Предыдущая публикация
В продолжение темы боя 3 роты 173 ооСпН в кишлаке Кобай (район Кандагара).
Хочу поделится материалом, который был напечатан в одной из уральских газет в двадцатилетнюю дату этого кровавого боя.
Пронзительная статья! О настоящем СЫНЕ и МУЖЕ. О ВЕЛИКОЙ любви двух людей, у одного из них она сверкнула молнией и погасла, но успела зажечь костер очага, с названием "моя семья". А второй человек несет эту любовь в сердце через всю свою нелегкую жизнь. Читая строки этой статьи меня не покидала мысль, что вот из таких биографий, из таких судеб, из таких людей и соткано наше с вами одеяло по названию - РОССИЯ! Светлая память погибшим ГЕРОЯМ и здоровья оставшимся в живых. Вышедшими как из того боя в Кобае, так и из других боев в Афгане и не только!
УБИТЫЕ ПОД КАНДАГАРОМ
«У нас с тобой появилась маленькая дочурка! Ты не представляешь, как у меня изменилось отношение ко всему окружающему. Появилось желание прыгать выше крыши, кувыркаться, ходить на голове. Я был готов расцеловать каждого встречного-поперечного. И все-таки не верится, что я стал отцом. Как хочется увидеть вас – тебя и дочурку! Когда я приеду, дочери уже будет целый год. Целый год не видеть свою дочь!» - написал из Афганистана своей Светлане младший сержант Андрей Горячев.
Дочь он не увидит никогда. Разведчик-гранатометчик 173-го отряда спецназа ГРУ погибнет в кишлаке Кобай. Сегодня его взрослая дочь Юлия приходит на могилу отца, где на мраморном надгробии высечены пронзительные слова:
Не пролита их кровь,
Ребята, даром.
И пусть пройдет
Немало лет и зим.
Убитые в боях
Под Кандагаром,
Вас в памяти
Навеки сохраним.
«СДАВАЙТЕСЬ РУССКИЕ!»
24 октября 1987 года стал черным днем для 173-го отдельного отряда специального назначения ГРУ. 9 убитых и 17 раненых – это немыслимо для легендарного кандагарского спецназа. Отряд не только занимал ведущие места в 40-й армии по результативности, но и нес небольшие, по сравнению с другими частями спецназа, потери. В кишлаке Кобай боевая удача отвернулась от спецназовцев, хотя «духи» потеряли в 4 раза больше. Но разве это утешение?
Свидетельствуют очевидцы того рокового боя. Заместитель командира 3 роты, в которой служил Андрей, офицер спецназа Анвар Хамзин опубликовал в 1992 году в петербургском журнале «К совести» свои воспоминания об Афгане и, в частности, о событиях 24 октября. Он писал: «Кандагар, и особенно прилегающая к нему кишлачная зона, никогда не контролировались так называемой народной властью. Ночью в городе безраздельно хозяйничали «духи» из одной крупной группировки, базировавшейся в 15-20 км западнее Кандагара в мощном укрепрайоне. В начале октября 1987-го «хадовцы» обратились к нашему командованию за помощью в уничтожении этой группировки. Выбор комбата остановился на моей роте. Общее командование отрядом было поручено майору Удовиченко, а меня назначили его заместителем. Изучив карту и местность, мы решили встретить «духов» в 4-5 км от Кандагара, в заброшенном кишлаке».
Оказалось, вспоминает далее офицер, что и моджахеды охотились за спецназом. Несколько ночей они дежурили в этом районе, перемещаясь по кишлакам в поисках места выхода спецназа. Опустим подробности начала боя, перейдем к его кульминации, когда группа ушла под прикрытие дувалов. Хамзин пишет: «Бой развивался стремительно. Моджахеды, уяснив, где скрылась группа, рванулись к этим двум домам.
