Прорывист

Про биологическую комбинаторику  #философия Из книги А. Маркова «Рождение сложности»: «Отдельные эволюционные идеи высказывались учеными и философами еще в античные времена. Автором двух важнейших эволюционных идей, или моделей, — естественного отбора и «блочной сборки» — был древнегреческий философ Эмпедокл. Он полагал, что живые существа возникли в результате случайного комбинирования частей — голов, рук, ног и т. п. — и последующего отбора удачных вариантов. Другой древний философ, Анаксимандр, в полном соответствии с данными современной науки утверждал, что предками людей были рыбы…» При том, что сама книга-то хорошая в целом как пропаганда научного знания (не без недостатков, о которых я бы писал более развернуто), меня эта цитата, например, резанула. Марков, как многие другие ученые-естественники, с философией не дружит, считая все это болтологией, а в лучшем случае однобоко воспринимая философию как «метанауку», не подозревая, что у нее есть самостоятельный объект изучения — самые общие законы движения материи, которые не равны совокупности частных. Марков приукрашивает действительность. Дело в том, что даже Гераклит, который выдвинул множество диалектических идей и в частности постулировал изменчивость и движение, не говорил о векторе изменчивости. Греки с их атомизмом вовсе не предполагали развития в том виде, в которым его предполагает современность, как имеющее вектор от простого к сложному. Греческий атомизм развитие и изменение понимал как простую комбинаторику, потому у Эмпедокла процесс этот случаен. Точно так же, как другие материалисты древней Греции, Анаксимандр полагал все сущее комбинацией неких «начал» — в частности, воды, воздуха и огня, соответственно, из комбинирования он выводил все остальное. В силу того, что все живые существа в ПРИНЦИПЕ он полагал производными от воды, логично, что именно от рыб он выводил человека (но у него человек выходил из рыбы непосредственно — как «сформированный в утробе»). Эта его догадка имеет важное значение как иллюстрация общей идеи изменения ВСЕГО СУЩЕГО, но не конкретно эволюционных идей, это все та же механическая комбинаторика, разбавленная некоторым магизмом древней мифологии. Почему Милетская школа так и не дошла до НАСТОЯЩЕЙ материалистической диалектики? Потому что полагала НЕИЗМЕННЫМ мир в целом — то есть, N-ное соотношение первоначал и «абсолютно неделимых» атомов, которые в различном количественном соотношении комбинируются. Вопрос качества и изменчивости самих первоначал греки не рассматривали — над ними довлел «дух абсолюта», который для них был не абстрактен, а предельно конкретен — например, тот же Анаксимандр, говоря о таком первоначале, как «земля» качество ее не определял, а брал как абсолют при всей ее конкретности. Таким образом, при невнимании к качеству движение носило все таки ЧАСТНЫЙ характер, а неизменность была абсолютной при том, что древнегреческие диалектики выводили ЗАКОНЫ ДВИЖЕНИЯ. Впрочем, об этом упоминал и Маркс в своей диссертации — он, например, цитирует Аристотеля по этому поводу: «Поэто­му Левкиппу и Демокриту, утверждающим, что первичные тела вечно движутся в беспредельной пустоте, следовало ска­зать, какого рода это движение и какое движение соответствует природе этих тел». Несколько далее Маркс приводит характерное для древнегреческих материалистов утверждение о совокупности комбинирования одних и тех же атомов высказывание Эпикура: «Вселенная есть тело… если бы не было того, что мы называем пустотой, местом и неосязаемой природой… Из тел некоторые представляют собой соединения, другие же то, из чего эти соеди­нения образуются. Последние неделимы и неизменяемы… По­этому первоначала необходимо должны быть неделимой телес­ной природой». Полагаю, ясно видно, какая пропасть лежит между древнегреческим материализмом и диалектическим материализмом Маркса. Материалистическая диалектика процесс развития не полагает случайным — неисчерпаемость материи вглубь как раз предполагает строгую причинность, закономерность всех процессов. Именно поэтому биологи-сторонники Лысенко выдвигали идеи принципиальной возможности наследования приобретенных признаков (при всех недостатках конкретной формы этой идеи, выводов и реализации) — одной из частностей аргументации «за» было отрицание случайности естественных мутаций. Несмотря на то, что современная биология умеет до некоторой степени управлять некоторыми мутагенными факторами, представление о спонтанности мутаций и отборе из случайных изменений есть основа эволюционной теории. При том, что тем же Марковым оговаривается «неслучайность случайностей», на практике статистика «забивает массой» эту мысль, соответственно, ею пренебрегают. И тут начинается механицизм. Случайные комбинации генов, случайно возникая, «пассивно встраиваются» в окружающую среду путем отбора — эту систематически пропагандируемую биологами идею, недалеко ушедшую от мысли Эмпедокла о комбинировании рук и ног, в своем составе неизменных, своеобразно «опрокинутую» в микробиологию, поддерживает «от противного» и экспансия в массовое сознание религиозного сознания. Мысль креационистов о «разумном замысле» многие естественнонаучники склонны парировать тезисом о случайности и бессистемности изменений самих по себе (дабы исключить мысль о «разумности». Но идеализм как раз путает понятие «разумность» и «закономерность» — особо ярко это видно, например, у Гегеля) и детерминированность отбора как фактор определенности процесса. Докинз злоупотребляет этим, например, до прямой вульгаризации. И не только этим. В то время как философский принцип причинности настоятельно требует поиск детерминированности генетических изменений. И биология активно работает над этим, есть результаты. Но тем не менее в философской форме эта идея не выражается в достаточной ясности, а эволюционная теория сводится к генетической комбинаторике. Это в целом характерный пример, когда естественные науки, не имея диаматической базы, «не успевают» за философией. Ну, и в качестве курьеза по этому поводу — коммарик [имеется в виду блогер kommari], например, на основании непонимания, что от материализма древних греков до материализма диалектического — огромное расстояние, считает, что древние греки могли бы совершить НТР на базе имевшейся науки, если бы не злые варвары вокруг… Если бы коммарик владел основами истмата, то такой чуши бы не нес. Проблема в том, что развитие науки идет нога в ногу с экономическими возможностями. Греки не могли «прыгнуть» выше, чем до механистического атомизма и недоразвитой диалектики вне зависимости от того, насколько воинственными были соседи. Древнегреческие полисы развивались по достижении определенного экономико-технического уровня крайне медленно — периоды по 300 лет, когда экономический уровень полисов оставался неизменным. Развитие было экстенсивным — как и вообще при рабовладельческих отношениях любой формы, интенсифицировать его без концентрации ЕЩЕ БОЛЬШИХ масс рабов было невозможно. Греки добились внушительного прогресса в судостроении, строили гигантские многопалубные суда, но Атлантику так и не переплыли. Почему? Рабовладение мешало. Зачем развивать парусное вооружение судна, если проще тысячу рабов за весла посадить, чем вырастить столько льна или шерсти, чтобы оснастить даже вчетверо меньшее судно? Откуда брать рабов? Войны. Это не агрессивные варвары лезли в процветающие греческие полисы за богатствами, это полисы лезли к варварам за рабами и продуктами с/х, чтобы кормить растущую армию рабов. Империя Александра Македонского вызрела не в отсталой Македонии, она вызрела в самой Греции — конгломерате полисов, осознававших невозможность развития без дешевых рабов и земель для выращивания зерна и скота. Сожрав больше, чем смогли переварить, греки закономерно перешли к экстенсификации хозяйства. Преодолеть эту дурную закономерность греки не могли — способ производства не позволял этого. Нужна была революция — но революция рабов на том уровне производства не могла ничего толкового предложить, кроме экстенсивно разбрестись по хижинам с натуральным хозяйством, что и делалось. Эта чехарда с периодами интенсивного и экстенсивного развития эксплуататорской формации продолжались вплоть до 14 в. н.э., когда техника медленным шагом и робким зигзагом доползла до зачатков мануфактуры и подорвала сам принцип неэкономического принуждения. Вот тогда наука в форме технического прогресса стала значить что-то. Бортник

