Однажды закончится лучшая книга, любимая песня утихнет дождем, рассвет догорит красно-пепельным мигом, и мы постепенно куда-то уйдем. Сотремся с полей, городов и домишек, росой испаримся в горах и лесах, и станем до неба хоть чуточку ближе - возможно, звездой в любопытных глазах.
Однажды закончится громкая вечность, слова, будто капли, стекут в водосток, всё то, что дарила лихая беспечность, закончится точкой изломанных строк. Поклявшийся быть лишь с тобою навеки легко отречется от брошенных фраз. А нам не впервой - зачеркнуть человека, ведь кто-то такой же зачеркивал нас.
Однажды не станет ни слёз, ни надежды, все страхи погибнут в космической тьме, мы сбросим себя как плохую одежду, что впору оставить пустой кутерьме. Все наши несчастья лишатся историй, все наши мечты потеряют свой лик. Всё станет неважным: и счастье, и горе, и вещи, и бедность, и долг, и должник
Однажды закончится всё, кем мы были, наш завтрашний день больше к нам не придет. Мы жили в вещах, задыхаясь от пыли, хватали людей – может, этот спасёт? Себя забивали всем нужным и модным, всегда под завязку, всегда про запас. А нужно любить эту жизнь за сегодня, за эту минуту, за это «сейчас».
(с) Deacon
Комментарии 5
(и беспощадно одряхлеет тело),
ты начинаешь резво жить, спеша
обозначать понятья и пределы.
Стараешься со смыслом изрекать,
пытаться быть понятливей, добрее.
На милостыню щедрою рука
становится, от скудости зверея.
И пронимает суть вещей простых,
что до тебя была, и есть, и будет.
И столько замечаешь красоты –
в событиях, природе, чувствах, людях,
что хочешь этот миг остановить,
замедлить (по возможности) хотя бы.
И понимаешь власть любой любви,
о ней пытаясь строчек накорябать:
ты оставляешь на земле следы,
по ним надеясь (раз хотя б!) вернуться...
Но вряд ли среди этой суеты
получится постфактум обмануться...
~ * ~ * ~ * ~ * ~ * ~ * ~
Консилиум смотрел на пациента странно:
практически здоров, а чахнет на корню.
Анализы, УЗИ, рентген, кардиограмма –
всё в норме. А больной не радуется дню,
хотя и аппетит, и сон его безгрешны,
общений не бежит, и внемлет новостям -
но выглядит - увы! - пугающе, конечно:
он равнодушен.
Весь.
И ...ЕщёО, много раньше, чем поймёт душа
(и беспощадно одряхлеет тело),
ты начинаешь резво жить, спеша
обозначать понятья и пределы.
Стараешься со смыслом изрекать,
пытаться быть понятливей, добрее.
На милостыню щедрою рука
становится, от скудости зверея.
И пронимает суть вещей простых,
что до тебя была, и есть, и будет.
И столько замечаешь красоты –
в событиях, природе, чувствах, людях,
что хочешь этот миг остановить,
замедлить (по возможности) хотя бы.
И понимаешь власть любой любви,
о ней пытаясь строчек накорябать:
ты оставляешь на земле следы,
по ним надеясь (раз хотя б!) вернуться...
Но вряд ли среди этой суеты
получится постфактум обмануться...
~ * ~ * ~ * ~ * ~ * ~ * ~
Консилиум смотрел на пациента странно:
практически здоров, а чахнет на корню.
Анализы, УЗИ, рентген, кардиограмма –
всё в норме. А больной не радуется дню,
хотя и аппетит, и сон его безгрешны,
общений не бежит, и внемлет новостям -
но выглядит - увы! - пугающе, конечно:
он равнодушен.
Весь.
И даже по частям.
Признали личный крах учёные ребята,
и было собрались выписывать домой,
но тихо произнёс патологоанатом,
молчавший до сих пор: «В нём нет любви. Он - мой»...
(Эм Проклова)