«Не стрелять, ждать команды», - передали приказ командира. После секундной заминки лавина душманов, черных от загара, потных, с заросшими лицами, сверкающими глазами и зубами с криками «Аллах Акбар!» вывалилась из-за дувалов на небольшую открытую площадку и бросились на нас. Огонь наших 18 стволов был страшен. В этой мясорубке невозможно было прицелиться. Спецназовцы просто водили автоматами по беснующемуся в двух десятках метрах людскому месиву. В другом доме находились Володя Удовиченко, врач Вася Чекин, радист Ваня Ошомок и еще восемь разведчиков…»
Когда через год после гибели Андрея, на День Воздушно-десантных войск, на его могиле будут устанавливать памятник, в Первоуральск приедет старший лейтенант медицинской службы Василий Чекин. Но еще за несколько месяцев до этого он напишет родителям Андрея Горячева подробное, поразительное по своей откровенности письмо: «Группа вела бой около 5 часов. Уходить было некуда, и ребята гибли один за другим – гранатометы мятежников разваливали глиняные стены и дувалы, которые служили укрытием. Душманы знали, что нас немного, и кричали: «Сдавайтесь, русские!» Младший сержант Горобец погиб почти сразу, и Андрей работал из его пулемета, положив немало «духов». Когда у меня заклинило автомат (перегрелся), Андрей бросил мне свой, а сам открыв банку с салом из сухпайка, быстро разобрал, смазал мой и вернул. Когда у нас закончились гранаты, Андрей некоторое время отпугивал «духов» сигнальными ракетами, пуская их в упор, и у убитых душманов собирал гранаты и патроны.
Бой шел ожесточенный, и надежды выбраться живыми, честно говоря, не было. В те страшные часы я помню Андрея спокойным, собранным, отважным. Наше укрытие – глинобитный дом, в котором мы находились втроем (Андрей, майор Удовиченко и я), - был частично развален из гранатометов. Когда Андрей пополз за запасными лентами к пулемету, граната попала в дувал, развалив его.
Взрывной волной Андрея отбросило, он получил тяжелое многоосколочное ранение правой половины грудной клетки, перелом правой руки. Я втащил его в дом, ввел обезболивающее, стал перевязывать. «Духи» в это время подходили вплотную – метров на 5 и приходилось отстреливаться. Когда я заканчивал перевязку, развалило отделяющую от душманов стену и взорвалась очередная граната. Меня отбросило в сторону, ранило осколком навылет плечо, правая рука вышла из строя.
Дом не мог больше служить укрытием, и майор Удовиченко приказал отходить в поисках другого. Отходить пришлось под огнем пулеметов противника. Ни Андрею, ни себе помочь уже было нечем – санитарную сумку разорвало в клочья.
Такой момент. Мы стоим, прислонившись к стене, которая нас еще кое-как спасает. Андрей, уже тяжелораненный, достает из кармана чудом сохранившийся шприц-тюбик с обезболивающим, протягивает мне: «Товарищ старший лейтенант, ведь вы ранены, уколите себя!» Вот таков ваш сын.
Я, как мог, прикрывал их отход. Пробежав вслед за ними метров 10 по открытому пространству, я упал. Андрей и майор Удовиченко лежали в 7 метрах от меня и не двигались. Мне удалось укрыться за могильным холмиком. Через некоторое время пришли наши бронетранспортеры, под огнем забрали всех. Но не нас. Мы отходили на кладбище, а это было немного в стороне.
Я встал и пошел за БТР. Надеялся, что увидят, вернутся. «Духи» открыли огонь, но за весь мой километровый путь по равнине ни разу не попали. Мне удалось дойти и сообщить, где лежат Андрей и майор Удовиченко. Сразу за ними ушел БТР со старшим лейтенантом Фоминым. По-видимому, Андрей умер у него на руках…»
Да, именно Николаю Фомину довелось быть рядом с Андреем в последние минуты его жизни. Он написал родным погибшего младшего сержанта: «Мы грузили на БТР убитых и раненых, в том числе и вашего сына. Он был тяжело ранен, потерял много крови, глаза закрыты, но еще дышал. Я со своими солдатами всего вывез 7 убитых и 12 раненых. По дороге в госпиталь Андрей скончался. Перед тем, как его эвакуировать с поля боя, я видел, что он лежал без сознания, на своем пулемете с перебитой рукой».