Луначарский о богостроительстве и богоискательстве #история #философия О статье А. Луначарского Распространение религии в современном обществе, несомненно, вызывает некоторый протест и резкое отторжение не только у передового пролетариата и революционно настроенной интеллигенции, но и среди некоторой части мелкой и даже крупной буржуазии, части буржуазной интеллигенции и остальных групп атеистически воспитанного в советское время населения. Навязывание религиозных предрассудков и вмешательство церкви в общественную жизнь вызывает протест как часть наступления на гражданские права (свобода совести, отделение церкви от государства) и без того угнетенного трудового населения России. Это, несомненно, вызывает попытки объединения атеистически и антиклерикально мыслящих людей в организацию, ибо, как известно, организация удесятеряет силы, а атеизм в современном российском обществе резко ослаблен государственной политикой РФ, далекой от идеалов светского буржуазного государства. На сегодняшний момент, кроме разрозненных групп энтузиастов, существует несколько достаточно крупных атеистических организаций. Однако эти организации создавались откровенными сторонниками буржуазии, что непосредственным образом отразилось и на концепции атеизма в их идеологии. Например, Русское Гуманистическое Общество, либеральная организация, открыто декларирующая атеизм в своей идеологии, в то же время использует философский атеизм, чтобы расправиться со своими идейными противниками в вопросах общественного устройства, полагая марксизм… разновидностью религии. Либеральных атеистов весьма мало волнует, что тем самым они не только нагло искажают атеистическую концепцию и историю атеизма, но и подрывают научную базу своего атеизма, так как только марксистская теория религии действительно объяснила общественные закономерности возникновения и развития религий. «Доказательство» того, что марксизм - это религия, оригинальностью и научной глубиной у либералов не блещет, в основе таких «доказательств» лежит поверхностное сопоставление внешних атрибутов коммунистической партии и общественной жизни в советский период, сопровождаемой разного рода натяжками и передергиваниями, абсолютизация талмудизма и начетничества малограмотных людей, называвших себя марксистами, а также спекуляция на попытках некоторых левых идеологов создать из коммунистической теории некую «религию» или же конвергировать ее с традиционными религиями (например, христианством или мусульманством). Несмотря на то, что эти тезисы весьма примитивны, в настоящее время практически все крупные организации атеистов в России настроены явно антикоммунистически и не признают марксизм как составную часть атеистического движения, фактически изолируют марксистов от организованной части этого движения и зачастую ведут антимарксистскую пропаганду. В вопросах борьбы с религией марксизм, безусловно, остается на тех позициях, что только полное уничтожение частной собственности и научное плановое развитие бесклассового общества способны уничтожить социальные условия существования религии. Исходя из этого, мы считаем, что либеральные интеллигенты, выступая против религии, выступают лишь половинчато - с одной стороны, критикуя религию и церковь, они противодействуют в определенной мере распространению в массовом сознании религиозных идей, но с другой, выступая за сохранение капиталистических отношений, поддерживают те условия, которые служат сохранению религиозных предрассудков - нищету, безграмотность, эксплуатацию, которая порождает в забитом сознании пролетария стремления к поиску некой иллюзии для утешения. Очевидная выгодность религии для правящего класса предпринимателей делает внедрение в пролетарские массы и поддержку религии составной частью его политики, что в совокупности с последствиями эксплуатации делает невозможным полное уничтожение религии в обществе. Очень часто либеральные атеисты выступают за «атеизм для себя», объясняют атеизмом свое равнодушие к нуждам бедняков, свою безнравственность и вседозволенность. В этих условиях, марксистам в борьбе против религии приходится воевать на два фронта - как против либералов, пытающихся, что бы они ни писали о борьбе с религией как таковой, ограничиться буржуазным «светским государством», то есть государством, не поддерживающим ни религии, ни атеизма, так и против собственно против религии. Тактически в своей борьбе против капитализма марксисты крайне заинтересованы в борьбе даже за «светское буржуазное государство» в условиях, когда государство активно использует религиозную идеологию для оправдания и поддержки капиталистических интересов и само внедряет ее в общество. И в этой борьбе мы не только можем, но даже обязаны вступать в союзы с атеистами, пусть и не стоящими на позициях марксизма, непоследовательными, либеральными атеистами. Такие союзы должны заключаться постольку, поскольку марксисты в настоящее время крайне слабы, чтобы практически добиться уступок в этом вопросе самостоятельно. Вполне вероятно, и скорее всего, именно так и будет, что мы в этой совместной борьбе сумеем склонить часть участников атеистического движения на нашу сторону, однако для того, чтобы это сделать, надо в первую очередь, развеять культивируемый либеральными идеологами миф о том, что марксизм есть религия, активно противодействовать нападкам на марксизм с подобных позиций, всячески отмежевываться от тех течений в левом движении, которые пытаются совместить марксизм с религией, проповедуют прогрессивность тех или иных религий или же конструируют некие «социалистические религии». Только критикой отступлений от марксизма некоторых «коммунистов» и отстаиванием марксизма как науки мы сможем привлечь на свою сторону многих из тех честных людей, которые борются с религией в составе тех или иных буржуазных организаций атеистов. В настоящее время левое движение в России не может похвастаться четкой атеистической позицией. В основном отход от атеизма происходит за счет КПРФ, которая, используя коммунистическую символику и внешние атрибуты, фактически не имеет никакого права на коммунистическое название. КПРФ не только отошла от атеизма, но и более того, пытается привлечь религию в основу своих концепций, распространяет религиозные воззрения, и даже строят храмы от имени коммунистов. Находятся в ее рядах и «мичуринцы», пытающиеся вывести гибрид религии и марксизма. В своем движении вправо, к национализму и фашизму КПРФ увлекает и ряд разрозненных и растерянных интеллигентов, считающих себя марксистами. Неоднократно приходится слышать от таких «марксистов» о непреходящей ценности христианской этики и, следовательно, необходимости некоторой религии, что дает повод либералам, глядя на этих ренегатов, использовать это для критики марксизма. А между тем эта ситуация совсем не нова. В 1908-1912 гг. в РСДРП проходила дискуссия о философских основах марксизма, результатом которой стал известный ленинский труд «Материализм и эмпириокритицизм». В этой дискуссии принимали участие и приверженцы такого течения, как «богостроители», пытавшиеся представить марксизм как некую религию, основным идеологом «богостроительства» был А.В. Луначарский, а наиболее известным приверженцем - А.М. Горький. Эта теория полностью проиграла битву за партийные умы - партия решительно отвергла подобную теорию как антимарксистскую, сама теория осталась достоянием крайне узкого круга интеллигентов, а сам А.