История Второй мировой войны – это не только история побед и поражений, подвигов и смертей, это еще и трагическая история человеческих судеб. О судьбах узников войны в нашей стране до сих пор принято говорить разве что шепотом, а потому в этом вопросе остается еще много «белых пятен». Например, мало кто знает, что вологодская земля стала просторной братской могилой для шести с лишним тысяч военнопленных почти тридцати национальностей. Те, кому посчастливилось вернуться на родину, доживая свой век, вспоминают тяжелые годы советского плена и Вологду, в которой они, бывшие солдаты неприятельских армий, оставили свои следы. Следы не разрушения, а созидания.
По свидетельствам архивных документов, на территории Вологодской области в 1939-1949 годах функционировала развернутая сеть учреждений для содержания военнопленных. Состояла она из 8 лагерей с 32 лагерными отделениями, 9 спецгоспиталей, рабочей колонны и батальона, через которые прошло свыше 60 тыс. иностранных военнослужащих трех десятков национальностей. В числе «почетных пленников» вологодских лагерей были весьма известные персоны. Например, Ежи Волковицкий – единственный уцелевший из 12 генералов, находившихся в Козельском и Старобельском лагерях; Зигмунд Берлинг – будущий командир польской дивизии им. Тадеуша Костюшко; будущий министр юстиции польского правительства Всеслав Комарницкий, лучший ас Второй мировой Эрих Хартман; кадровый офицер французской армии, командир 19-го танкового батальона (впоследствии ставший начальником штаба у генерала де Голля) капитан Пьер Бийотт; капитан 1-го драгунского полка Жан Мари де Персен и многие другие.
Первые военнопленные Второй мировой войны появились в окрестностях Вологды всего лишь через месяц после ее начала. В октябре 1939 года в помещениях бывшего детского сада в дер.Заоникиево, что в 18 км от областного центра, разместился лагерь НКВД. История этого лагеря самая мимолетная, но в то же время самая загадочная страница истории военного плена на территории нашей области. Известно лишь, что по состоянию на 8 октября 1939 года в его бараках содержалось 3466 польских офицеров, в том числе 66 генералов и офицеров, 3351 рядовой, 45 разведчиков, жандармов и полицейских, 2 беженца и 2 женщины. Фактически сразу после открытия лагерь был расформирован. Сведений о его деятельности в архивах почти не сохранилось. Но доподлинно известно, что Л.П.Берия в докладной записке на имя И.В.Сталина в октябре 1939 года предлагал высшее польское офицерство и чиновничество, судьба которого была уже фактически предрешена, сконцентрировать в упомянутом лагере под Вологдой. Однако советский вождь сделал выбор в пользу Старобельского лагеря Ворошиловоградской области. То есть в случае одобрения проекта Л.П.Берия братской могилой польского офицерства стал бы не катынский, а вологодский лес.
По-своему уникальна история Грязовецкого лагеря НКВД-МВД №150, который размещался в стенах древнего Корнильево-Комельского монастыря – ее вполне бы хватило на многотомное повествование.
Привыкший к лагерному быту глаз не мог уловить весьма пикантные для учреждений НКВД детали: на берегу речки Нурмы, протекавшей через лагерную территорию, пленным разрешили построить вышку для прыжков в воду, а в распорядке дня отвели время для принятия солнечных ванн; здесь несравненно лучше кормили, не докучали обысками и допросами, внимательно относились к просьбам и ходатайствам пленных.
В своем отчете после передачи германским властям в январе 1941 года Рихард Штиллер, описывая свою лагерную одиссею, отмечает: «…пребывание в Грязовце можно действительно назвать приятными: климатические условия были очень полезными, сам лагерь находился в старых монастырских стенах на лугу у реки, так что мы имели возможность часто бывать на воздухе. Размещение и питание можно назвать хорошим. Питание – даже слишком хорошим…»
В рацион военнопленных входили мясо, рыба, сахар, макароны, а хлебная пайка, к примеру, равнялась 800 г в день – никто из окрестного населения и даже сотрудников лагерного персонала такого изобилия не имел. Кроме того, военнопленным разрешалось иметь на руках деньги в размере до 50 рублей, на которые они могли приобретать в лагерном ларьке продовольственные и промышленные товары. Так, в августе 1941 года через Облпотребсоюз для лагерного ларька были приобретены тонна конфет и печенья, сельдь «Иваси», папиросы и махорка.