Сегодня, спустя два десятилетия после тех событий, мама Андрея, Анфиса Назаровна, с болью говорит: «Получив эти письма, я рыдала над каждой строчкой, каждым словом». Не только солдатская мама – любой человек содрогнется, узнав обстоятельства боя. Но еще более поражаешься необыкновенной стойкости и силе духа, мужеству 19-летнего юноши, только-только начинавшего жить. Едва ли найдутся слова, которые выразят, озарят нравственную глубину последних минут жизни русского солдата Андрея Горячева. Не сгинет, не пропадет наша Россия, если у нее рождаются такие сыновья.
«С СЫНОМ НЕ БЫЛО ПРОБЛЕМ»
Только потеряв родного человека, мы по-настоящему понимаем, как недолюбили, недоласкали его. Как дорог, невозвратен каждый миг общения с ним, его взгляд, улыбка, голос. Целый мир, без которого жизнь тягостна и пуста. И думаешь с непроходящей тоской и болью, если бы вернуть то время…
Андрюша, ее желанный и милый сынок, родился слабеньким и болезненным. Кто мог бы предсказать, что из младенца, лежавшего в пятимесячном возрасте под капельницей, вырастет крепкий, спортивный юноша. Что сила духа, данная ему от Бога, победит телесные слабости.
Андрей рано начал заниматься спортом. Проживая в Крыму с родителями, ходил в детско-юношескую спортивную школу. Когда переехали в Первоуральск, Анфиса Назаровна сразу устроила сына в спортивный класс, где он быстро догнал одноклассников. В прямом и переносном смысле, ибо занимался легкой атлетикой. К девятому классу в беге Андрюша был одним из лучших, а дистанция 1500 метров стала его коронной. Он даже успешно выступил на первенстве РСФСР среди школьников.
Чуда не было – только труд! Еще не просветлело зимнее утро, а на улице, один или с друзьями, бежал мальчишка. И так – каждый день. Худощавый, крепкий, с волевым и выдержанным характером, Андрей идеально подходил для спецназа, где нужны были не «качки», а, по образному выражению одного из офицеров, «компактные ребята». Впоследствии, в десантной «учебке» в городе Чирчике, во время изнурительных марш-бросков он, поддерживая ребят, нес на себе и три, и четыре автомата. И это – при полной боевой выкладке!
Человек не ведает своего будущего. Андрей тренировал не только ноги. Он учился с удовольствием и успешно. Поступление с первого раза, без всякого блата, на радиофак авторитетного в стране Уральского политехнического института – факт, говорящий сам за себя. К тому же с 7 по 10 классы он жил с бабушкой, без родителей, уехавших работать на Север, в Стрежевое. «С сыном никогда не было проблем», - говорит Анфиса Назаровна.- Имея от природы живой ум и развитое воображение, он мог своими фантазиями, замешанными на природном юморе и прочитанных книгах, озадачить кого угодно, даже отца».
Глаза Андрея, большие и вдумчивые, отражали внутреннюю духовную работу, не свойственную многим в молодые лета. Он хотел жить, а не проживать. Но судьба отведет ему короткую дорогу. Кто же ведал, что старый афганский кишлак под Кандагаром станет последним земным прибежищем для парнишки с Урала. В лунную октябрьскую ночь, за несколько часов до рокового боя, он хотел жить, мысленно представлял свою дочурку, мирно спавшую в детской кроватке. И весь этот, наполненный надеждами и мечтами, мир рухнет в одночасье, в один миг.
