Тяжелый день. Совслужащие Чувашии уже с утра тянулись на заводики, в присутственные и прочие рабочие места, рассказывая друг другу о прополотых намедни рядках и количестве самогона, выпитого при этом. Лишенные огородных прелестей горожане делились впечатлениями о концерте и лотерее, устроенных театром Колумба на Зеленом базаре. Повсюду валялись разыгранные и, естественно, проигранные билетики, а Банка, старая кобыла водовоза Арсения Сушняка, понуро дожевывала афишу, набранную, сверстанную и отпечатанную в школе ФЗУ/КРУЛТ. На афише еще оставалась фамилия Шершеляфамова и Платона Плащука, но уже очень скоро, скользнув по вытянутому горлу в надутый пищевод, смешались там с сочным клевером и придорожными одуванчиками.
В своих мемуарах А.Т.Сушняк, работавший тогда простым водовозом, вспоминает, что 23 июня 1927 года проснулся с тяжелого похмелья, запряг Банку и погнал ее к ларьку нэпманши Капитолины Ивановны, у которой можно было взять в кредит отменной водочки местного завода. Полчаса Капитолина Ивановна смачно отказывала Арсению, но потом дала (А.Т.Сушняк. «Воспоминания», т. 1, стр. 265).
Ну, фельдмаршал, - произнес Остап, - сушите весла. И думайте о том, как обменять наш крейсер на денежные знаки. Как видите, Чебоксары — это не только край цветущей картошки, но и приличная морская держава. Добротное транспортное судно только усилит местную флотилию.
С этими словами великий комбинатор покинул свой капитанский мостик и сошел на берег. Берег встретил его кобылой, лениво отгоняющей хвостом надоедливых мух.
Банка, только что сожравшая афишу, издала «бр-р-р» и слегка заржала. Ее рассмешил внешний вид бывшего члена Государственной Думы Ипполита Матвеевича, под глазом которого плыл огромный синяк. Вспоминая о вчерашнем сражении под Васюками, Киса нагнулся за борт, пытаясь найти там собственное отражение, но вместо героя Цусимской битвы видел лишь дробящиеся волны, солнечные блики на спинках разбегающихся мальков, да дно, сплошь усыпанное каменистой галкой.
Полноте, Ипполит Матвеевич, - продолжал Остап. Ваша красота вряд ли потребуется местным барышням. Лекций о необходимости регистрации брачных союзов не предвидится, впрочем, как и новых шахматных баталий. Я иду узнавать о ближайшем рейсе до Царицына, а вы, Киса, учитесь торговать.
Водовоз Арсений Тарасович Сушняк вышел из ларька с бутылкой водки и не сразу нашел свою Банку. Он забыл ее привязать, и теперь она бродила около пристани. Пустая бочка на телеге слегка покачивалась, издавая при этом скрип, лишенный всякого музыкально благозвучия. Направившись к своей кобыле, он заметил на пляшущей волне лодку, по всей длине которой красовалась надпись - «продается 5 р». в лодке сидел старичок и греб веслами, направляясь вдоль берега. В мемуарах А.Т.Сушняка так и написано: «греб веслами, направляясь вдоль берега...» и Далее: «Лицо его напоминало вчерашний пельмень, отчего он казался покинутым на пустой тарелке. Голова его, втянутая в шляпу до самого пенсне, угрюмо покачивалась...»
На пристани Остап Бендер выяснил, что теплоход «Урицкий», плывущий в Астрахань, прибудет в Чебоксары лишь вечером. Целый день концессионерам придется торчать в задрипанном городке, где их не ждали н стулья, ни какие-либо другие дела. Он приобрел два самых дешевых билета до Казани, разумно считая, что главное — это проникнуть на теплоход, а как доплыть на нем до Сталинграда, уже не было проблемой. В резерве было несколько комбинаций. Так размышлял Остап желая сохранить нетронутым свой первый шахматный гонорар.
Возвращаясь к месту высадки, он не застал ни Ипполита Матвеевича, ни лодки. То и другое медленно курсировало вдоль берега шагах в ста от пристани.
Отдохните, Киса! - прокричал он, размахивая руками. - И скажите, зачем вы дали нашему красавцу столь пошлое название. Почему не «Аврора»? Не «Скрябин»? Не «Урицкий», в конце концов?
А потому, товарищ Бендер, что «вырасла пельмес», - ответил ему Ипполит Матвеевич. - Эти люди не понимают по-русски.
Да, удивился Остап. - Странно. И потому вы их учите читать? Гребите к берегу. Вот вам пиво и вобла. Развлекайтесь, но помните, что вы не один.
Второй раз А.Т.Сушняк увидел странного старичка в шляпе при въезде к водозабору. Старичок прохлаждался на песочном берегу, пил пиво и жевал рыбу. В его «Воспоминаниях» (т.1, стр. 266) так и написано: «...пил пиво и жевал рыбу». А далее: - «Около него, метрах в двадцати, вертелись трое. Один из них вытягивал перед собой руку с растопыренными пятью пальцами и добавлял к ним еще три с левой руки. Эти три пальца двое других старательно загибали...»
