Наталья Карпинская

Крик израненного сердца…

Я та самая девочка, которая забеременела в результате изнасилования. Ни один мужчина не сможет понять, как это - внутри тебя растет нечто, имплантированное насильно, против твоей воли, через боль, через бесполезное сопротивление. Ни один. Изнасилование само по себе вещь невесёлая, и многие женщины годами, десятилетиями не могут справится с его последствиями. А тут ещё и такой подарок, в виде неуклонно растущей внутри личинки чужого. Пока ты лечишь нанесенные повреждения (больно мыться, больно ходить в туалет, больно сидеть), пытаешься собрать себя из руин, просто заставляешь себя утром встать и умыться, и ехать на учебу, и даже что-то записывать в тетрадке, вдруг оказывается, что все это время внутри тебя растет притаившийся чужой. Враг. Он жрет тебя изнутри. Он питается тобой. Отравляет своими токсинами твою кровь. От него тебя тошнит, рвет, от него у тебя кружится голова и отлетает сознание - даже не от токсикоза, для которого ещё вроде бы рано, а от ненависти, от ярости, от бессилия и ужаса. Меня вырвало от ужаса, когда я смотрела на результаты своего анализа на ХГЧ: внутри меня враг. В меня попало семя врага, оно проросло, и растет с каждым часом, чтобы полностью уничтожить мою жизнь. С тех пор, как я поняла, что беременна, внутри меня звучал непрерывный вой ужаса. Я с ним засыпала и просыпалась. Я попала в капкан всеми лапами сразу, я истекала кровью внутри, мне было больно так, как будто меня порезали на куски, а они ещё теплые и пытаются шевелится, каждый по отдельности. Я ненавидела свое тело, которое меня предало и дало приют личинке чужого - против моей воли. Если бы в тот момент у меня не было возможности сделать аборт, я бы сначала любой ценой (ценой будущего возможного бесплодия, ценой увечья, заражения или любых иных последствий) попыталась отгрызть все свои лапы, попавшие в капкан. Я бы травила врага внутри себя ядами. Я бы воспользовалась всеми известными бабкиными способами, благо все они на слуху (интернета тогда ещё не было, но книга Ломачинского уже была). Я бы отдала последние деньги какой-нибудь знахарке из цыганской деревни рядом с нашими общагами. И если бы все это не помогло, то я бы вышла на крышу своей 16-этажной общаги и убила себя вместе с врагом. Я знаю это совершенно точно, я в этом абсолютно твердо уверена даже сейчас: да, я бы это сделала. Мне было 18 лет, шел 1994 год, я была студенткой-второкурсницей и пыталась как-то выживать почти без денег в общаге за тысячу километров от дома. В женской консультации пожилая усталая врачиня равнодушно расспрашивала меня о последней менструации, я отвечала ей как зомби, и не могла вспомнить ни одной даты, ничего: все мои силы ушли на внутренний вой и ненависть к врагу, жравшему меня изнутри. Дату последних месячных я вспомнить так и не смогла, зато легко смогла вспомнить, сколько дней, часов и минут назад меня изнасиловали. Внутри меня шел непрерывный отсчёт с того момента, и я видела эти цифры, стоило мне хотя бы на секунду закрыть глаза. Когда я сказала эти цифры вслух, врачиня вдруг посмотрела на меня поверх очков совершенно человеческим взглядом, и что-то очень сочувственное мне сказала - вроде "бедная ты девочка, давай побыстрее всё сделаем, не будем тянуть", и плотина внутри меня рухнула, и вся боль, весь ужас прошедших недель хлынули на эту старую уставшую женщину, я выла и рыдала у нее на груди, а она гладила меня по спине и говорила "ну не плачь, деточка, это же не конец жизни, все будет хорошо, мы аккуратненько все сделаем, с хорошим наркозом, ты даже не заметишь, я тебе обещаю, только не плачь". Я читаю новости про запреты абортов даже после изнасилований, и внутри меня снова этот вой ужаса, как будто это я опять попала в капкан, и единственный выход для меня - выйти на крышу и броситься вниз вместе с врагом. Ну да. Столько лет спустя я наконец смогла написать это открыто, не под замком. Потому что они ****. Автор Юлия Куфман