Рухнет, но не прервется. Сегодня у Юлии, студентки УПИ, такие же большие и вдумчивые глаза. Не только обликом, но и характером, целеустремленностью она похожа на своего отца. Навсегда оставшегося юным.
ИХ ВЕНЧАЛИ В ЦЕРКВИ
Свету Андрей заприметил сразу. В дружной студенческой группе все перезнакомились за один день. Его открытая, искренняя улыбка не могла не обворожить. Такую улыбку нельзя одеть как маску, она – отражение души. Андрюша обладал каким-то редкостным даром душевного притяжения. По своей жизни он не брал, а отдавал, помогал людям всем, чем мог. Разве можно не влюбиться в такого парня!
Их короткая земная любовь сверкнула и погасла. Вместе они были несколько месяцев, и еще – полтора года нежных писем-признаний. Вот и все их счастье. После гибели Андрея Света возьмет его фамилию. Она так и останется вдовой, повенчанной Афганом. Самая молодая из вдов – в 19 лет! И Юля - самая младшая среди детей наших земляков, погибших в Афганистане.
Но вторая, неземная любовь уже не погаснет падающей звездой. Просто она станет иной – нежной памятью о дорогом человеке. Тем долгим прощальным взором, которым он смотрел на нее, стоя у окна отъезжающего поезда. Их милой дочуркой, которую он ни разу не подержал на руках.
«Ты пишешь, что не сможешь со мной расстаться, когда я приду после армии. А смогу ли я? Два года жить мыслью о встрече с вами и остаться одному? Лишиться смысла жизни? Я не могу так. Для меня понятие «я» нераздельно связано с тобой и Юлией.
Знала бы ты, как мне хочется тебя увидеть! Иногда так тоскливо становится. Ты за меня не переживай. Было бы у тебя все хорошо. Только ты бы меня не разлюбила», - с нежностью признавался Андрей в своем письме из Афганистана.
Эти письма согревали Свету, давали силы воспитывать дочку, не прерывая учебы на одном из самых сложных факультетов УПИ. Уже через две недели после родов она пошла на занятия. С Юлией сидели попеременно – то бабушка Андрея, Валентина Ивановна, из Первоуральска, то мама Светы. Магазины с пустыми прилавками, недостаток денег, двухкомнатная «хрущевка», в которой проживало пять человек, - в таких условиях и поднимала Юлечку. И все равно она была счастлива сознанием того, что в далеком Афганистане есть родная душа, любимый человек, отец ее ребенка.
Диплом инженера Светлана получила через три года после гибели Андрея, летом 1990 года. Тогда же ей дали двухкомнатную квартиру от исполкома – благодаря настойчивости отца Андрея, Станислава Сергеевича. Наверное, это и позволило выжить в тяжелые 90-е годы. Без выплат зарплаты на Уралмаше, где она работала инженером-программистом, приходилось едва сводить концы с концами. Мешок муки и заготовки на зиму – вот и все пропитание, которое свелось в основном к пирожкам с картошкой. Юля рано стала самостоятельной, с 6 лет сама ходила в садик. «Останься жив Андрей, нам, конечно, легче бы жилось, говорит Светлана. – Он был очень ответственным человеком. Даже если бы я была ему ни нужна, то все равно жил бы со мной ради ребенка. Мне впоследствии не раз говорили: неизвестно какой он пришел бы с войны, может, и не сложилась бы у вас жизнь. А я отвечала, что мне не дали даже попробовать семейную жизнь, у меня не было шанса. Я не думаю, что Андрей изменился бы в худшую сторону. То, что много лет с нами поддерживают отношения и Саша Серендеев, и другие его сослуживцы-«афганцы», говорит о характере Андрюши. Ребята его любили».
После Светланы уже никто из семей погибших в Афганистане не получил в Свердловске квартиру. На государственном уровне афганская война будет признана ошибкой. Но все это случится потом, а пока поезд уносил Андрея в узбекский город Чирчик, где готовили бойцов для русского спецназа.