В. Луначарский позднее искренне признал свои ошибки в философских вопросах и внес существенный вклад в развитие истории религии, истории и теории атеизма в СССР. Его имя как одного из теоретиков атеизма было знаменито после блестящей защиты атеистического мировоззрения в ряде у публичных дискуссий 20-30-х гг. с представителями церкви, в частности, с митрополитом «обновленной православной церкви» Введенским. Однако представители религии пытались часто использовать ошибочные работы самого Луначарского и других представителей «богостроительства». Например, в воспоминаниях К.И. Чуковского есть описание диспута А.В. Луначарского с А.В. Введенским: «…Церковники не забывали его (Луначарского) старых грехов, и впоследствии, уже в советскую пору, митрополит Александр Введенский на одном из публичных диспутов с Анатолием Васильевичем Луначарским использовал его старую книгу («Религия и социализм», т.1-2, 1908), которую сам автор давно осудил. Прочитав из нее несколько «богоискательских» строк, Введенский обратился к аудитории с вопросом: - Знаете ли вы, кто написал эти благочестивые строки? И, выдержав эффектную паузу, ответил: - Нарком Луначарский. Луначарский возразил не сразу. Он долго говорил о другом и, лишь сойдя с трибуны и шагнув по направлению к выходу, вдруг словно спохватился: - Ах, да. Я совсем позабыл ответить моему оппоненту… вот о тех строках, которые он сейчас процитировал. Строки эти действительно написаны мною. Помню, прочтя их, Владимир Ильич сказал: «Как Вам не совестно, Анатолий Васильевич, писать такую чушь! Ведь за нее всякий поганый попик схватится». И ушел под ураган аплодисментов» [Корней Чуковский. «Луначарский (Из воспоминаний)» - Новый мир, 1959, №11, стр.229] Предлагаемый читателю текст представляет собой мемуарную записку Луначарского о партийной дискуссии 1908-1910 гг., в которых он сам анализирует причины своих ошибок и критикует их. Надеемся, что данный материал послужит к остужению либералов, пытающихся в философской дискуссии о богостроительстве и богоискательстве в РСДРП, а также в попытках КПРФ примазаться к милостям божьим, найти доказательства «религиозности» марксизма, чтобы монополизировать атеизм и не допустить марксистов к атеистическим массам. Александр Лбов Ноябрь 2005 К вопросу о философской дискуссии 1908-1910 гг. [Текст взят из сборника Луначарский А.В. «Об атеизме и религии (Лекции, статьи, письма и другие материалы» М.: «Мысль», 1972. стр. 448-453. К статье было примечание редакции сборника: «Публикуется первая часть статьи А. В. Луначарского «В атмосфере реакции», написанной для 2-го тома «Литературного наследства» в 1931 г. Впервые опубликована в 1970 г. (см. «Литературное наследство», т. 82. М., 1970, стр. 497).»] В моей уже долгой жизни и в моей довольно обширной литературной деятельности имеется немало ошибок, среди которых есть и серьезные. Но самая моя большая ошибка - это именно та, с которой связаны опубликованные в первой книге «Литературного наследства» материалы из протоколов совещаний расширенной редакции «Пролетария» [На заседании расширенной редакции «Пролетария» (21-30 июня 1909 г.) 23 июня была принята следующая резолюция: «Принимая во внимание, что в настоящее время, когда - в атмосфере упадка общественного движения - рост религиозных настроений в контрреволюционной буржуазной интеллигенции придал этого рода вопросам важное общественное значение и что в связи с этим ростом религиозных настроений делаются ныне и отдельными социал-демократами попытки связать с социал-демократией проповедь веры и богостроительства и даже придать научному социализму характер религиозного верования, расширенная редакция «Пролетария» заявляет, что она рассматривает это течение, особенно ярко пропагандируемое в статьях т. Луначарского, как течение, порывающее с основами марксизма, приносящее по самому существу своей проповеди, а отнюдь не одной терминологией вред революционной социал-демократической работе по просвещению рабочих масс и что ничего общего с подобным извращением научного социализма большевистская фракция не имеет» (см. Протоколы совещания расширенной редакции «Пролетария». М., 1934).] Самое воспоминание об этих ошибках, которые заслужили немедленного и строгого осуждения партии в лице редакции «Пролетария», для меня, конечно, достаточно тягостно. Но мы имеем здесь дело со страницей истории партии, страницей, на которой я играл столь невыгодную для меня роль, но все же по-своему ценной в связи со всей ситуацией тех годов. Как раз та эпоха была для меня эпохой аккумуляции всевозможных ошибок. Очевидно, я еще ни в какой мере не изжил в себе интеллигентского ошибочного мышления и чувствования, что сумели сделать столь много товарищей, так же, как и я, принадлежащих по происхождению к интеллигенции, но вставших уже тогда обеими ногами на пролетарскую почву. Всю совокупность тогдашних заблуждений я теперь прекрасно понимаю именно как результат таких мелкобуржуазных интеллигентских наклонностей, заставивших меня пойти по неправильной линии - прочь от того твердого и светлого ядра партийной теории и партийной практики, которым руководил Ленин. Не разделяя эмпириомонистической философии Богданова, я тем не менее был близок к ней и во всяком случае не стоял ближе к партии, чем Богданов, в философском отношении, поскольку старался внести в марксизм совершенно чуждые ему элементы махизма, эмпириокритицизма. Рядом с этим (и, конечно, в глубокой связи с этим) я примкнул к Богданову и в политическом отношении, разделяя ложную политику ультиматизма. Но самым ложным шагом, который я тогда сделал, было создание своеобразной философской теории, так называемого богостроительства. В период поражения революционного движения 1905 года я, как и все другие, был свидетелем религиозных настроений и исканий. Под словом «богоискательство» в то время скрывалась всевозможная мистика, не желавшая компрометировать себя связью с уже найденным богом той или другой официальной религии, но искавшая в природе и истории этого несомненно мироправящего бога. Я напал на такую мысль: конечно, мы, марксисты, отрицаем существование какого бы то ни было бога и искать его нечего, потому что нельзя найти несуществующее. Но все же мы окружены огромным количеством людей, находящихся под известным обаянием религиозных запросов. Среди них есть такие круги (в особенности, как я думал, крестьянские), которым легче подойти к истинам социализма через свое религиозно-философское мышление, чем каким-либо другим путем. Между тем, рассуждал я, в научном социализме таится колоссальная этическая ценность; его внешность несколько холодна и сурова, но он таит в себе гигантские сокровища практического идеализма. Так вот надо только суметь в своеобразной полупоэтической публицистике вскрыть внутреннее содержание учения Маркса и Энгельса, чтобы оно приобрело новую притягательную силу для таких элементов. Руководствуясь этим фальшивым настроением, я написал ряд сочинений (среди них большой двухтомный труд «Религия и социализм»), в которых раскрывал научный социализм как шествие человека через социальную борьбу, науку и технику по направлению к все более неизмеримой власти над природой. Бога нужно не искать, толковал я, его надо дать миру. В мире его нет, но он может быть. Путь борьбы за социализм, т. е. за триумф человека в природе, - это и есть богостроительство. Правда, я в своих книгах тщательно указывал на то, что социализм, который я трактовал как наивысшую форму религии, есть религия без бога, без мистики, но на самом деле вся концепция представляет собой что-то вроде упрощенного фихтеанства, приспособленного к полуматериалистическому способу выражения. Контроль партии скоро заставил себя чувствовать. Субъективно он был для меня крайне неожиданным. Когда в «Пролетарии» появилась статья «Не по дороге», я был глубоко огорчен и раздражен. [«Не по дороге» - редакционная статья газеты «Пролетарий» 12-25 февраля 1909 г., № 42.] Субъективно мне казалось, что я делаю полезное для партии дело, и некоторое время я продолжал сопротивляться, настаивая на том, что моя концепция есть тот же марксизм, только одетый