Продолжаю публикацию воспоминаний моего отца о его детстве в деревне Каменка Сергачского уезда Горьковской (Нижегородской) области:
«Заснул я в ту ночь быстро, во сне бредил, а утром проснулся поздно, когда все уже встали. Вижу - Лиза сидит около меня и гладит меня по голове. Нина кричит в своей люльке, а тетя Груня ее успокаивает. Отца уже нет дома, ушел на работу в колхоз. Мама около печи стучит ухватом и чугунами. Она увидела, что я проснулся, но не встаю, - мне было очень жарко и душно. Мама подошла, пощупала мне голову, а у меня жар. Она пошла к соседям, нашла у кого-то градусник, оказалось, что у меня высокая температура. И мама сказала тете Груне, что пойдет за Андреем, то есть за отцом, в колхоз. А отец уже подъезжал к дому на лошади, запряженной в телегу, и на телеге вез с собой соху. Он собрался вспахать огород. Но когда отец узнал от мамы, что я заболел, и температура очень высокая, он, не распрягая лошадь, сбросил с телеги соху и поехал в Старую Березовку за доктором. И перехватил его по дороге – доктор на своем тарантасе ехал к больному в Каменку.
У нас в деревне телефонов не было. Но сарафанное радио работало исправно. Накануне вечером я потерялся, а утром уже полдеревни знало, что у Андрея сын пропал, и все приходили, интересовались у мамы, нашелся ли сын, и не только в нашей деревне, а и в Старой Березовке уже слух прошел. Поэтому и дедушка Игнат, и бабушка Пелагея пришли к нам. Дед был очень зол на маму, он так отчитал ее, что она даже заплакала, и мне стало ее очень жалко.
Доктор, как только зашел в дом, спросил у мамы: «Ну, где у вас тут беглец?» А я подумал: «Откуда он знает все про меня?». Доктор померил мне температуру, посмотрел язык и послушал трубкой мою грудь и спину. А потом спросил, в чем я был одет, когда уходил, и мама показала мои вещи. «Если бы он был одет потеплее, ничего бы с ним не случилось» - сказал он. Тут и отец зашел, стал спрашивать, что и как, а доктор отвечает: «Еще посмотрю и скажу». Доктор вытащил меня с печи на кровать и стал меня чем-то мазать: грудь, спину, ноги. Потом взял у мамы пеленку, мне грудь завернул пеленкой, а на ноги надел шерстяные носки и закрыл меня одеялом. И сказал поить меня чаем с малиновым вареньем или с медом. Доктор подошел к люльке, где сидела Нина, послушал ее и сказал, что у малышки все хорошо, она вполне здорова.
Они договорились с мамой, что доктор на обратном пути зайдет еще раз, послушает меня и уже тогда примет решение – может быть, придется положить меня в больницу. Бабушка с дедушкой о чем-то поговорили, и дедушка ушел в свою деревню. А
дед на ноги был легкий, вернулся быстро. Бабушка стала со мной заниматься, а маму попросила отварить какой-то отвар. Бабушка раздела меня догола и стала мазать все тело жирной и противной мазью, потом одела, напоила какой-то кислой, не менее противной водой. И я лег опять и спал до вечера. Я проснулся весь мокрый, сказал маме, что хочу в туалет, но бабушка меня никуда не пустила и дала мне горшок. Я снова лег и уснул. Доктор зашел уже поздно вечером. Мама предложила поужинать, но доктор отказался, - сказал, что уже поужинал у кого-то, в Каменке много больных в тот день было. Он снова раздел меня, послушал, померил температуру – а она понизилась, почти нормальная. Спросил, чем они меня намазали. А мама ответила: «Мама моя все сделала».
Оказалось, что я почти здоров – в легких хрипа нет, температура в норме. А он уж хотел скорую помощь из Сергача вызывать – подозрение было на двустороннее воспаление легких. Доктор оделся, взял свой чемоданчик, собрался уходить, но отец его остановил, хотел отблагодарить. «Не меня надо благодарить, - сказал доктор, - а вот ее». И показывает на бабушку Пелагею. А еще сказал, что зайдет к ней за рецептом.