«СМЕРТЕЙ У НАС МЕНЬШЕ ВСЕГО»
В Афганистане младший сержант Андрей Горячев участвовал в 22 засадах и 43 вылетах на досмотры караванов. В Кандагар вместе с друзьями из «учебки» Сашей Серендеевым и Алексеем Коробкиным он прибыл 2 ноября 1986 года. Через два месяца Генеральный секретарь ЦК НДПА Наджиб провозгласил политику национального примирения.
Андрей выслал Светлане, которая была на седьмом месяце беременности, вырезку из газеты «Правда» с отчетом заседания высшей чрезвычайной комиссии Афганистана по национальному примирению. В этом же письме успокаивал: «Так что воевать мы уже не будем, наверное. Волноваться за меня не стоит. Светка, Светка!!! Я тебя никак не могу представить в теперешнем положении. Только здесь, в Афгане, по-настоящему понял, что такое любовь. Как же мне не хватает тебя.»
А еще раньше, в своем первом «афганском» письме, сообщал: «Служить буду разведчиком. А это не пехота и не ДШБ. Открыто в атаку я ходить не буду, да и зеленую зону прочесывать тоже. У нас потери самые малые из всех родов войск». Что еще мог написать Андрей Светлане, ждущей ребенка? Тоже самое рассказывал в своих посланиях в Первоуральск, любимой бабушке Валентине Ивановне Груниной. Настоящий мужчина всегда жалеет своих женщин.
В том же январе 1987 года беременная Светлана прилетит на Север, в Стрежевое, чтобы познакомиться с родителями Андрея, Анфисой Назаровной и Станиславом Сергеевичем. Мирная жизнь творилась по нормальным человеческим законам.
Мира ждал и Афганистан. Увы, январь 87-го станет месяцем несбыточных надежд, которые умрут, так и не родившись. «Революционный совет, правительство ДРА торжественно провозглашают, что с 15 января с. г. на шесть месяцев все виды вооруженных сил и вооруженных формирований прекращают огонь в одностороннем порядке. Лишь в случае крайней необходимости, при явном и прямом нападении противостоящей стороны наши вооруженные силы откроют ответный огонь», - заявил Наджиб. Что из этого вышло – известно.
За первую половину 1987 года (с 1 января по 15 июня) подразделениями советского спецназа были выполнены 840 вылетов на разведывательно-боевые действия, из которых в 168 удалось перехватить боевиков, оружие и военные грузы. За это время солдаты и офицеры 8 отрядов спецназа уничтожили 131 караван, 80 машин и 1416 душманов, захватив 69 пусковых зенитно-ракетных комплексов, 4500 реактивных снарядов, 9000 кг наркотиков и 2,8 млн. патронов – третья часть от всех трофеев 40-й армии.
В своих письмах к отцу Андрей чуть-чуть приоткрывал правду, но просил не травмировать маму. 24 апреля 1987 года он написал: «Сейчас в нашей зоне поспокойнее. Караванов с оружием идет все меньше и меньше. Некоторые важные перевалы и ущелья перекрыты (заминированы). У «духов» остались только определенные дороги. По существу, здесь воюем только мы, разведчики спецназа. Только мы перекрываем доступ оружия в Афганистан. На вертолетах я за последнее время налетался вдоволь.
Ты за меня не волнуйся. Мы в атаки не ходим. Честно. У нас другая тактика. И работаем мы в тесном взаимодействии с авиацией. В случае чего – летят и нас забирают. И смертей у нас меньше всего.
О тактике я бы тоже написал, но нельзя. Военная тайна. Одно могу сказать – ходить приходится много и с большим грузом. Представляешь, иногда рюкзак еле-еле поднимаешь. Еще бы: повесь сейчас на кого-нибудь 50-60 кг без подготовки! Много он пройдет? А здесь ведь еще и среднегорье (средняя высота 1000-1700 м).
