Предыдущая публикация
«Сюда не падают бомбы»
— Вы наверняка слышали, читали и, возможно, сами писали или произносили фразу: «Война рутинизируется». А как это происходит? Очень просто — ежесекундным присутствием. Утром проснулся, открыл телеграм, читаешь новости. Там — прилеты, взрывы, вернувшиеся домой убийцы.
Едешь на работу, по дороге — три-четыре билборда с рекламой контракта на «СВО». Радио уже не слушаешь: там обязательно, даже на самых музыкальных и развлекательных станциях, нет-нет да и воткнут рекламу, или в новостях расскажут: «…губернатор объявил об увеличении региональных выплат подписавшим контракт с Министерством обороны…»
Приехал на работу. Опять эти телячьи глаза. Формально она — мой начальник, но у нее сын призывного возраста, и она все время за него боится. А он уезжать не хочет. Денег на взятку нет: сейчас такие тарифы, что я вообще не представляю, у кого такие деньги могут быть. И я выслушиваю ее ежедневный «плач», потому что когда-то ходил на оппозиционные марши, и она уверена, что я ее «не сдам».
Обед. Другой коллега тоже хочет выговориться. У него брат поехал на войну — сам, за деньгами. Губернатор же увеличил выплаты. Они с матерью переживают. От брата нет вестей. А братова жена «так и мечтает, чтобы он погиб, чтобы получить деньги». Я не уверен, что это правда: коллега склонен к пессимизму и голословным суждениям.
Даже телефонный звонок с неизвестного номера, который раньше пытался впарить мне кредитку или развести через «службу безопасности» Сбербанка, теперь предлагает подписать тот самый контракт.
Я, кстати, понял, почему на войну тянут через контракт, даже срочников. Это контракт с Ним! С тем, кто покупает не жизни, а души. Покупает легко, за деньги. Правда, не докторы Фаусты ему сейчас достаются, ребята попроще, с бытовыми запросами. Но хватит лирики.
После работы дома ребенок рассказывает, что к ним приводили нового ветерана. Какой это был «кринж», как он выдал им зазубренную речь, а потом начал рассказывать, как его отряд в бою «ликвидировал 250 единиц противника». Один мальчик спросил: «А единицы противника — это люди?», «А что значит ликвидировали?». Ветеран сказал, что это значит «зачистили», но мальчик не унимался. В итоге его вывели из класса и вызвали родителей.
А я сижу и думаю: «А если мое дите такое ляпнет, меня вызовут? Как я буду действовать?» Мысль эта холодная и склизкая, аж передергивает.
И просмотр телеграма перед сном не оставляет сомнений, что война есть.
Но между этим всем идет обычная жизнь. Самая обыкновенная. За эти почти три года мы трижды справили день рождения ребенка. Свои нет, не хочется. Но каждый день, несмотря на все это вокруг, я все-таки делаю свою работу, хожу в магазины, вот на выставку ходили, на концерт в прошлом году. Читаем книги, смотрим сериалы, обсуждаем и то, и другое. Встречаемся с друзьями и выпиваем. Ходим в кафе. В кино иногда. Покупаем новую бытовую технику, одежду и прочее. Лечим собаку.
И вот так война становится частью пейзажа. То, что здесь не рвутся бомбы и не прилетают ракеты, не делает войну менее реальной или менее страшной. Ведь эта повсеместная реклама контракта — не от хорошей жизни. Любому понятно: на фронте остро не хватает людей. Все, кто готов был торгануть своей жизнью, кому всё равно, куда и зачем, лишь бы свалить из своей безнадеги, — в общем-то закончились. Остаются те, кого деньгами в убийцы и пушечное мясо не затащишь. Те, у кого есть что и кого терять. У кого есть принципы и совесть. И их надо как-то затащить в эту мясорубку.
И вскоре они перестанут миндальничать и прикидываться. К этому невозможно быть готовым. Сам себе говоришь: «Нет, я не пойду, сбегу, сяду, что угодно, только не…» А когда припрет, никто не знает, как себя поведешь. И это самое страшное — здесь, где не падают бомбы и не прилетают ракеты.
Писк из-под крышки.
Подписчик из Томска уже рассказывал четыре истории конформизма своих знакомых. В новом письме он говорит о рутинизации войны и о том, как мало осталось желающих в ней участвовать. t.me/ochevidcy
Следующая публикация
Нет комментариев