в особые одежды, рассчитанные на эффект в определенной среде, и что мои определения социализма, мое выражение «богостроительство» нисколько не лишают мою концепцию характера самого последовательного атеизма. Когда человек партийный хочет защищать сваю заведомо ложную точку зрения, он со ступеньки на ступеньку катится ниже. Моя статья во второй книжке «Литературного распада» была чрезвычайно неудачна со всех точек зрения. Она была полна раздражения и попыток апеллировать к «свободе мнения и творчества» в партии, к «широкому» пониманию марксизма против «узкого» и к тому подобным дряблым, опасным тенденциям борьбы с точными и ясными границами партийности, за гнилой либерализм для себя и для других, таких же «блуждающих искателей». Партия не могла не реагировать на это при любой обстановке. Но сюда привходили и некоторые причины, заставлявшие партию обратить на мои тогдашние, быть может лишенные какого-либо серьезного значения, книги обостренное внимание. Во-первых, я составлял часть группировки впередовцев, которая, чем дальше, тем больше, означалась как нетерпимая в общебольшевистской фракции. Во-вторых, меньшевики уже начали пользоваться философскими ошибками впередовцев, в том числе и моими грубыми заблуждениями, чтобы бросать тень на всю большевистскую фракцию. [См. Г. В. Плеханов. О так называемых религиозных исканиях в России (Г. В. Плеханов. Сочинения, т. 7. М., стр. 70-90; т. 13 стр. 211, 274-275).] Само собой разумеется, все постановления расширенной редакции и все другие акты, которые большевики-ленинцы предприняли против моих выдумок, были глубоко справедливы и выражали историческую необходимость. Все же я не сразу отошел от своих ложных позиций; я довольно легко и скоро убедился, что терминология моя никуда не годится, но я не замечал, что кроме терминологической путаницы во всей моей концепции была и политически недопустимая тенденция. В промежуток времени между осуждением партией моих построений и Февральской революцией я несколько раз при встречах с Владимиром Ильичей говорил с ним на эти темы. Самый большой разговор был в Копенгагене в августе - сентябре 1910 года. Я приехал туда как представитель группы «Вперед» на международный конгресс II Интернационала, но в течение всего съезда я работал в глубоком контакте с ленинцами и даже по их поручению представлял их в комиссии по вопросу о взаимоотношениях партии и рабочих кооперативов. Личные отношения с Лениным у меня никогда не прерывались. В общем он относился ко мне снисходительно, а я всегда к нему с величайшим уважением. Поэтому во время наших разговоров на всевозможные темы мы очень часто беседовали мирно, и Ленин проявлял всю ту исключительную обаятельность, которую он умел внести в частные товарищеские отношения. Но когда мы заговорили о моих богостроительских домыслах, то Ленин превратился в очень строгого учителя и заговорил в самом резком тоне, не стесняясь в выборе выражений. Мне кажется, что я и теперь могу передать с большей или меньшей точностью, что от него тогда слышал. По крайней мере то, что врезалось в мою память: «Самое позорное в этой вашей позиции, - говорил мне Ленин, - это то, что вы действительно воображаете, будто делаете честь марксизму, когда называете его величайшей из религий, и будто вы чем-то украшаете его, когда, не ограничиваясь этим мерзейшим понятием - религия, еще при помощи разных ухищрений притягиваете туда и позорное слово «бог». В то время как научный социализм есть нечто прямо противоположное всякой религии, в то время как всякий марксист является беспощадным борцом против религии, вы пытаетесь поставить социализм в одну шеренгу с религией, вы пытаетесь перебрасывать мосты через непроходимые бездны, которые отделяют материализм от всего хотя бы слабо попахивающего поповством. Вот это непонимание, повторяю, делает ваши ложные шаги такими отвратительными». Я пытался слабо защищаться и возражал: «Владимир Ильич, я думал, что социализм выиграет от раскрытия его этической ценности, от того, что он будет представлен как полный ответ на все религиозные проблемы и, таким образом, как завершитель и разрушитель, ликвидатор всякой религии. Я думал, что так будет по крайней мере в глазах людей, которые, не будучи пролетариями, своими особыми путями ищут дороги к пролетарской истине». Владимир Ильич с прежней жестокостью подхватил это мое возражение. «А на что нам симпатии людей, которые могут проникнуться к нам любовью, только если мы навяжем на себя всякое зловонное тряпье старых вреднейших предрассудков, давно уже во всех своих редакциях, служащих одним из главных способов держать умы- масс в слепоте?» Я помню, Ленин тут засмеялся, но отнюдь не дружелюбно. «Нет, - воскликнул он, - такие люди с таким богостроительством не приведут к нам крестьянского медведя. Этот медведь их не пустит назад. Вы скользите от марксизма в гнуснейшее болото, и если вы не опомнитесь и уже не станет яснее в головах от того удара, который на вас обрушила партия, то, боюсь, вы не сумеете спастись от самой неприглядной судьбы, жертвой которой делались и до вас всякие неустойчивые типы, случайно забредшие в ряды пролетарской партии и потом потерявшиеся черт знает в каком-то историческом мусоре». Я привожу эти гневные слова, ручаясь почти за полную их точность, именно для того, чтобы показать всю резкость и беспощадность осуждения Лениным моих религиозно-философских мыслей. Я лишь позднее познакомился с письмами Ленина к Горькому по этому поводу, и в них встречаются подобные выражения и в столь же резкой форме. [См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 48 стр. 226-228 230- 233] Когда грянула война, остатки впередовцев оказались на боевых антивоенных позициях. Когда пришла первая революция 1917 года, я немедленно поехал в Цюрих, где жил тогда Владимир Ильич, и предложил безоговорочно отказаться от всех разногласий и вступить в ряды ленинцев. Мое предложение было принято. Сейчас же вслед за поездом, который увез Ленина, поехал в Россию и я. Только благодаря тактическим постановлениям большевистского центра так называемая межрайонная организация, к которой я примкнул, не сразу вошла в партию большевиков: это произошло в июльские дни. [VI съезд РСДРП.] Я смею думать, что когда Центральный Комитет, руководимый Лениным, после Октябрьской революции, в подготовке которой я принимал посильное участие, призвал меня в Совнарком и поручил мне такой ответственный в культурном отношении наркомат, как Наркомат просвещения, то сделано эго было постольку, поскольку признали, что от прежние моих заблуждений во всем существенном и главном я сумел уже освободиться. Но говорить нужно все до конца. Я сделал в этой области, о которой я сейчас пишу чрезвычайно дурной шаг, если не ошибаюсь, в 1922 году или немного позже. Издавая целый ряд своих сочинений, я решился выбрать из моей книги «Религия и социализм» лучшие главы, которые казались мне непредосудительными, и опубликовать их под новыми названиями с оговаривающими предисловиями. В этих предисловиях я отказывался от старой терминологии, делая отступление от моих вредных позиций, но это нисколько меня не оправдывает. Ни с какими предисловиями и замечаниями, как бы далеко ни шла в них критика (а моя тогдашня самокритика была явно недостаточной), давать эти книги было нельзя. Если партия в то время не высказала мне прямо своего выговора за такое неуместное возобновление вредных и осужденных книг, хотя бы и в переделанном виде, то это не лишает необходимости подчеркнуть здесь, что я считаю это переиздание старых epeceй безусловно недопустимой ошибкой. Я ограничиваюсь здесь этими строками. В связи с общей проверкой моих прежних работ мне придется более широко и подробно охарактеризовать мои блуждания, от которых я могу отделаться только путем самого внимательного их анализа, путем вскрытия их несостоятельности, вредности, путем самого решительного отказа от всех следов моих ложных учений Анатолий Луначарский Май 1931