Остап вернулся через десять минут:
Вот, Киса, учитесь. Если бы не ваша дурацкая надпись на лодке, было бы восемь.
Как это вам удалось, Бендер? - спросил слегка охмелевший Воробьянинов. На песке алялся скелет воблы с высосанными глазами и вскрытым черепом. Бутылка пива была наполовину пуста.
Аборигены прекрасно понимаю мой турецкий, хотя сами на турецкоподданных явно не тянут. А вообще,Киса, это прекрасные люди. Видите, как они ловко гребут веслами.
Остап вырвал из связки пузатенькую, с икоркой, воблу и вытащил из кармана свою бутылку с пивом.
Концессионеры подсчитали свой баланс. Из васюкинского гонорара оставалось сорок два рубля. Плюс пять от продажи лодки. Итого — сорок семь. Отплытие вечером, и билеты уже на руках. От Казани им придется маскироваться, а, возможно, продлевать свое путешествие покупкой очередных билетов после подведения баланса Остап вернул деньги в карман и вынул оттуда кулак, протягивая его перед собой:
Как вы думаете, Киса. Чего ради гнались а мной вчера эти васюкинские бандиты?
Ипполит Матвеевич пил пиво и не был расположен к правильным ответам. Где-то в желуде у него образовался пивной аквариум, в который вот-вот должна был погрузиться вторая вобла.
Ключ от квартиры, где деньги лежат, - отвечал Киса, он же Воробьянинов, он же Конрад Карлович Михельсон.
Ваше ранение достойно награды...
Остап разжал пальцы. Черная шахматная ладья упала на золотистый песок.
Концессия грелась на солнышке, которое поднималось все выше и выше. Ипполит Матвеевич задремал, предварительно раздевшись до трусов, чтобы чуваши и черемисы не приняли его за пьяницу. Вскоре уснул и Остап.
Ипполиту Матвеевичу снились брильянтовые ожерелья, наброшенные на луковицы чебоксарских церквей, мадам Петухова, сидящая на стуле с драгоценностями, отец Федор и васюкинские пираты, метавшие в него золотые подсвечники в форме шахматных ладей.
Остапу снился Мадрид с разъяренными быками, негр, танцующий «Яблочко», ананасы в шампанском и Чингис-Хан, торгующий воздушными шариками у входа в Бутырскую тюрьму.
Арсений Сушняк уже отвез первую бочку в водораздаточную будку, где принял на грудь стакан водки, занюхивая его печальной котлетой и горбушкой хлеба. На Зеленом бульваре, с Мясного ряда до него донесся истеричный визг первой свиньи, пущенной под нож. Банка ждала своего хозяина, пощипывая ромашки и одуванчики. Визг свиньи был ей неприятен, она сделала «бр-р-р» и отвалила на землю несколько пахучих яблок, на которые тут же слетелась стая мух.
В третий раз Арсений встретил странного старикашку и его молодого попутчика после полудня, когда уже вдоволь наездился между Чебоксаркой и будкой. Допил он ее в компании с рыбаками при въезде на Луговую улицу. В своих мемуарах А.Т.Сушняк пишет: «Я встретил их у входа на Луговую после полудня. Молодой шагал впереди. Старичок припрыгивал следом...»
Арсюха, а именно так величали его знакомые рыбаки, побрел к ларьку Капитолины Ивановны за второй бутылкой. Но та лишь рявкнула: «Ах, ты приблудная скотина! Я ему, дура, в кредит отпускаю, а он еще и так норовит...»
Оказалось, что за время утренней беседы у нэпманши исчезла связка сушенной рыбы и две бутылки пива. Обратив весь свой гнев на водовоза, она выскочила из ларька и надавала тому тяжелых тумаков под зад. Сам Арсений в своих воспоминаниях умалчивает об этом факте.
Что касается Остапа, то его не мучили угрызения совести о похищенном провианте. Он пять минут торчал у окошка ларька, разглядывая с тыла пухленькое строение Капитолины Ивановны, завернутое в некогда белый халат, пока та любезничала с Арсением. В конце концов он оставил мило беседующую пару наедине.
Третья встреча Арсения с незнакомцами ознаменовалась следующий диалогом:
Милейший, - произнес Остап, обращаясь к водовозу. - Можно ли у вас поинтересоваться насчет столовой, где можно было бы хорошо пообедать?
Арсений, почувствовавший в явно приезжих легкую добычу на предмет выпивки, настойчиво рекомендовал «Дай взойду», взмахивая при этом вожжами в сторону двухэтажного дома Боне, известному каждому чебоксарцу как публичный дом.
Обеспечу вас бесплатным обедом на двоих в обмен на водку! - хвалился Арсюха, спешно привязывая Банку к ближайшей березке.