Доктор ушел, и дедушка вместе с ним тоже уехал в Старую Березовку, а бабушка осталась у нас ночевать. На следующий день я встал утром позже всех, - только Нина еще спала в своей люльке. Я выбежал в сени в рубашке и коротких штанишках, бабушка меня остановила и вернула домой, чтобы одеть потеплее, хотя на улице было тепло, и солнышко уже сильно грело. Бабушка нашла стеганую куртку и штаны, в которых я ходил зимой, достала теплые носки, одела, обула меня и лишь тогда разрешила выйти во двор.
Во дворе мама с бабушкой чистили рыбу. Я посмотрел в корзину – там лежала только крупная рыба, мелочевку зажарили. Мама принесла ведро свежей воды – помыть рыбу. И, когда тесто подошло, они с бабушкой быстро справили пироги – как раз к приходу отца к обеду. Чуть позже пришел и доктор, в белом халате и с маленьким чемоданчиком. «Где наш беглец?» - спрашивает. Увидел меня и говорит: «А ну, давай, раздевайся! Кто ж тебя так накутал?» Я ответил, что бабушка. «А, бабушка, ну понятно» - с улыбкой произнес доктор. Потом раздел меня, вытащил свою трубку, послушал, постучал по груди и по спине. Посмотрел мое горло, погладил белую кудрявую голову и произнес: «Ты молодец, что такой здоровый растешь». Перед уходом доктор сказал родителям, чтобы я бегал босиком и не прятался от холода, умывал не только руки и лицо холодной водой, но и тело, и ноги. А то, что заболел,- так это от испуга, нервишки сдали.
Доктор собрался уже уходить, а папа вышел в сени, взял из корзины щуку, завернул во что-то и отдал доктору с благодарностью. Доктор щуку взял, низко поклонился и уехал на своем тарантасе. А маме дал какие-то таблетки, чтобы я по одной таблетке утром пил.
После обеда в доме пахло вкусными пирогами, жареной рыбой и тушеным мясом. К вечеру пришли дед Игнат и крестный отец дядька Кузьма, родной брат мамы. Пришла и сестра моего отца Евдокия Васильевна. Мама накрывала на стол, - он был длинный, во всю ширину дома, т.е. сложенный из нескольких столов. С двух сторон поставили широкие и длинные скамейки. Гости приходили и садились за стол, их приглашал папа. Много народа пришло, я точно помню – оба деда были, потому что за столом они всегда спорили, особенно, если выпьют. Мама меня одевала: белую рубашку, черные брюки с ремешком и какие-то коричневые сандалии с дырочками, носочки тоже коричневые. Мама намыла мне голову с мылом, чего я не больно любил, и причесала своим гребешком, потому что волосы у меня были кудрявые от рождения. И родители меня с рождения не стригли коротко, а только чуть-чуть подстригали.
Гости уже сидели за столом и громко разговаривали. Крестный отец подозвал меня, посадил к себе на колени, крепко обнял и поцеловал, дал мне рубаху с вышитым воротником, шелковый белый пояс с кистями на концах, еще какие-то подарки... Мама позвала меня, сестру Лизу, моего дружка, нашего соседа Ваню Машкина, и отвела на
кухню за занавеску. На маленьком столике лежали сладкие пироги, ватрушки, и стояли три стакана ситро (как компот). Ватрушки мы съели с сестрой, взяли с собой по кусочку пирога и убежали на улицу. На ходу ели пироги, прибежали кувыркаться на соломе – это у соседей напротив нашего дома, у Ларкинь, привезли целый воз ржаной соломы, и ребятишкам позволили поиграть. Но меня мама быстро оттащила домой и заставила переодеться. На мне ведь была новая рубашка и брюки новые. Потом я их надевал, когда мы ходили в гости или в церковь.
Мама меня переодела в сатиновые шаровары и рубашку в клеточку, красную. Я взял свой картуз, надел дедушкины башмаки, побежал к ребятам – кувыркаться в соломе. На улице был теплый, тихий вечер, солнце медленно садилось за горизонт. Гости почти все уже разошлись, остались только дед Василий, дед Игнат, и бабушка – чтобы помочь матери с уборкой. Вскоре и они ушли. Мама позвала меня домой, и мы сели ужинать все вместе. Мама подала нам кашу и нарезала вареную колбасу. Этот день я запомнил – 5-го мая 1937 года я первый раз попробовал вареную колбасу. Раньше на столе я ее никогда не видел. Это был день моего рождения, мне исполнилось 5 лет.»
Нет комментариев