Предыдущая публикация
– Всё, пап, не могу больше… Уйду я от Лариски!..
– это он почти уже кричит, близко придвинувшись к отцу лицом.
А сидят они на кухне, и за окном – зима. Обычная, городская, почти сразу же после снегопада становящаяся опять старенькой, как бабка деревенская, донашивающая платки из серенького ситца.
Матери дома нет – к сестре старшей, прихворнувшей, поехала. Сказала, что у той, скорее всего, и заночует. Вот и пришёл он к отцу, чтобы поговорить. Без женщин, без их слезливых наставлений и горестных всхлипываний на тему «а как же семья… дети… квартира…».
Сидят с отцом, значит, уже второй час на кухне, водку по-взрослому пьют. И беседуют, как кажется сыну, на равных. Но так только ему и кажется.
Старик, да не старик, конечно, ещё, а немолодой мужчина, больше всё курит, прищурив от едкого дыма глаз, и слушает, слушает пока, чтобы понять, как же он сыну помогать будет. Сыну и жене его Ларисе, которая сердце его всегда радовала, как только в первый раз её увидел. И из себя девка ладная – с большими серыми глазами и тяжёлыми светлыми волосами, которые как солнце всегда обрамляли её лик, словно на обложку журнала сфотографированный. А уж как она сына его любила, старик это тоже сразу заметил.
И потерять такую жену замечательную ну никак нельзя было…
– Уходи, конечно, сынок, если силы кончились. И любовь тоже. Ты – кровь моя, будущее моё. Неужели же я позволю, чтобы ты в свои 35 чахнуть от тяжёлой семейной жизни начал! А жена – она, как известно, не стена, можно и отодвинуть. Баб на свете полно. Другую найдёшь. А нет, так не велика беда: в родительском доме для тебя всегда место есть.
– Чё… прям вот так вот сразу уходить, что ли, папа?.. – спрашивает слегка осовевший сын.
– Так а чё тянуть-то и себя надрывать? Вот прямо завтра и перебирайся. Комната твоя всё равно пустая стоит. Мать, думаю, только рада будет, ведь Лариска-то твоя ей, признаться, никогда особо и не нравилась…. Да и мне тоже…
Но квартиру ты, всё же, с ней не дели. Куда делить-то? С ней дитё остаётся. Ваше с нею дитё. Сына и внука моего не обкрадывай.
Вернёшься к нам с матерью, и заживём мы как прежде. Или даже лучше прежнего. Утром просыпаемся, а мать уже завтрак сготовила. И всухомятку на работу тебе идти не придётся. Только уж попрошу тебя: вечером, после работы, – сразу домой, а то мать места себе находить не будет и спать не ляжет, пока ты не вернёшься.
С деньгами так решим. Ну, половину ты, естественно, сыну отдавать будешь. Так я говорю, сынок?..
– Коне-е-ечно… так, батя, – не совсем уверенно отвечает сын.
Старик смотрит на него, потом наливает ещё по маленькой обоим и спрашивает:
– Или хватит, может быть? А то на хмельную-то голову говорить тяжело…
И сын, было потянувшийся за рюмкой, руку на колени опускает. А отец продолжает рисовать перед ним перспективу тихого семейного счастья в родительском доме:
– … Вот я и говорю: хватит… хватит тебе и нескольких рублей из оставшейся половины. Ну, на проезд там, на сигареты. Остальное будешь матери отдавать. Сам же понимаешь – доход у нас нею небольшой, ещё один рот мы вдвоём не прокормим. А она, мама наша, хозяйственная, что ты! Из этих денег она тебе и на одежду выкроит…
– Погоди, пап! Так ведь одежду я сам себе покупать могу…
– Что ты, сынок! Неужели мать обидеть хочешь? Мне она всю одежду покупает: от трусов и маек до куртки. Привыкла уже. Будет и за тобой следить… Во-о-от, значит, а придёт лето, мы все втроём на дачу. Там работы – невпроворот. Утречком встанем с тобой, быстренько что-нибудь в огороде поделаем, и ты – на электричку. Час какой-нибудь – и ты на работе. А вечером приедешь – опять в огороде отдыхать будем…
– Погоди, пап… – пытается возразить сын. Отец отмахивается от него, словно знает наперёд, что тот ничего путного не скажет, и продолжает:
– Нет, это ты погоди! Я же тебе перспективу жизненную рисую…
Та-а-ак, стало быть. Что же касается Лариски твоей, так поначалу, думаю, она тебя доставать будет: то то ей с сыном надо, то это. Но это, полагаю, с годик продлится. Потом она замуж снова выскочит…
Опять сын перебивает, теперь уже настойчиво:
– Какой там замуж, батя! У неё же сын на руках останется…
– Как какой замуж, сынок? Бабе одной, без мужика да ещё с ребёнком на руках, никак нельзя. А твоя-то, твоя, предвижу, и год не выдержит. Такую сразу подхватят и ещё тебя же благодарить будут, что бросил её. Ты посмотри только: красавица?..
Старик опять хитро прищуривается и бросает взгляд на сына. Но сказать тому ничего не даёт, сам тут же отвечает:
– Краса-а-авица! Таких поискать только. Как стрельнёт глазищами своими туманными, так наш брат мужик сам пойдёт добровольно штабелями у её ног укладываться.
Хозяйка? Ещё какая! Вот мама наша, даром, что уже почти сорок лет замужем, а такого вкусного борща, как твоя Лариска, так и не научилась готовить. А холодец какой у неё? А «Наполеон»? Ты спроси баб в её возрасте, так уверен, многие даже не знают, что так торт называется.
А чисто как у вас в доме? Я иногда даже, когда к вам приходим с мамой, стесняюсь: будто в больнице.
А за тобою как следит? Каждый день рубашка чистая, поглаженная…
Сын увлёкся и потому встрял в разговор:
– … и трусы с носками – каждый день!
Отец «искренне» так удивляется:
– И трусы с носками каждый день?!. Ну, брат, эт она тебя балует. Мне мать выдаёт их раз в неделю чистые-то!..
И далее старик, всё более и более воодушевляясь, продолжает:
– А мальчишка какой у вас растёт? Это ж тоже Ларискина заслуга! Да, а как ты хотел? Помнишь, сколько раз ты ночью к нему вставал, пока он грудным был?.. Во-о-от: ни разу. Берегла тебя она, чтобы выспался перед работой. А болел ребёнок у вас, помнишь, когда? Не по-о-омнишь… Тоже – Ларискина заслуга. Она ведь за ним следила, как курица за цыплёнком. А пошёл он как рано, помнишь? А заговорил так сразу, что и не остановить!.. Ну, теперь ты его пореже видеть-то будешь, не станет он тебе надоедать своей детской болтовнёй. А когда Лариска снова замуж выйдет, так и вообще не будет нужды встречаться: он другого мужика папой называть будет. Ты только до 18 его полных лет денежками его снабжай – и всех делов-то!..
Так что, уходи, сынок, не томи себе душу. А то ведь она же тебя заездила совсем своими мелочными придирками!..
Стой! Ты куда? Не допили же ещё и не договорили…
А сын в это время уже одевается в прихожей и звонит по мобильному телефону, не слушая отца:
– Мам! Я тебя так и не дождался. Да… с отцом посидели… Что? Накормил, конечно… Чё звоню? Да просто хотел сказать, что я люблю тебя, моя ты дорогая Галина Петровна! Ладно, пока, а то мне Ларисе ещё позвонить надо, спросить, что купить по дороге. Да и малому обещал почитать перед сном…
Старик стоит, прислонившись к притолоке и, уже не пряча улыбки, смотрит на сына.
– Ох, и хитрован ты у меня, батя! – говорит тот, подходя к отцу, чтобы проститься. Жмёт старику руку. Потом секунду стоит в нерешительности… и обнимает отца. Да крепко так. И как–то радостно и благодарно. А сам в ухо, чтобы никто больше не услышал, шепчет старику:
– Я всегда знал, что лучше моего папы не сыскать… Пока… Я… то есть, мы с Ларисой позвоним вам с мамой…
Автор: Олег Букач
Следующая публикация
Нет комментариев