Троица приближалась к «Дай взойду». Это был длинный дом, вытянутый тупым углом вдоль улицы Чернышевского и улицы Розы Люксембург-Вторая. Вообще, в Чебоксарах почти все улицы были двойными, и все — в честь видных деятелей революции. Так, были две улицы Ленина, Зиновьева, Троцкого, Карла Маркса и Карла Грасиса и т. д., и т. п. Одна двойная улица принадлежала движущей силе революции и называлась просто — Пролетарский овраг-Первый и, если угодно, Пролетарский овраг-Второй...
Уже у дверей столовки Ипполит Матвеевич осторожно заметил, что на втором этаже того же здания находится ресторан «Венеция», и было бы намного продуктивнее взойти выше. В «Воспоминаниях А.Т.Сушняка это прозвучало следующим образом: «Товарищ Бендер, - произнес господин в пенсне. - Гляньте-ка, а на втором этаже находится ресторан «Венеция». Было бы немного продуктивнее взойти выше». «Вы не можете забыть свой банкет в «Праге»? Вас так и тянет на красивую заграничную жизнь. Рановато, Киса, рановато».
Арсений Тарасович открыл перед Остапом и Ипполитом Матвеевичем двери нэпманской столовой. При входе им вручили по металлической ложке и строго напомнили, что при выходе их надлежит сдать в целости и сохранности. Выход был с обратной стороны здания — по всей видимости, для того, чтобы насытившиеся чревоугодники не пугали входящих грязной посудой. Вилок не практиковалось вообще.
Дом Боне был образцовым показателем чебоксарского нэпа. Если местный бомонд позволял себе обеды и ужины в «Венеции», под цыганский хор и оркестр балалаечников, то для массового потребления пищи была уготована забегаловка «Дай взойду», занявшая собой первый этаж.
Арсений имел продовольственные карточки на обеды в этой дешевой столовой, а кроме того — знакомую повариху, которой он периодически обещал жениться в обмен на кислые щи и перловую кашу. Обеспечив своих спасителей роскошным обедом, на который он пожертвовал аж четыре суточных карточки, Арсений Тарасович приземлился рядом с Остапом и Кисой, пристально глядя на великого комбинатора.
Остап отпустил ему три рубля. Такого количества денег хватило на литровый графин — цены на водку были умеренны и достойны любого чебоксарского потребителя. Довольный водовоз сразу же организовал три стакан и кислые щи для себя. Очередного обещания жениться уже явно не хватало на перловую кашу.
Воспоминания А.Т.Сушняка довольно обрывисты и непоследовательны — все-таки сказывается неполное трехклассное образование. Но известно, что все трое выползли на Базарную площадь, называемую еще Красной и Зеленым базаром. Проталкиваясь вдоль Обжорного и Мясного рядов, Остап совал торговцам удостоверение с печатью «Пегас и Парнас» и строго говорил, указывая на свиту: «Сантройка! Проверка качества!», загружая таким образом мешок разнокалиберными продуктами. Лишь после того, когда кому-то вздумалось колоть очередную свинью, концессионеры, затыкая уши и стараясь не смотреть в сторону кровавой казни, двинулись на улица Троцкого-Первая, остановились на Троцкого-Вторая и повернули в сторону деревянного моста через Кайбулку.
Здесь у Арсения проснулась память. Он вспомнил, что до санитарной инспекции работал водовозом, и то у него была кобыла по кличке Банка, которую он опрометчиво оставил неизвестно где. Отправляясь на ее поиски, он услышал за своей спиной:
Киса! Вы были в Париже, в Европах, жили в роскошном доме. Как оказалось так, что теперь вы бродите по немытой России и ищите то, что лежало у вас, извините, под задницей?
Киса молчал. В его голове продолжал звенеть истошный поросячий визг, гремели стаканы с водкой — с смой что ни есть настоящей, а не этой «ново-благословенной» в тридцать градусов. Все его тело покраснело изнутри и снаружи, но не от стыда, а от жары и внезапного страха — он не знал, где сейчас находится, куда ему плыть и что делать. Лишь час спустя, когда Остап раздел бывшего депутата Государственной Думы и окрестил его, трижды окунув в волжскую воду, тот наконец-то протрезвел. И вовремя — к пристани медленно подходил «Урицкий».
Это он! Я узнаю его! - восторжествовал Остап, накидывая пиджак на обнаженный торс предводителя дворянства.
А.Т.Сушняк нашел Банку около водораздаточной будки. Она сама нашла дорогу до своей привычной стоянки, где рядом, на цветочной лужайке, жители золотистые одуванчики и сияли белоснежные ромашки. Арсений слышал пароходный гудок, но что он мог означать собой в тот памятный вечер, узнать ему было не дано.
Не получив от А.Т.Сушняка своевременной корреспонденции о подробностях пребывания в Чебоксарах Остапа Бендера и Ипполита Матвеевича, авторы «12 стульев» были вынуждены ограничиться лишь кратким абзацем:
«Вечером, увеличив капитал на пять рублей продажей васюкинской лодки, друзья погрузились на теплоход «Урицкий» и поплыли в Сталинград, рассчитывая обогнать по дороге медлительный тиражный пароход и встретиться с труппой колумбовцев в Сталинграде».
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 2