Вот такие дела. Про войну я писать не буду, нельзя. Ты уж не обижайся. Ты мои письма только матери не показывай. И не проболтайся, где я. Особенно дома. И не волнуйся, у меня все нормально».
Война – это не только боевые действия, но еще столкновение характеров. Идеализировать войну – еще больший грех, чем ничего о ней не говорить. Все было в Афгане – мужество и трусость, боевое братство и обыкновенное шкурничество, были орденоносные подлецы и безвестные герои. Война до конца обнажала человеческую натуру. Человек совестливый и искренний, Андрей невольно задумывался над сутью человеческих отношений, где нравственная мерзость была порой страшнее пуль.
«Ты вот пишешь, что прежде всего нужно оставаться человеком, - прямо, по-мужски обращался он к отцу. – Я стараюсь, но от этого у меня друзей не прибавляется. А знаешь, почему? Потому что так жить непросто. В последнее время говорят о «дедовщине» в армии. У нас это явление тоже существует. Кто больше всех молодых солдат гоняет, у того и «друзей» больше. Только какие это друзья… Пока ты на вершине, они тебя уважают. А как что не так – в грязь затопчут.
Вот наш сержант прилетел из отпуска. С ним у меня, да и у многих других плохие отношения. Гнилой он человек, хотя и в партию вступил. Подхалим. Человека ни в ком не видит, главное для него – собственное благополучие. Но ты прав, за правду надо бороться. Я многое на счет этого понял здесь, в Афганистане. Как много у нас еще подлецов, рвачей, проныр…
Ты не подумай, что я жалуюсь. Просто мне нужно высказать все, что на душе накопилось. А друзья у меня все-таки есть. Знаю, если со мной что случится, они меня не оставят в беде, из-под пуль вынесут».
И друзья вынесли бы его из-под огня, не сложись бой в кишлаке Кобай таким роковым образом. Группа майора Удовиченко была разделена на две подгруппы, не считая оставшуюся на последней горке перед кишлаком группу лейтенанта Александра Тура, уничтожившую потом машину с «духами». Андрей попал в первую подгруппу, а его верные друзья Саша Серендеев и Алексей Коробкин – во вторую. Обе подгруппы находились друг от друга на расстоянии 70 метров, в двух домах, разделенных дорогой.
«По нам «духи» работали со всего оружия: кроме автоматов использовали гранатометы и безоткатные орудия, - описывал подробности боя Саша Серендеев в письме Станиславу Сергеевичу в декабре 1987 года. – Последний раз Андрея видели, когда он, расстреляв свой боезапас к автомату, пришел в другую комнату за пулеметом, который взял у погибшего товарища. По коротким очередям было ясно, что они еще живы, но потом все стихло». В том бою Александр был ранен и контужен. О смерти Андрея он, как и Алексей Коробкин, узнал только в госпитале.
Сегодня инвалид афганской войны, кавалер трех орденов Красной Звезды А. Серендеев проживает в Самарской области. Еще до разделения групп и начала боя он вместе с Андреем два часа находился в охранении. «Помню, была тихая октябрьская лунная ночь. Перед нами лежал кишлак и «зеленка», - вспоминает он. – Мы тихо разговаривали с Андреем. У обоих было нехорошее предчувствие беды, хотя Андрей оставался, как всегда, спокойным и сосредоточенным. Мы знали, что у него родилась дочь, радовались за него. Человек он был справедливый и открытый, не обижал и оберегал молодых солдат. Будучи старшим разведчиком-гранатометчиком, подвергался наибольшей опасности, поскольку гранатомет АГС-17 являлся самым мощным огневым средством спецназа и «духи» стремились в первую очередь уничтожить его расчет. Гибель друга для нас, девятнадцатилетних пацанов, стала большим потрясением. Память о нем – святое для нас. Недавно в моей семье гостили Светлана и Юля, очень похожая на отца».
