Предыдущая публикация
ОТ СТРАХА К МУЖЕСТВУ
Хочу поделиться своим опытом прохождения вместе с ребёнком от тревоги сквозь тщетность и к мужеству. Надеюсь, что мой опыт поможет вам с вашими детьми, дорогие друзья.
Итак, предыстория. Марина отходила в детский сад уже полтора года. Отлично, с удовольствием, без проблем. Больше года только до обеда, а потом сама захотела оставаться спать. Всё было отлично, пока в январе её не прихватил ротавирус, и, к сожалению, в саду ей стало плохо, тошнило и всё такое. Она стала этого бояться. А когда мы боимся, то у нас же как раз подводит живот – и получается, что страх подпитывается болевыми ощущениями. Замкнутый круг, увы.
Однако добрые родители посмотрели с ребёнком фильм про Гарри Поттера, после которого девочку накрыло темой смерти. Мы много обсуждали, что мы все умрём, но ещё нескоро, что бабушка и родители умрут первыми, что мы при этом навсегда останемся её мамой, папой и бабушкой. Переживаний было много, и вот, когда пришло время идти в сад, начался адский ад. Меня разрывало от сочувствия к ней, желания всё бросить и понимания того, что если она не пройдет все эти переживания сейчас, то всё только затянется и станет ещё хуже.
Первый день она говорила мне только про живот – нет, не уходи от меня, мне станет плохо. Я сидела с ней в группе полтора часа и медленно двигалась вместе с ней в её переживаниях. Сначала мы тренировались расслаблять живот – дышать и думать о хорошем, перекидывать мостик через эти страхи: что будет потом, когда детский сад закончится. Это помогло ей почувствовать, что своим состоянием можно управлять. Можно его накручивать, а можно его успокаивать. Хорошо! Потом мы обнимались с ней, напитывались, и она уходила в группу на пять минуточек и опять прибегала ко мне пообниматься. Я ей говорила, что страх, если дать ему сейчас волю управлять нами – и уйти из детского сада – начнёт управлять ей. Он вырастет, и его труднее будет победить. Поэтому мы сегодня будем сидеть тут столько времени, сколько понадобится на то, чтобы победить этот страх. Я буду вместе с ней и буду ей помогать набираться сил, чтобы дать бой своему страху. После пятиминуток её хватило на полчаса лепки зайца. И уже после зайца она отпустила меня домой на часок. И всё было нормально, когда я вернулась.
Мне было совсем нелегко – знаете, самое трудное, это когда внутри меня зарождался сильный агрессивный импульс – ну как так, почему всё отлично работало и вдруг сломалось. Хотелось обвинять ребёнка, ругать себя, найти кого-то, на кого можно сорвать свою злость. Трудно сквозь этот импульс видеть ребёнка и его сложные переживания. И мне, кстати, тоже помогало дышать, вспоминать Ньюфелда добрым словом и думать, как же я потом всем расскажу о наших мучениях (для себя тоже мостик перекидывала). Ну и если честно, то больше всего меня поддерживало то, что у меня нет жёсткой необходимости водить ребёнка в сад. Что если у нас не получится пройти сквозь этот страх, то я оставлю её дома и всё. Я не представляю, как тяжело тем мамам, которые не могут так сделать, – это же ужас просто какой-то.
На второй день уже начались разговоры о смерти. Она уже запомнила вчерашний опыт, что её не тошнило и всё было хорошо. Она уже сама дышала и поддерживала себя, но слёзы уже были на грани истерических – с подёргиваниями и тиками. И тут я уже всерьёз начала тревожиться – страх же бывает разного размера, похоже, что этот страх такой, что ребёнку не по силам его преодолеть. Через полчаса острое состояние схлынуло, и Мариночка отпустила меня домой, но с каким сложным лицом она оставалась – смесь мужества и страдания разрывала мне сердце напополам. И я решила – пробуем ещё один день, не получается – делаем перерыв на две-три недели. Я действительно считаю, что ребёнку важно учиться преодолению, но преодолевать важно столько, сколько ему по силам – чтобы не сломаться, чтобы не опустились руки. И я изо всех сил пыталась ощутить – может она или нет, хватает ей сил или нет. Все-все свои чувства напрягала, чтобы почувствовать и, опираясь на это, что-то решать.
Потом были выходные, и тут уже Марина стала отказываться оставаться с бабушкой, не отпускала нас с мужем. «Не хочу, чтобы вы умирали первые, не хочу умирать», но уже без истерики и слегка поглядывая на нас, что мы будем делать. Спокойное и твёрдое «нет, мы не можем остаться» было воспринято ею с пониманием, и на этом инцидент был исчерпан. Однако у меня закралось подозрение, что дело движется в сторону использования этой темы себе на пользу. И точно, в воскресенье вечером была попытка закатить глаза и заломать руки, чтобы не ходить завтра в сад. И знаете, вот видно это по телу ребёнка, где эмоции действительно переживаются внутри – тогда затронуто дыхание, оно сбивается или обрывается, ручки прижимаются к маме, или тело немеет. Всё тело целиком проживает эмоции, до самого нутра. А когда что-то происходит напоказ, то это выражено только снаружи тела – на лице маска, руки завернуты в какое-то неестественное выражение, и главное, хитрые глазки следят за реакцией родителей. Ребёнок в эмоциях вообще может на родителя не смотреть, ему не до того просто.
И тогда я решила рискнуть – в понедельник в сад Мариночка пошла с папой. Было очень трогательно её возмущение – как так, а кому же я буду плакать, если, мама, не тебе?! И действительно, папу она отпустила без труда, не плакала, весело отпустила его и ушла в группу. Казалось бы, вот он, хеппи-енд, однако через полчаса у неё опять прихватило живот, она звонила и плакала, чтобы её забрали, и это стало последним звонком в пользу решения забрать её из сада. Ну, старается ребёнок изо всех сил, но не получается ей справиться со своим состоянием. Дальше надо было только технически договориться с воспитателем, и всё – мы теперь сидим дома.
Знаете, какая радостная она стала? С утра встает с улыбкой, всех обнимает, целует и живёт полной жизнью. Но мама у неё зараза же, так что через три недели мы всё заново повторим. Пожелайте нам удачи, пожалуйста!
Анна Корниенко
Следующая публикация
Нет комментариев