Природа агрессивности, которую проявляют рабочие к предпринимателям ПРОТИВОПОЛОЖНА, по своей природе, той агрессивности, которую предприниматели проявляют по отношению ко ВСЕМ. Из статьи «Абсолютный и основной экономические законы коммунизма» - http://www.proriv.ru/articles.shtml/podguzov?abs_zak_komm_1996

О рок-музыке #культура Даже в капиталистическом обществе, несмотря на крайне низкий культурный уровень большинства, есть довольно большая группа людей, которых не удовлетворяет низкопробный уровень поп-музыки. Исторически сложилось, что своеобразной альтернативой попсе стала рок-музыка. Рок в самом начале своего существования представлял собой жанр преимущественно танцевальный, ничем не отличавшийся от поп-музыки и сливавшийся с ней. Но, по мере развития электронных инструментов, и, прежде всего, электронных синтезаторов, которые максимально упрощают проигрыш минимально необходимых мелодий и ритмов, непременных атрибутов поп-музыки, рок стал выделяться в качественно отличный жанр. Сам по с

Причины внедрения принципов «социального государства» #политика Исторический оптимизм коммунистов основывается на том, что современные буржуа, пережив крупные социально-политические потрясения ХХ-го века, и потому, ценя гражданский мир в странах своего проживания, вынуждены применять псевдокоммунистические методы ослабления социальной напряженности в обществе. Наиболее заметным из них является институт пособий по безработице, который доказывает, что распределение по потребностям, а потребности сотен миллионов мелких западных обывателей, т.е. плебеев, как и в СНГ, сводятся к объему желудка, т.е. к “потребительской корзине”, существенно снижает уровень конфликтности и политической нестабильности в обществе. Иными словами, реальное применение коммунистического принципа: “От каждого по способности, каждому по потребностям”, даже в капиталистической форме, приводит к оттягиванию сроков начала гражданской войны в обществе, хотя и не избавляет его от периодических массовых погромов магазинов в крупных городах США, от роста количества средних канадцев, ворующих в супермаркетах, от неуклонного роста самоубийств, алкоголизма, наркомании и других форм суицида во всех демократических странах. Из статьи «Коммунизм против оппортунизма» - http://proriv.ru/articles.shtml/podguzov?komm_vs_kum_1995

Карл Маркс VS леваки - "практики" #политика "Союз Коммунистов" до самого окончания своего существования был собранием самых разнообразных личностей - от действительных коммунистов, которые были озабочены вопросами стратегическими до проходимцев и авантюристов, а то и просто катастрофически малограмотных вейтлингианцев, прудонистов, сен-симонистов и прочих, которых мутная волна буржуазной революции прибивала к коммунизму тем или иным боком. Одним словом, примерно такой же винегрет, который мы имеем сейчас в любой из громко бряцающих лозунгами организаций. Маркс, фактически, всю свою деятельность в "Союзе коммунистов" совмещал с отбиванием тех или иных нападок "товарищей", о которых позднее отзывался очень неприязненно и был этому весьма не рад. К 1851 у него сложилось четкое мнение, что с таким активом кашу не сваришь, тем более, что к моменту написания письма Маркс был весь поглощен работой над "Капиталом" и вопросы, которые касались СК, для него были детскими играми по сравнению с его научной работой. Стоит обратить внимание на терминологию - "партия... перестала для меня существовать". Далее он мотивирует: "я глубоко убежден в том, что мои теоретические работы приносят больше пользы рабочему классу, чем участие в объединениях, время для которых на континенте миновало." Любопытен упоминаемый момент с Леви - тот приглашал Маркса стать вождем дюссельдорфских рабочих. Маркс отказался, считая это буржуазной авантюрой. Практика позднее показала, что оно так и есть, а Леви - проходимец, и вовсе не потому, что еврей. Тогда после визита Леви он написал Энгельсу большое письмо, посвященное политической экономии, попутно упомянув и об этом эпизоде в одном абзаце. Ясно, что научные интересы Маркс всегда ставил выше, гораздо выше всех локальных восстаний, голодающих рабочих, потому что ясно видел несостоятельность попыток что-то строить на ненаучной почве, пусть даже если этим занимаются широкие пролетарские массы. Маркс — Фрейлиграту, 29 февраля 1860 г. "...Прежде всего замечу, что с тех пор, как в ноябре 1852 г., по моему предложению, Союз был распущен, я больше никогда не принадлежал и не принадлежу ни к какому тайному или открытому обществу, и, следовательно, партия в этом совершенно эфемерном смысле слова вот уже восемь лет как перестала для меня существовать. Лекции по политической экономии, которые я читал после выхода моей работы (с осени 1859 г.) некоторым передовым рабочим, в том числе и бывшим членам Союза, не имели ничего общего с закрытым обществом, даже меньше, например, чем доклады г-на Герстенберга в Шиллеровском комитете. Ты помнишь, что я получил от руководителей довольно разветвленного нью-йоркского Коммунистического союза (в числе их был и Альбрехт Комп, директор Генерального банка, 44, Exchange Place, New-York) прошедшее через твои руки письмо, в котором меня в сущности просили реорганизовать старый Союз. [Имеется в виду Коммунистический клуб в Нью-Йорке, который был создан в 1857 г. по инициативе немецких революционных эмигрантов Ф. Камма и А. Компа. В его деятельности известную роль играли соратники Маркса — И. Вейдемейер, Ф. А. Зорге, Г. Мейер, А. Фогт.] Прошел целый год, прежде чем я ответил, а затем я написал, что с 1852 г. я не связан ни с каким объединением и что я глубоко убежден в том, что мои теоретические работы приносят больше пользы рабочему классу, чем участие в объединениях, время для которых на континенте миновало. После этого в лондонской газете «Neue Zeit» г-на Шерцера не раз помещались резкие нападки на меня за эту «бездеятельность»; хотя мое имя и не упоминалось, но было совершенно ясно, о ком идет речь. Когда Леви приехал (в первый раз) из Дюссельдорфа — он и тебя тогда часто посещал, — он вздумал даже соблазнять меня обещанием поднять восстание фабричных рабочих в Изерлоне, Золингене и т. д. Я резко высказался против такого бесполезного и опасного безумства. Кроме того, я ему заявил, что не принадлежу больше ни к какому «союзу» и ни в коем случае не могу вступать в такого рода объединения, хотя бы уже потому, что подобные связи опасны для наших людей в Германии. Леви вернулся в Дюссельдорф и, как мне вскоре оттуда написали, с большой похвалой отзывался о тебе, всячески обличая в то же время мое «доктринерское» безразличие. [Маркс имеет в виду первый приезд в Лондон во второй половине декабря 1853 г. Густава Леви, немецкого социалиста из Рейнской провинции, впоследствии одного из активных деятелей Всеобщего германского рабочего союза. Леви приезжал к Марксу с поручением от дюссельдорфских рабочих. При своем посещении Леви пытался убедить Маркса в необходимости восстания в Германии и готовности к этому со стороны фабричных рабочих Рейнской провинции. Маркс, однако, доказывал Леви несвоевременность восстания, равно как и сделанного Леви предложения возобновить деятельность Союза коммунистов в Германии. Позиция Маркса объяснялась тем, что при господствовавшей в то время жестокой политической реакции в Германии, при отсутствии революционного подъема во Франции и Англии, при благоприятной для буржуазии экономической конъюнктуре ни о каком успешном восстании в Германии не могло быть речи.] Итак, о «партии» в том смысле, в каком ты о ней пишешь, я ничего не знаю начиная с 1852 года. Если ты — поэт, то я — критик, и, право, с меня хватит опыта 1849—1852 годов. «Союз», так же как и Общество времен года в Париже, как сотни других обществ, был лишь эпизодом в истории партии, которая повсюду стихийно вырастает на почве современного общества.…" [Общество времен года (Societe des Saisons) — тайная республиканско-социалистическая заговорщическая организация, действовавшая в Париже в 1837—1839 гг. под руководством Бланки и Барбеса.]

