, а потом задремала…
Надя пришла домой уже ночью. Смеясь и похрюкивая, она ввалилась в прихожую, толкнула ногой коробку с Алькой, ойкнула, пробормотала что–то нечленораздельное, а потом зажмурилась, потому что муж включил свет.
— Ой, дорогой… А я вот пьяная… Ну ваще… Представляешь, а меня уволили. Да–да, именно что… Я–то ждала повышения, а меня тю–тю… Димыч наш, ну начальник, сказал, будто звонили директору, велели меня снять с занимаемой… Не знаешь, кто? А я знаю.
— Кто? — нахмурился Андрей.
— Не скажу! — показала ему язык Надя. — А мы так плясали, так плясали с девочками… Отходную так сказать… — ворковала Надя, уронила на пол какие–то пакеты. — Аля, привет. Ой, не нагнуться мне, голова кругом!
Надежда горестно вздохнула.
— Ты кошкой своей собираешься заниматься вообще? Она целый день голодная сидела. Так нельзя! — покачал головой Андрей.
— Что? А… Да! — кивнула Надя. — Но во–первых, есть же еще ты, а во–вторых, я тут нашей кошечке купила кучу всего. Вот, посмотри! Игрушки, всякие нужнецкие вещи, которые мне навязали в зоомагазине. Андрюш, ты убери тут всё, я наследила… А я спать пойду, голова гудит так: «Ууууу!»
Женщина расставила в стороны руки и, делая вид, что она самолет, пошла наверх.
Аля, было, хотела потереться об ноги хозяйки, но та её отодвинула.
— Потом. Всё потом. Устала. Дайте матери отдохнуть! — пробурчала Надя. — Сегодня ты на папе. У мамы неудачный день. Оооочень неудачный день.
— Надь, нам завтра надо сходить к… К Фёдорову, — крикнул в спину жене Андрей.
— Чего? К кому? Это адвокат по разводам, я надеюсь? Потому что твой отец… Ик… Ой, прости, я сейчас!
Надя кинулась в туалет. Андрей терпеливо ждал ей у двери. Когда наконец Надя вышла к нему, на её лице не было и тени прежней веселости.
— Меня уволили, потому что свекор позвонил директору и сказал, что работа портит мою семейную жизнь. Он, твой папаша, пригрозил разогнать нашу контору, если меня не освободят от занимаемой должности. Андрюша, как же это гадко! За моей спиной ты попросил папочку, тот метнулся, позвонил… Я так долго добивалась того, чтобы меня стали принимать всерьез. Я работала с шестнадцати лет, помогала матери, брату подкидывала денег на жизнь, я выросла в этой фирме, а теперь мне говорят: «Извини, иди, делай семью!» Да не хочу я такой семьи! Верни мне мою жизнь, Андрей! Верни мне тебя того, кем ты был до женитьбы! Ты не следил за моим питанием, не заставлял делать тесты, кучу тестов, не клал мне руку на живот, будто там сидит «чужой», и он, того гляди, выпрыгнет, если не погладить. Ты и твоя семейка помешались, и меня такой хотите сделать. Юрик был прав, мы с тобой как с разных кустов всё же! Не стоило нам жениться!
Надя, расплакавшись, схватила сумку, сунула ноги в сапоги и выбежала из дома. Андрей видел, как она открывает калитку, как выходит на дорогу. Она еще что–то кричала, но ветер уносил слова, их было не разобрать.
Она поймала такси и уехала, а Андрей так и остался стоять у распахнутой двери.
Белый комок метнулся мимо него, побежал по дорожке, тоже скрылся в тени черных деревьев, что росли у забора.
— Аля! Алька, ты–то куда?! — застонал мужчина.
Кошка не отзывалась. Она отправилась за своей хозяйкой. Той было плохо, больно, что–то внутри надломилось, а она, Аля, не могла помочь…
Андрей, задев ногой миску, рассыпал корм, выругался. Нащупав на столе телефон, набрал отцу.