Спустя два месяца после трагических событий в кишлаке Кобай родителям Андрея написал Алексей Коробкин: «Завтра уходим опять в рейд. Очень мне хочется отомстить за Андрея и других ребят. Я даже рад, что идем в опасное место.
Тогда, 24 октября, мы вели бой с превосходящими силами противника. По данным разведки, «духи» потеряли убитыми 34 и ранеными 60 человек. Наши на подмогу пришли только в 2.00 дня. Если бы броня подоспела раньше, таких потерь не было бы. В бою мы не смогли соединиться, т.к. душманы вели интенсивный огонь со всех видов оружия. И отходить нам было некуда: до ближайших гор 400 – 500 метров по равнине, которая простреливалась со всех сторон».
Последнее письмо от Алексея Коробкина из Афгана родители Андрея получат в конце мая 1988 года: «Нас должны уволить в запас 12 июня. Обязательно приеду к вам с женой. А за Сашу Серендеева обидно. Он еще в госпитале по второму ранению, и ни одна награда ему не пришла. Сегодня в батальоне вручали награды разным складским прапорщикам, водителям и прочим случайным людям, кто и не видел войны. Приеду домой, обязательно напишу в газету о своих впечатлениях, главное – здесь не сорваться. Боевые у нас действительно прекратились. Батальон сворачивается. Вот только «духи» стали частенько обстреливать, и с каждым разом все точнее бьют гады».
ЗИМА ОДИНОЧЕСТВА
«Еще целую зиму я буду один. А Юлю увижу, когда ей будет больше года. Впереди целая зима одиночества… Я часто вспоминаю тебя. Иногда от этих воспоминаний бывает очень грустно и тянет домой. Но на душе становиться хорошо, когда я представляю, как встретимся, как будем жить», - это одно из последних писем, отправленных Андреем из Кандагара 30 сентября 1987 года. До его гибели останется меньше месяца.
Через много лет Юля случайно прочитает письма отца, скажет маме: «Папа тебя очень любил!» Когда-то в трехлетнем возрасте она говорила на кладбище своей юной маме: «А это ты виновата, что папа погиб! Надо было двери закрыть и не пускать его».
Светлане никогда не забыть тот горестный миг, когда ей позвонила Валентина Ивановна: «Андрей погиб». Своим сознанием она в первую минуту не сможет вобрать всю глубину катастрофы, расколовшую ее жизнь. «Как погиб?» - только и сможет спросить она. «Там же война», - просто и с болью ответила ей пожилая женщина, пережившая 40 лет назад Великую Отечественную войну и теперь потерявшая любимого внука. Сознание отталкивало реальность. А как же его письма, которые давали надежду? А начинавшийся вывод войск? Как теперь она и их маленькая дочурка? Смогут ли вынести такое горе Анфиса Назаровна и Станислав Сергеевич?
Холодный и промозглый октябрь ветром шумел за окном, качая осиротевшие без листвы деревья. Мир, еще вчера такой наполненный и богатый, померк, потерял всякий смысл. Крошечная Юля спала в кроватке, а потом проснулась, улыбаясь маме. Маленький человек, вошедший в большой мир, требовал заботы и любви. Дочурка возвращала ее к этой жизни, только уже без Андрея.