Против "философской критики" научного централизма  #философия Пользователь ВК Владимир Антонов прокомментировал научный централизм: 1. "Представление о том, что группа мудрецов (как вариант, король-философ) способна лучше всего понять окружающий мир и, соответственно, лучше всего принимать решения, основываясь на этом понимании - следствие разоблаченного еще Гегелем заблуждения о том, что мышление протекает исключительно в сознании". - хочется воскликнуть, перефразируя персонажа Дефо: "Бедный, бедный Владимир Антонов". Он безнадежно запутался в теории познания. Ну как можно забыть о том, что Гегель был объективным идеалистом, и для него мышление было всего лишь восхождением к объективной истине - а именно, абсолютному духу, существующему априорно и безотносительно любого сознания. Познание для Гегеля - это срывание готового яблочка с дерева. Для материалиста же познание - это вылепливание в сознании копии яблока, по возможности как можно более похожего на оригинал, и практика с точки зрения теории познания - это лишь процесс сравнения оригинала с моделью. Выстраивание новой модели, не имеющей аналога в объективной реальности же происходит именно в сознании, и только потом реализуется в практику - в приведение объективного мира в соответствие с теоретической моделью. Антонова явно смущает тот факт, что построение новой модели и практика в подавляющем большинстве случаев происходят практически одновременно, предшествование теории неявно и практика от теории практически неотделима. Однако мышление само по себе НИЧЕГО НЕ РАЗВИВАЕТ, стремление отождествить мышление с практикой вне зависимости с какой стороны это отождествление предпринимается - практика ли объявляется мышлением или мышление практикой, есть в одинаковой степени идеализм, представляющий мышление в качестве самостоятельного объекта материального мира, игнорирующий отражение. Почему в данном случае вопрос об отражении столь важен? Почему Ленин на проблеме отражения подробно останавливался? Потому что вопрос о качестве отражения есть фактически вопрос о КАЧЕСТВЕ МЫШЛЕНИЯ. Смешивать мышление с практикой (к вопросу, один из тезисов ильенковщины) означает говорить о "неважно каком" мышлении и "неважно какой" практике. Антонов совершенно неслучайно превозносит "практику вообще", игнорируя ее качество: "А кто осуществляет всю практическую деятельность? Пролетариат и трудовая интеллигенция. Именно они сталкиваются с противоречиями, причем, пусть и в сыром виде обыденных представлений, но наиболее остро, точно и повсеместно. И поэтому их оценка степени снятия противоречия предложенным сверху решением является чрезвычайно важной и показательной." Проблема только в том, что качество мышления определяет качество практики (и не наоборот, в силу того фактора, что в сознании объективный мир именно отражается, а не входит в него непосредственно). Диалектика как раз в том и состоит, что единство теории и практики на самом деле не единство, а рассогласованность, которая порождает постоянное движение от теории к практике, их постоянное взаимодействие, что позволяет о единстве говорить. Практика может отражаться в мышлении, но собственно теорий не рождает. Пролетариат и трудовая интеллигенция показывают уже много лет нам УБОГУЮ, ЭКОНОМИСТСКУЮ, РАБСКУЮ, а вовсе не революционную практику, и из этой практики не рождается никакой теории, так как качество отражения нулевое. Антонов этого в упор не видит, и видеть в принципе не хочет, для этого ему и понадобилось издалека начинать песню о том, что мышление в сознании-де не протекает, а протекает в подъемном кране в процессе практики. 2. Затем наш мудрец поет дифирамбы "практикам" и "обратной связи": "Пролетариат и трудовая интеллигенция. Именно они сталкиваются с противоречиями, причем, пусть и в сыром виде обыденных представлений, но наиболее остро, точно и повсеместно. И поэтому их оценка степени снятия противоречия предложенным сверху решением является чрезвычайно важной и показательной. Отбрасывая важность обратной связи, важность контроля пролетариатом руководства, "научный централизм" парализует мышление общества как системы, т.к. не дает выражать скептицизм (вторая стадия мыслительного акта по Гегелю, она же антитезис) по отношению к тезису (основанному на представлении руководителей решению власти)". - тут полный набор спекуляций на понятии "практики". Как выше я уже говорил, практика - это реализация теории, и никак иначе. Практика без теории - это когда эпилептик в судорогах чашку ест, или свободное падение оступившегося с высоты, когда человек телом совершает какое-либо действие, но никакой теории при этом не участсвует. Хорошая теория - хорошая практика, плохая теория - плохая практика. Представление о том, что некто А дает теорию, а Б реализует ее на практике есть некоторое утрирование, в бытовых вопросах допустимое, а в философских вопросах нетерпимое ни под каким соусом. Потому что Б для реализации теории на практике должен ей сначала овладеть. И мы имеем не мудрецов, которые дают теорию, реализуемую рабочими, а рабочих, которые УЧАТСЯ теории и применяют ее на практике. Чисто теоретически можно использовать массы "вслепую", но, опять-таки, метод слепого использования предполагает ЛОЖНУЮ ТЕОРИЮ в мозгах исполнителей, а вовсе не отсутствие теории как таковой. Так вот, обратная связь от практики к теории осуществляется через отражение и осмысление опыта субъектом практики. О каком осмыслении практики человеком, у которого в мозгах ложная или плохая теория, можно говорить? Что осмыслит человек, ничего не знающий? Беда многих рассуждающих о "практике животворящей" в том, что они тех самых рабочих и интеллигентов ни черта не знают, а потому им невдомек, что в мозгах рабочих и ИТР, не обогащенных марксистской теорией, капиталистическая практика уже много лет как отражается в форме анархизма, национализма, религии, либерализма и пр. Именно этой "обратной связи" желают противники НЦ? Увлечение абстрактом играет дурную шутку с любителями голых схем типа "тезис-антитезис-синтез", потому что субъект отражения в материалистической теории познания в каждом конкретном случае един, его нельзя разорвать на некоего абстрактного "практика" и "теоретика", практик и теоретик едины в одном лице. Научный централизм как раз стремится к тому, чтобы практик овладел КАЧЕСТВЕННОЙ ТЕОРИЕЙ. Второй распространённой спекуляцией на понятии "практика" является представление, что в представлении НЦ теоретики - это некие марсиане, сидящие некоем в сферическом вакууме, никоим образом не включенные в практику. Во-первых, формирование теории само по себе является практикой в силу того, что это социально значимая деятельность, без теории никакой практики быть не может. Во-вторых, это уже сто раз говорилось еще Лениным и Сталиным, что теоретики (вожди) есть непосредственная составная часть субъекта социальной практики - т.е. класса. В-третьих, сторонники НЦ, занимающиеся преимущественно теорией, живут непосредственно в этом обществе и включены в социальные связи этого общества. Когда Антонов говорит о "мудрецах", то он забывает, что он при этом абстрагируется от всех остальных социальных связях и всей остальной социальной практике конкретных людей. Среди активистов журнала "Прорыв" нет людей из хрустальных замков на вершине горы. Есть научные работники, есть инженеры, есть служащие, есть студенты, есть рабочие, которые ежедневно занимаются той самой практикой, о которой так много рассуждают противники НЦ. И если говорить о качестве обратной связи, то есть существенная разница именно в качестве связи от рабочего, который изучил основные марксистские работы, загрузил свой мозг диалектикой, материалистической философией, которые самостоятельно учится практически ежедневно кроме работы по найму, и от любителя пива, у которого и курс его собственной специальности, который он изучал в ПТУ, в голове не задержался, а читать он умеет только освежитель в туалете. 