— Пап, ты что творишь?! — тихо, едва слышно спросил он. — Зачем? Надю из–за тебя уволили.
— Так надо, сынок. Хватит нам этих карьеристок. Татьяна тоже, пока не уволилась, детей не рожала. А я должен быть уверен, что у меня растут наследники!
— Постой, подожди! Но Танька говорила, что сама ушла, что хочет быть в семье, что пост заместителя директора её пугает…
— Да ничего она так не думала. Пришлось помочь осознать. Нет, я не против работы, ты пойми. Но наступает у женщины срок, когда всё, баста, надо думать о другом, — ответил отец. Было слышно, как он пьет, шумно глотает жидкость.
— Таня тогда плакала неделю, говорила, что голова болит, а это из–за тебя, да? Пап, да какое твое дело до чужих жизней?! Займись уже своей. Наследники, батюшки! Да может я и не захочу теперь плодиться, раз в генах такая подлость сидит! Не хочу, чтобы родился человек, похожий на тебя!
Андрей бросил трубку, потом стал звонить Наде. Она не подходила, сбрасывала звонки.
И Алька пропала. Андрей обошел весь участок, нигде не было даже её следов.
— Ладно, ничего, сама придет! Сами придут! — поправился мужчина и ушел на кухню, чтобы сидеть и смотреть в одну точку, гипнотизируя бабочку на Надиной чашке…
Опомнившись, Андрюша попробовал дозвониться до сестры, но та не брала трубку. Пропал и её муж. Мама была сегодня в театре, вообще отключила телефон.
Тишина… В доме повисла мертвая тишина. А должно было быть по–другому…
… Надя с изумлением уставилась на экран. Звонила золовка.
— Алло, да, Тань, слушаю.
— Надь, ты можешь приехать? В больницу приехать, а? Я Кириллу пока не сообщала, не хочу.
— В больницу? Что стряслось, Танюшка?! — Надежда моментально протрезвела. Она всегда считала, что про такое только в книжках пишут, но нет, бывает, оказывается — раз, и трезвая.
— Я тебе адрес скину. Только не звони Кириллу. Приезжай сама, хорошо? Скажешь, что ко мне, я договорилась уже, тебя пропустят. Я хочу, чтобы ты мне помогла. Пожалуйста!
Татьяна рыдала, её кто–то успокаивал, а Надя трясущимися руками натягивала шапку…
Надежду провели прямо в родильное отделение. Отдельная палата, «вип». У гостьи быстро вязли какие–то анализы, пояснили, что так полагается, для профилактики инфекций.
Таня, испуганная, серая, лежала на койке и пыталась улыбнуться.
— Ты извини, у меня на родах никогда никто не присутствовал из своих, — оправдывалась она. — Кирилл как–то брезговал, мама считает, что это не её дело, она только конвертик потом в выписной получит и будет радоваться… А мне почему–то страшно сегодня. Я решила, что это будут мои последние роды. Я больше не могу, Надь. Ты же не осуждаешь меня?
Надежда, послушно вытянув руки и позволив медсёстрам натянуть на себя халат, кивнула. Она вообще мало что понимала, только знала, что Тане тяжело, надо как–то помочь.
— Я попрошу, чтобы они мне… Я всё подпишу. Кирилл не будет знать. А ты… Я хочу, чтобы ты знала. Ты не такая, как мы, ты другая, свободная, ты позволишь мне, ведь правда?
— Тань… Ну ты же сама себе должна разрешить, чтобы потом не жалеть. Я тут не судья! — растерянно проговорила Надежда.
— Давай споём что–нибудь? Мне помогает, если петь, — вдруг переключилась на другое Татьяна. — У тебя же брат играет на гитаре, есть какие–то записи? Интересно…
— А зачем записи? Я ему позвоню, он нам исполнит. Подожди!