Однако идиллия лагерной жизни была только видимой. К примеру, в корпусе №12, рассчитанном на 800 чел., было размещено 1866 военнопленных, в карантинном бараке вместо 300 чел. – 537. Из-за чрезмерной перенаселенности бараков военнопленные были вынуждены спать по очереди, в лагере процветала грязь, антисанитария, массовая вшивость и инфекционные заболевания.
«Я все еще нахожусь в этом офицерском лагере, - пишет Эрих Хартман 30 октября 1947 года (письмо было нелегально переправлено в Германию через одного из репатриантов). - Живем мы в больших бараках – по 400 человек в бараке. Я уверен, что в Германии скот содержат лучше, чем нас. Санитарные условия, как 1000 лет назад. И вши и клопы стали нашими постоянными товарищами, они кишат сотнями и тысячами. Я не преувеличиваю их числа…»
В октябре 1940 года военнопленным была разрешена переписка – не более одного письма в месяц по 25 слов. По воспоминаниям З.Пешковского в Грязовец периодически приходили письма их Польши, в которых отправители интересовались судьбой офицеров из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей. Именно по этой причине лагерная администрация стремилась максимально ограничить объем переписки. При этом использовался такой аргумент, как «отсутствие писчей бумаги». Однако поляки быстро сориентировались в сложившейся ситуации. На одном из политзанятий перед лектором был поставлен вопрос: «Если, как вы говорите, в Советском Союзе абсолютно все есть, то почему мы здесь ни разу не увидели бумаги?» В конце концов, переписке решили не препятствовать.
Как правило, пленные расселялись в бараках по национальной принадлежности. Широкое бытование получила такая форма объединений, как землячества. Так, в Грязовецком лагере среди немцев в 1948 году существовало 23 землячества, объединявших 940 военнопленных. Впрочем, стремясь скорее вернуться на родину, некоторые военнопленные не гнушались «менять» свою национальность. Так, рядовой Михаэль Крейшер после прибытия в лагерь заявил: «Когда меня взяли в плен, я совершил большую ошибку, выдав себя за немца. В действительности я румын, и все мое имущество и родители находятся в Румынии».
Военнопленные регулярно должны были посещать антифашистские и культурно-массовые мероприятия, но бывали случаи, что на некоторые вещи лагерный персонал попросту закрывал глаза.
«Помню рождественскую мессу в 1940 году, - вспоминает Генрик Гожеховский. - Мы знали, что свет гасят в 22 часа. Но в тот же день уже в 21 час к нам пришел дежурный политрук Петухов. Разумеется, он увидел праздничный стол. Мы сидели на нарах и пели колядки. На столе был даже торт из белого и черного хлеба, политый растопленным сахаром. Елочка была украшена бумажными гирляндами. Изумленный энкэвэдэшник заорал: «Что это такое?» Ответа не последовало. Он с минуту смотрел на нас, на елочку. Потом протер глаза и сказал: «А, черт с вами, …вашу мать»…
Помню один театральный спектакль. Ставили знаменитого «Овода». В ту минуту, когда играющий Овода актер стал топтать крест, мы все как один встали и покинули зал. Комендант лагеря не растерялся – увидев, что происходит, он объявил: «Можно выйти покурить».
Первостепенной задачей, которая возлагалась на органы НКВД-МВД, было трудовое использование контингента. Труд военнопленных должен был хотя бы частично возместить те страшные разрушения и потери, которые понес Советский Союз за годы войны с фашистской Германией. На территории современной Вологды сохранились около десяти зданий, в строительстве и реконструкции которых принимали участие бывшие неприятельские военнослужащие. При участии военнопленных были построены поликлиника УВД и здание бывшего Совнархоза, а также три дома напротив стадиона «Динамо» (рядом с бывшим зданием УНКВД), дом №47 на ул.Марии Ульяновой, дом №20 на ул.Беляева, дом №79 на ул.Зосимовская и т.д. Судя по отчетной документации Вологодской ремонтно-строительной конторы только за 1945 год военнопленные произвели капитальный ремонт и благоустройство 29 различных объектов и зданий.