3. Полная путаница с теорией познания проявляется в утверждении о том, что противоречивость есть свойство познания: "Другим свидетельством антидиалектичности вашей позиции является идея "научного единомыслия". Это оксюморон - еще Кант доказал, что познание по природе своей антиномично. Противоречия - примененное условие развития в диалектике; значит свободно от противоречий только то, что не развивается". Надо не быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что вопрос о научном единомыслии закономерно вытекает из единственности истины. Истина не может быть внутренне противоречивой, так как истина есть строгое соответствие сознания объективной реальности, а в реальности... никаких противоречий нет. Противоречие - целиком продукт сознания, это результат АБСТРАГИРОВАНИЯ от конкретных свойств единых вещей, когда одна ЧАСТЬ противоречит ДРУГОЙ ЧАСТИ в абстрактной форме. Объективно существующие противоположности же являются свойствами одного и того же общего, которое в абстрактной форме не может быть самопротиворечиво. Изучение Гегеля должно бы подсказывать, что процесс познания - это и есть снятие противоречия, происходящее в изучении всех свойств предмета. По Гегелю, в абсолютном духе (в нашем случае, истине) нет никакой противоречивости. Кант потому и остался Кантом, что не смог решать вопрос снятия антиномий, для Канта противоречие абсолютно и уходит корнями в непознаваемое, если несколько утрировать. Изученное противоречие есть снятое, потому требование антиномичности для науки -это требование "вечного невежества". По Антонову получается, что его "мудрецы", вечно изучая... ничему не учатся, а безрезультатно упражняются в тезисе-антитезисе. Если мы посмотрим на посиделки любых оппортунистов, то мы увидим именно эту картину - вечные споры, и никакого конечного решения. Другое дело, что любое единомыслие ОТНОСИТЕЛЬНО, в силу НЕПОЛНОТЫ ПОЗНАНИЯ, и полное единомыслие есть абстракция, к которому организация стремится точно так же, как в материалистической диалектике познание стремится к абсолютной истине (а Антонов посвятил немало интеллектуальных сил в борьбе с химерой). Развитие познания остановиться может только в том случае, когда будет познано ВСЕ ВООБЩЕ, а до тех пор, пока есть непознанное, ЧАСТЬ познанного, познанное неполно всегда будет до некоторой степени "противоречиво" в терминологии Антонова - то есть, относительно нее будут одновременно существовать противоположные мнения. Проблема с единомыслием состоит конкретно в качестве того, что является познанным полно. Релятивисты отказывают вообще любому знанию в полноте познания безотносительно меры познания, на этой же позиции, по существу, Антонов и стоит - если противоречивость знания имманентное свойство любого знания, то да, единомыслие не развивает познания. Но при этом и ничего познанного у нас нет, такая вот форма агностики. Бортник

Тезисы об искусстве #культура Искусство есть форма производства, в которой производитель (художник) прилагает усилия для того, чтобы создать, через свой продукт (предмет искусства), конкретные мысли и чувства в сознании потребителя (тех, кто видит, слышит, читает и т.д. предмет искусства) По словам И.В.Сталина: «Художник — это инженер человеческих душ». Совершенно ясно, что для социалистов не может быть безразлично, какого рода мысли и чувства создают предметы искусства — имеют ли они тенденцию объективно помогать рабочему классу в его исторических задачах разрушения капиталистического государства в процессе социалистической революции, в организации своей собственной политической власти и процессе создания социалистического общества или же они направлены объективно в сторону увода пролетариата от этих коренных исторических задач. Субъект Субъектом художественной работы является то, что изображает предмет искусства — подсолнухи, женитьба Фигаро, потерянный рай, восстание спартаковцев в Берлине, строительство Днепровской дамбы. Содержание художественной работы — качество, которое придается субъекту, качество, которое отражает интеллектуальное и эмоциональное отношение художника к субъекту в короткой, психологической форме. Содержание художественной работы включает в себя два взаимосвязанных компонента: 1. отражающее содержание и 2. воздействующее содержание. Отражающим содержанием художественной работы является отражение в этой работе мировоззрения художника — субъективное выражение его жизненного опыта. Это мировоззрение по существу, является мировоззрением класса, к которому принадлежит художник или с которым он идентифицирует свои интересы. Отражающее содержание предмета искусства может быть описано в терминах социального класса, носителя конкретного мировоззрения или же в терминах общественной системы, в которой этот класс является правящим. Так, мы можем говорить о капиталистическом или буржуазном отражающем содержании предмета искусства (которое отражает мировоззрение капиталистического класса), и о социалистическом отражающем содержании (которое отражает мировоззрение пролетариата и рабочего класса, который является правящим классом в социалистическом обществе). Воздействующее содержание предмета искусства состоит из конкретных мыслей, чувств, которые художник пытается создать в сознании потребителей посредством предмета искусства. Воздействующее содержание предмета искусства описывается в понятии социального эффекта, который эти мысли и чувства объективно заставляют производить: или прогрессивный (если эти мысли и чувства объективно служат дальнейшему развитию общества) или реакционный (в случае, если эти мысли и чувства объективно направлены на то, чтобы затормозить или отбросить назад развитие общества). В период, когда буржуазия играла объективно революционную роль, возглавляя массы для того, чтобы разрушить оковы феодализма, искусство с буржуазным отражением имело прогрессивный воздействующий эффект. Сегодня, когда роль буржуазии состоит в сдерживании ниспровержения объективно устарелой капиталистической общественной системы, искусство с буржуазным отражающим содержанием имеет реакционный воздействующий эффект. Взаимодействие между отражательной и воздействующей составляющими содержания предмета искусства, таким образом, является переменной, зависящей от стадии развития общества, в котором этот предмет искусства произведен. Чем более сознает деятель искусства классовую основу отражающего содержания своего произведения и социальный эффект воздействующей составляющей, тем ближе интегрированы эти оба компонента искусства в содержании его работ, и отражающее содержание тем более усиливает воздействующую часть, и тем более мощными выходят мысли и чувства, создаваемые искусством. До развития научной материалистической концепции истории, основы которой были заложены Карлом Марксом, художник в лучшем случае мог лишь частично сознавать классовую основу отражающего содержания искусства и социальные эффекты его воздействия. Сейчас возможно для деятеля искусства, овладевшего научной материалистической концепцией истории, воспринявшего всем сердцем в самой глубине своей психологии задачу рабочего класса и социализма, полностью осознавать классовую основу воздействующего содержания таким образом, чтобы содержание его искусства усиливало прогрессивное воздействие, делая его тем самым мощным идеологическим оружием на службе рабочего класса и социализма. Форма произведения искусства — это манера, в которой художник создает предмет искусства, ставя задачу выразить содержание. От формы произведения искусства зависит его способность донести содержание до потребителя. Форма произведения искусства описывается в терминах степени правдивости отражения темы (субъекта), то есть степень реалистичности. Чем дальше форма произведения искусства отдаляется от реализма, тем ближе она к абстракции, в которой форма отражает тему в неразличимом виде. Абстрактная живопись создается из цветов и оттенков, которые отражают реальность завуалировано, абстрактные стихи составляются из звуков с невнятным смыслом и так далее. Вопросы качества, «хорошего» и плохого» в искусстве принадлежат к области, называемой эстетикой. Для многих людей эстетика — вещь субъективная, вопрос персонального вкуса. Для этих людей произведение искусства «хорошо» для одного человека, когда оно ему нравится, в то время как та же работа может быть «плохой» для другого в случае, если не нравится ему. Для представителей научного социализма предмет искусства хорош, если его воздействующее содержание прогрессивно, а форма такова, что воздействующее содержание, которое проявляется в реалистической форме, наиболее приемлемо для потребителя. В период, когда буржуазия играла объективно революционную руководящую роль в уничтожении феодальных цепей, искусство с буржуазным отражающим содержанием имело прогрессивное воздействующее содержание, и в той степени, в какой оно было реалистичным по форме, оно было эстетически позитивным. Сейчас, когда роль буржуазии — задержать крах объективно отсталой капиталистической общественной системы, искусство, с буржуазным отражающим содержанием, вне зависимости от формы, эстетически плохо. Сейчас хорошее с эстетической точки зрения искусство может быть только пролетарско-социалистическим в отражении (и таким образом прогрессивным в воздействии) и реалистическим по форме — иными словами, может осуществляться только в форме социалистического реализма. Красота — комбинация качеств предмета искусства, которая затрагивает фундаментальные психологические и личностные атрибуты потребителя в позитивном ключе. Произведение искусства, которое таким образом отражает данные атрибуты, красиво для конкретного потребителя, то же, которое неспособно это выразить — соответственно, некрасиво — то есть таково, что его личная психология неспособна на него откликнуться. Одно и то же произведение искусства может быть отражено в психике одного пользователя позитивно, а у другого негативно, то есть быть красивым для одного и некрасивым для другого. Красота произведения искусства, таким образом (так же, как и не-красота) не является объективным атрибутом произведения искусства, это атрибут субъективный, имеющий отношение только к конкретному потребителю или категории потребителей. Эстетику иногда определяют как нечто, имеющее отношение к «критической оценке красоты». Представители научного социализма отвергают это определение, так как красота произведения искусства субъективна и относительна для каждого конкретного потребителя или группы таковых, в то время как, эстетическое качество произведения, как уже упоминалось, объективно и содержится в самом произведении искусства. Красиво или нет конкретное произведение искусства для конкретного потребителя зависит от более или менее чувственного восприятия, от диалектического взаимодействия и наибольшего синтеза личного эмоционального момента отклика всех трех фундаментальных атрибутов личности: чувственного восприятия, интеллектуального суждения и эмоционального отклика. Этот отклик в свою очередь, зависит от комплекса психологических характеристик становления человека в процессе опытного познания жизни потребителем искусства, которое может быть названо канонами красоты потребителя. Чем теснее содержание и форма произведения искусства соотносятся с канонами красоты потребителя, тем более они красивы. И так как жизненный опыт продолжает накапливаться, внешний мир и отношения внутри него меняют, заставляют менять его каноны красоты и развивать вглубь и вширь психологические процессы, описанные выше. Внутри конкретного общества в конкретное время, существуют общепринятые каноны красоты, так же, как существуют общепринятые моральные каноны, которые так же социально детерминированы. Эти общепринятые каноны красоты таковы, чтобы наилучшим образом служить интересам общества в данный период — в случае классово-разделенного общества те, которые наилучшим образом обслуживают интересы правящего класса в данный период. По мере того, как меняется общество или меняются интересы правящего класса в конкретном обществе, изменяются и общепринятые каноны красоты. Так как капиталистическое общество находится в упадке, как то, которое существует в Великобритании в настоящее время, эстетически позитивное соцреалистическое произведение искусства, в общем, вызывает негативный психологический отклик у представителей капиталистического класса, оно кажется им некрасивым. Более того, оно находится в остром противоречии с общепризнанными канонами красоты, налагаемыми на разлагающееся капиталистическое общество правящим классом капиталистов и, соответственно, некрасиво для тех, кто приемлет эти каноны. Здесь, таким образом, существует противоречие между эстетической ценностью и красотой. С другой стороны точно такое же произведение искусства вызовет позитивную психологическую реакцию у вполне социалистического потребителя, отбросившего общепринятые буржуазные понятия о красоте в пользу тех канонов, которые служат интересам рабочего класса; для него оно будет красиво. В этом случае противоречия между красотой и эстетической ценностью нет. В капиталистическом обществе каноны красоты правящего класса, в общем, усваиваются представителями мелкобуржуазной интеллигенции, которые фактически основные поборники этих канонов в обществе. Но вместе с усиливающимся упадком капиталистического общества на стадии развитого капитализма, и закономерным поэтому подъемом формалистического искусства до уровня доминирования, каноны красоты монопольно правящего класса капиталистов перестают быть «общепринятыми» в той степени, в какой они отвергаются рабочим классом. Противоречие между эстетической ценностью и канонами красоты правящего класса становятся настолько велики, что не могут быть совмещены, так как рабочий класс заинтересован в устранении правящего класса при помощи пропагандистских и идеологических ресурсов. Правящий класс, в свою очередь, пытается противодействовать ситуации, внедряя в сознание рабочих концепцию, что красота в искусстве (и само искусство в целом, кроме наиболее грубых, усыпляющих, наркотических форм) не могут быть усвоены рабочими. Это ведет к задержке роста чувства прекрасного, к тому, что рабочие становятся плотно изолированными от серьезного искусства, т.е. отстраненными от самой возможности иметь личностные качества, каким бы то ни было образом затрагиваемые серьезными произведениями искусства. Таким образом, пробуждение чувства красоты в рабочем классе — важная часть работы социалистических деятелей искусства. Это само по себе потенциально революционный акт, важный аспект общей задачи вырабатывания в рабочем классе революционной энергии. Фрагмент статьи Лиги социалистических деятелей искусства, 1972 г. http://proriv.ru/articles.shtml/guests?tezisi_iskusstvo_1

О "травле" поэта Соболева #история Соболева, паньмаишь, "зат'гавили"... Почитал я, что о нем написано по ссылке - знаете, чтобы человеку, который печатается в центральных многотиражках, быть уволенным вопреки законодательству за критику заводского руководства, надо быть редкого калибра сволочью и склочником, при этом такой фокус у руководства может пройти только в том случае, если указанные случаи злоупотреблений не подтвердились. У меня дед в те же годы очень спокойно критиковал свое руководство вплоть до министра - если критика была не голословной, подкреплялась фактами, то пострадать за это надо было очень сильно хотеть самому. И то бы не получилось. Или надо быть очень откровенным антисоветчиком, чтобы за него, такого правдолюбца, никто не стал заступаться. Как я понимаю, стихи про советских Эйхманов как раз и были ПРИЧИНОЙ, что гражданина выперли, несмотря на инвалидность и фронтовые заслуги (впрочем, последние тогда были не редкость - можно было на ту же должность более вменяемых орденоносцев найти). Никаких директивных указаний об увольнениях евреев в архивах СССР не обнаружено. Их просто нет. То, что евреи националистическими высказываниями или неистребимой тягой еврейской диаспоры протаскивать наверх "своих" антисемитизм частенько провоцировали - это факт. У советского еврея не было никаких проблем, если он не выпячивал свое еврейство как медаль, и не пытался перенести нравы еврейского местечка на советский завод. Вот только что у Драбкина на сайте рассказ, как боец-еврей мародерствовал в Германии, отсылал родственникам, те дом построили, а соседи заинтересовались, откуда дровишки. Расстреляли б солдатика за мародерство - было бы крику про антисемитизм, n'est'ce pas? Да и вообще текст написан крайне предвзято - вот возьмем эпизод с Ошаниным. Вот сижу я, литератор, со своими представлениями о том, какие должны быть стихи. И некто, хрен с горы, приносит мне стихи, которые я оцениваю невысоко, и высказываю свое мнение. Так как мое мнение авторитетно, то стихи не печатаются. Но в издательской практике не печатаются 90% редакционной "текучки". Невозможно напечатать всех графоманов даже при желании подкормить голодающих детей графоманов. Преподносить это как "травлю" - это надо совсем с глузду съехать. Риторика-то какая "отнял кусок", "бессердечный убийца". Нормальная работа с редакционной текучкой. Нормальная. В каждом издательстве таких "убийц" в редакционном отделе - каждый первый. У меня отец в институте патентной экспертизы работал экспертом, так его еще похлеще называли изобретатели вечных двигателей и велосипедов. Или у кого-то есть иллюзии, что Соболев получил бы в современном издательстве обязательно положительный отзыв о своем произведении и был бы озолочен не отходя от кассы? Такие тексты пишут обычно люди, которые не пытались опубликовать ни одной книжки стихов иначе чем за свой счет. Эти замечательные перлы недалекого сознания: "Судьба "Набата" оказалась не подвластной ни генералу советской песни, ни тупым невежественным советским чиновникам." А в ЦК ВЛКСМ, который песню одобрил, у автора текста, получается, сидели сплошь новаторы и умнейшие образованнейшие люди??? Везде - тупые и невежественные, кроме ЦК ВЛКСМ. Слава Ленинскому комсомолу! Там сидели точно такие же, абсолютно такие же служащие, с иными художественными вкусами, и не более. Вообще, проходящее через текст красной нитью представление, что поэту, автору хорошего стиха, по гроб жизни общество навеки что-то должно за один-единственный удачный стих, ничего, кроме усмешки вызвать не может. КПСС должна была забыть, что этот же поэт написал тонну стихов поливающих партию отборным антисоветским дерьмом, но кланяться Соболеву всю жизнь за "Бухенвальдский набат" даже задолго до того, как поэт этот стих сочинил. Бортник