Юрик сначала растерялся, потом попросил отключить камеру, оставил только звук. Он играл что–то своё, «ирокезное», Таня слушала, потом попросила «Белые розы», Юрик их не знал. Решили петь Цоя. Его знали все…
— Так, извините, у нас процесс. Хор Пятницкого закрывается! — ворвались в родилку люди в спецодежде. — Девушка, встаньте рядом, Таня, вас надо держать за руку? — засуетилась акушерка. — Ну, помаленьку начинаем. Ты у нас уже опытная дама, всё знаешь, но, если что, я помогу. Ой, господи, отключите этот мужской голос! Не могу я так работать!
Юрик замолчал, так и не поняв, понравился ли он акушерке или нет.
Надя старалась смотреть только на Танино лицо, но взгляд то и дело скользил туда, где происходило таинство.
Роженица дышала, как это показывают в фильмах, тужилась, отдыхала, снова «работала», а Надя уже не чувствовала руки, за которую её держала золовка.
— Ничего, девочки, уже почти всё, немножко осталось. Давай, Танюха! Давай, повышай нам статистику! — приговаривала акушерка.
Таня натужно улыбалась, потом совсем выбилась из сил.
— Ну, последний рывок! — скомандовала акушерка. — Девочка у тебя, Таня. Девочка… Что просила, делаем или нет? — уточнила потом врач.
Таня на миг задумалась, посмотрела на Надю. Та пожала плечами.
— Да. Всё, как договорились, — наконец кивнула Татьяна…
… Андрей нашел Альку в тот самый момент, когда родилась его племянница.
Кошка порядком продрогла, но мужчине было не до неё. Он оставил её в теплой комнате, а сам пошел искать жену.
Але снилось, что Надя рядом, что гладит её по головке, шепчет что–то. Стало спокойно, мирно. Аля поняла, что Надюша вернётся, просто нужно подождать…
… — Привет. Андрюш, у тебя родилась племянница. Таня и малышка чувствуют себя хорошо, — услышал Андрей в трубке Надин голос. — Знаешь, прежде, чем продвигать идею о многодетности, вам с отцом следует посетить хоть одни роды, проникнуться процессом. И нет, меня это не шокировало, я теперь знаю, к чему готовиться. Всё, целую, еду. Позвони Кириллу.
Надя нажала «отбой» и закрыла глаза. Она ехала домой, за окном опять пошел снег. Её жизнь сегодня перевернулась, стала другой, более осознанной. Надежда теперь больше верила в то, что сможет стать матерью, возможно даже хорошей. Таня же стала сегодня. В последний раз. А у Нади все еще впереди. Это эстафета всего женского племени, только участвовать в ней или нет, должна решать каждая сама…
Андрей встретил жену у калитки. Он выскочил прямо в тапках, когда увидел фары подъехавшего такси.
— Надь, что?.. — испуганно спросил он.
— Аля дома?
— Да, еле нашел. За тобой побежала, замерзла.
— Андрюш…
Надя расплакалась, сама не знала, почему. Испуганный муж обнял её, повел в дом, отпаивал чаем с облепиховым вареньем и слушал в сотый раз про Танины роды.
— Не, ну это жесть… — перейдя на Юркин сленг, сказал наконец Андрей. — И что, так оно всегда?
— Откуда я знаю! — огрызнулась Надя. — Но на моих родах ты будешь присутствовать обязательно. На всех. Понятно?
— Да понял я уже, понял. Ты чай–то пей, а то остынет…
Они не спали до самого рассвета. Аля лежала между ними, вытянувшись и как будто улыбаясь. Хорошие они оба, эти люди. А сегодня еще лучше стали…
Надежду восстановили в должности, она проработала еще пару лет, а потом ушла в декрет. У них с Андреем родилось двое детей с разницей в семь лет. Больше Надя не захотела. Андрей её поддержал.
автор: Зюзинские истории
Следующая публикация
Нет комментариев