В далеком северном Стрежевом еще ничего не знала мама Андрея. Но Анфиса Назаровна давно потеряла душевный покой, узнав от сотрудницы на работе о гибели в Афгане сына ее соседки. «Мой, Андрей тоже там», - со страхом подумала она. Плохое предчувствие уже не покидало ее. По четыре-пять раз в день открывала почтовый ящик. Лишь весточка от сына на какое-то время отводила томление души. 26 октября к ним в отдел зашел заместитель директора организации, произнес: «Все на совещание, а вы останьтесь». У здания уже стояла «Скорая помощь»…
В тот день Станислав Сергеевич был на вахте, в 300 километрах от Стрежевого. За ним отправили вертолет, по прилету в аэропорту встречал директор на персональной «Волге». Он еще подумал с тревогой: «Простого электрика так не встречают». Лучше не было бы такой чести…
Эти дни обернутся невыносимой мукой. Анфиса Назаровна три дня не спала, ничего не ела, не могла поверить в случившееся. Родные, знакомые говорили: «Если не везут гроб – значит, ошиблись». Но какое это утешение? Гроб с телом Андрея привезли только 4 ноября. Учителя и ученики 21-й школы, немало первоуральцев участвовали в похоронах паренька, которого знали и любили. На окаменевшем от ноябрьского холода кладбище творилось действо, противоестественное человеческому закону. Это понимали, чувствовали все: молодые должны жить, а не сгорать на войне. А потом наступила зима одиночества…
Не должна была русская девушка Юля знать название далекого и чужого афганского города Кандагар. Но оно вошло в ее сознание с первыми попытками читать по слогам слова на могильном памятнике. И еще – облик отца на фотографиях, ставший родным.
Это поразительно! Не для каждого человека отец есть нравственный идеал. В нашей жизни часто бывает такое, когда горе и разочарование юная душа постигает именно через грубость, пьянство, жестокость собственного родителя, разрушающего семью. Юля своего отца никогда не видела, но для нее он остался человеком чести и достоинства. Даже ее желание стать в будущем офицером разведки при всей своей необычности объяснимо – как отец!
Девятнадцатилетняя Юля говорит: «Среди ровесников я не вижу парней, которые характером, отношением к жизни похожи на отца. Обеспеченные юноши сидят на шее у родителей и знают, что в будущем тоже будут сидеть. Отсюда – их отношение к жизни и окружающим. Мужчина не должен быть таким. Отец таким не был». Эти слова не есть ли лучшая память об Андрее?
Сегодня школа № 21 в Первоуральске носит имя Андрея Горячева. В городе проводятся легкоатлетические соревнования, посвященные памяти земляка, павшего в Афганистане. Его классный руководитель Майя Михайловна Жигель вспоминает: «Узнав о гибели Андрея, мы испытали колоссальное потрясение. Это был очень необычный юноша: удивительная зрелость суждений, яркий, наполненный человек. В нашей школе не раз проводились комсомольские собрания в честь его памяти, сопровождавшиеся исполнением «афганских» песен. Каждый год, в последнее воскресенье октября, мы собираемся вместе. Вернее, нас собирает память об Андрее».
Анфиса Назаровна и Светлана говорят: «Много лет закрытое акционерное общество «Таганский ряд» оказывает семьям погибших в Афганистане ежемесячную материальную помощь. Для нас она очень существенна. Соратники директора ЗАО «Таганский ряд» депутата Екатеринбургской городской Думы Виктора Николаевича Тестова делают это не ради рекламы, ни к определенному мероприятию, а постоянно. Такое редко встретишь в нашей жизни».
Когда на установку памятника Андрею 2 августа 1988 года в Первоуральск приехали старший лейтенант медицинской службы Василий Чекин и Алексей Коробкин, они сказали родным Андрея поразительные слова: «Нам неудобно перед вами: мы остались живы, а он погиб».
Живите, ребята! Вам надо долго жить, чтобы не умирала память об афганской войне, о таких светлых и чистых ребятах, как Андрей. Чтобы она, эта память, служила грозным предупреждением тем, кто готов столкнуть народы в кровавой бойне. Не должны матери хоронить детей. Не должны дочери и сыновья расти без отцов.
Ирина Майорова
На фото внизу:
1. Мл. с-т Андрей Горячев
2. Ст. лейтенант медицинской службы Василий Чекин
#ГероиАфгана
Следующая публикация
Нет комментариев