Боец СВО из Свердловска прошел 10 км по минному полю с оторванной кистью.

Максим Спицын оказался единственным выжившим из своей группы при штурме Авдеевки. В этой битве он потерял кисть, но все равно добрался до штаба. Об этом он вспоминает очень тяжело.
«Помню вспышку перед глазами и осознание, что лишился кисти руки. Переждав все, я дошел до эвакуационной зоны по минному полю — это было около 10 км. Потом добрался до своих, где медики оказали помощь», — вспоминает ветеран.
Его наградили медалью «За отвагу». Выписавшись из госпиталя, Максим вернулся домой в Ирбит. Сейчас он работает социальным координатором фонда «Защитники Отечества». Его работа заключается не только в помощи с выплатами и документами, но и в поиске без вести пропавших товарищей.
— дай Бог ему здоровья!

ИСЦЕЛЕНИЕ ПСАЛМОМ.

Юлия Долматович. Эта история случилась в далеком северном монастыре, куда я, будучи студенткой филологического факультета университета, отправилась с целью ознакомления с монастырской жизнью, а также с жизнью Русского Севера, который манит меня до сих пор. Монастырь затерялся в бескрайних лесах и холмах … Зимой там почти все время была ночь. Странно и сказочно было видеть эти могучие раскидистые горы-холмы псковской земли, толстые стены церквей, похожих на крепкие грибы-боровики. И сосны, а также дубы - настолько широкие в обхвате, что невольно я думала, глядя на них, о героях святоотеческого предания и вспоминала невероятную былинную стойкость русских богатырей. Подобно ангельским очам горели над здешним мирозданием огромные бриллиантовые звезды. В центре монастыря, куда я приехала, стоял величественный каменный храм в честь Архистратига Михаила, а вокруг него потонули в снегах немногочисленные келии инокинь. Гостей в монастыре было немного – я одна. И меня тут же определили помогать на кухню, которой заведовала старенькая монахиня Анфиса. Я готовилась перед поездкой к трудностям, но все-таки они застали меня врасплох. С утра до вечера я мыла и чистила овощи, таскала воду и дрова, мыла посуду, пол, выполняя на кухне всю грязную работу, приобщаясь к трудной жизни затерянных в глуши подвижников. А ведь я к тому времени изучила старославянский язык, могла читать и петь, неплохо знала церковную службу, что можно было сказать не про всех насельников. Мне, конечно, хотелось бы тоже помогать в храме, но туда меня не звали. Да и матушка Анфиса была совсем неразговорчива. И вот, однажды, все инокини во главе с настоятельницей уехали по приглашению в другой монастырь. Остались лишь молодой священник, да те из старушек - насельниц, которые никуда уже не ездили. Я, жительница более теплого региона, даже не подозревала, как крепки псковские морозы. Мои ботиночки и пальтишко (зато черное) никак не могли помочь с ними справится. И я простыла, да так, как не простывала еще никогда. Стою я на своей кухне, чихаю без остановки, слезы текут, из носа течет могучим потоком, горло как наждачка, пятый платок в руках совершенно мокрый, а я стараюсь работать. Анфиса молчит. Тут заходит к нам молодой священник. - Анфиса, к нам же сегодня люди придут из окрестных деревень, Дмитровская суббота начинается! Службу-то читать некому! - Я вообще неграмотная, отвечает Анфиса. - А Иулия наша-то говорила, что службу читать может! Тут Отец Трифон посмотрел на меня, - пусть она и читает, отпусти ее с кухни! - Отец Трифон, говорю чуть не плача, - я ничего не могу читать, - я совсем заболела. Пауза. - Анфиса, так вылечи ее! Читать-то сегодня совсем некому! - Как мне ее лечить? Она сама не молится. Вот ее бес-то и мучает… - Ну, это ты уж как знаешь, а надо, чтоб к четырем часам она читала… Тут уж я не выдержала: - Анфиса! Ну какой еще бес? При чем тут молитвы? Ты же видишь, я мерзну, лучше бы валенки мне дала… Слезы теперь уже не на шутку жгли мне глаза. Черствость старой монахини меня просто поразила. Себя было ужасно жалко. Поворчав еще немного, Анфиса усадила меня у печки. Дала свои валенки и свои четки: - Читай, горе наше, девяносто раз 90-й псалом. - И чем мне это поможет? А чаю горячего? - Читай и не болтай, - был ответ. И я стала читать, передвигая пальцы по бесконечным монашеским четкам. Много ли, мало ли времени прошло… - Анфиса, я все прочитала. И, кажется, поправилась. Болезни во мне не было и следа. Зато, неведомо откуда, появились силы. - А я что говорю... Ну, иди уже в храм, люди собираются, - ответила монахиня. Службу я прочитала здоровым голосом и ни разу не чихнула. Да и потом долго еще не болела. А суровая матушка Анфиса с тех пор стала казаться мне добрейшим человеком! Прошли годы, прежде чем я поняла, какой именно «бес» тогда меня мучил. Я его не видела в себе, а старая неграмотная, но опытная монахиня распознала сразу: имя этому бесу – гордость или гордыня. В православной практике этот «бес» изгоняется смирением, а научиться настоящему смирению – целая наука! Многовековой опыт подвижничества научил православных иноков и инокинь бороться с ним мягко, не унижая человека. Такой опыт часто описывается в монастырских патериках. Вот только читать истории чужого смирения - очень интересно... совсем другое - оказаться самому на месте незадачливого паломника.