Голодная зима 1946-1947 годов поставила задачу продовольственного обеспечения пленных с особой остротой. Так, в одном из отчетов начальник спецгоспиталя №3732, который размещался в Вожегодском районе, майор медицинской службы Тавровский писал: «…в настоящее время на продскладе нашего госпиталя нет никаких продуктов, кроме сухой картошки…».
Стремясь сохранить свою жизнь и здоровье, пленные выбирали различные стратегии выживания: попрошайничали, обменивали одежду на продукты питания, совершали кражи и хищения.
«Однажды в июле, по пути с работы, собирая ягоды, я услышал сильный шум мотора, - вспоминает Зигфрид Хакенберг, - Я пошел в том направлении, откуда доносились звуки. Шум становился все сильнее. Вдруг я увидел мертвого лося, убитого браконьерами. У него не было одной ноги. Вокруг его туши кружили миллиарды мух. Возможно, они и создавали этот небывалый шум. Я побежал в лагерь, рассказал об увиденном товарищам, затем высыпал солому из своей наволочке, и все вместе помчались обратно в лес. Несмотря на нападавших на нас насекомых, мы отрубили у убитого животного огромный кусок мяса, завернули его в наволочку и, преследуемые мухами, принесли его в лагерь. Мы обработали мясо, порезали кусками и сварили его в ведре, добавив туда марганцовки. Мы питались также крапивой, а в августе и сентябре целыми ведрами ели грибы, вареные и сырые. То, что ни один из нас при этом не умер – одно из многих чудес, которые мне довелось пережить на войне и в плену».
В г.Вологде был случай, когда ночью группа пленных основательно «похозяйничала» на огородах вологжан. По иронии судьбы земельные участки, подвергнувшиеся опустошительному набегу, принадлежали работникам областной прокуратуры. На имя начальника отдела по делам военнопленных и интернированных полковника Борисова пришла гневная депеша от военного прокурора Вологодской области майора юстиции Мурашкинцева с просьбой привлечь пленных к уголовной ответственности. Реакция органов МВД, защищавших честь мундира, была довольно своеобразной: виновных предложили поискать в другом месте, подчеркнув, что охрана военнопленных обеспечена надежно.
Одной из интересных страниц истории являются взаимоотношения между пленными и лагерным персоналом. Месяцы и годы совместного общения делали свое дело: человечность побеждала ненависть и жажду отмщения. Как говорится в документах, отношения между сторонами приобретали «семейный характер». Более того, известен ряд случаев, когда военнопленные спасали жизнь сотрудникам лагерного персонала. Так, военнопленные Андре и Пилич спасли жизнь рабочему спецгоспиталя №3732 Трубецкому, который при выборке нечистот из нужника, потеряв сознание, свалился в яму.
Судьба каждого из вологодских пленников сложилась по-разному: кто-то погиб в первые же дни пребывания в лагере от голода и хронической дизентерии, кто-то попал на больничную койку и был отправлен на родину сразу же после окончания войны, кто-то пытался бежать и был убит во время преследования. Те, кому довелось вернуться домой, долгие годы после плена ощущали своеобразный «синдром колючей проволоки».
«Воспоминания нахлынули на меня, - пишет Р.Руперт. - Все печальные события моего заключения прошли перед глазами. Они казались мне видениями из какого-то далекого, вымышленного мира. Неужели я по-настоящему пережил все это? Была ли это моя настоящая судьба? Мне ли, западному человеку, познавшему цивилизацию, который страстно желал достичь чего-то в жизни, было предначертано все это? Было ли это тем, ради чего я родился на Земле?».
«В течение плена меня никогда не покидало чувство безысходности, - вспоминает Бернхард Плюсквик. - Казалось, что я проведу в этих проклятых лагерях всю свою жизнь. Состояние подавленности не проходило месяцами…В конце сентября 1949 года в барак пришел немецкий комендант и зачитал фамилии тех, кто освобождается. Я был в этом списке…»
Юлия ВИГОВСКАЯ-РАСОВА,
по материалам книги «Теперь я прибыл на край света»
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев