Сорок дней назад мы праздновали Пасху, а сегодня Церковь вспоминает Вознесение Христа в Царство Небесное. Эти события произошли две тысячи лет назад. И что же осталось у нас? Что же осталось у тех, кто в те далекие времена пережили горе Его смерти на Кресте, а потом невероятную радость Его Воскресения? Он утешил Своим воскресением и снова покинул.
Чисто по-человечески - какой был грустный день прощания с Ним. Он был рядом во плоти. Его рук можно было коснуться, голос услышать, встретиться взглядом, увидеть улыбку... а теперь нельзя.
В Евангелии говорится : "...Когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великою радостью". (Лук.24:51,52)
Удивительно, апостолы и ни разу не сказали этого с тоской потери. Нет. Они говорили о Нем с предвкушением встречи, с радостным ожиданием и нетерпением, и это предвкушение встречи затмевало любую печаль о расставании. И эта радость, упомянутая в Евангелии, такая нелогичная, такая странная в миг разлуки, делает все очень достоверным. Потому что только Он один мог вдохнуть в Своих учеников тепло этой радости, вдохновить их даже Своим уходом. Бог может любое зло претворить в добро. Из смерти сотворить Воскресение, из Распятия, худшего человеческого деяния - спасение грешников, из разлуки - радость, так может только Он. Никогда, ни одним Своим деянием, словом, жестом Он ничего не отнимает. Только дает.
Нет, не опустела без Тебя земля, а наполнились Тобой небеса.
Нет, Твой уход ничего не отнял, а исполнил мир радостью о том, что все сбылось, и все только начинается.
Нет, не печаль разлуки, а предвкушение встречи.
Я уже несколько раз касался этой темы "Встреча человека с Богом" в наши дни, в нашей современности. Я говорил, что после встречи с Богом начинается заурядная, повседневная жизнь, но остается присутствие Божие, такое простое, обыкновенное. В присутствии Божием видишь счастье в мелочах, в повседневности. Хочется благодарить Бога за эти мелочи. Каждый из нас, кто читает эту заметку, может соприкоснуться с самим Богом. Как этого достичь? Эту "тайну" я постараюсь постепенно раскрывать. А пока приведу еще один пример встречи со Христом Богом в наши дни.
Антоний, митрополит Сурожский.
Моя бабушка с папиной стороны была моей крестной; на крестинах не присутствовала, только "числилась" - вообще это, думаю, не особенно всерьез принималось, судя по тому, что никто из моих никогда в церковь не ходил до того, как впоследствии я стал ходить и стал их "водить".
Что касается Церкви, то я был очень антицерковно настроен из-за того, что я видел в жизни моих товарищей католиков или протестантов, так что Бога для меня не существовало, а Церковь была чисто отрицательным явлением.
Основной, может быть, опыт мой был такой в этом отношении. Когда мы оказались в эмиграции в 1923 году, Католическая Церковь предложила стипендии для русских мальчиков и девочек в школах. Помню, мама меня повела на "смотрины", со мной поговорил кто-то и с мамой тоже, и все было устроено, и мы думали, что дело уже в шляпе. И мы уже собрались уходить, когда тот, кто вел с нами разговор, нас на минутку задержал и сказал: "Конечно, это предполагает, что мальчик станет католиком". И я помню, как я встал и сказал маме: "Уйдем, я не хочу, чтобы ты меня продавала". И после этого я кончил с Церковью, потому что у меня родилось чувство, что если это Церковь, тогда, право, совершенно нечего туда ходить и вообще этим интересоваться; просто ничего для меня в этом не было...
Должен сказать, что я был не единственным; летом, скажем, когда бывали лагеря, в субботу была всенощная, литургия в воскресенье, и мы систематически не вставали к литургии, но отворачивали борта палатки, чтобы начальство видело, что мы лежим в постели и никуда не идем. Так что, видите, фон для религиозности у меня был очень сомнительный.
Кроме того, были сделаны некоторые попытки моего развития: меня раз в год, в Великую Пятницу, водили в церковь, и я сделал с первого раза замечательное открытие, которое мне пригодилось навсегда (то есть на тот период). Я обнаружил, что, если войду в церковь шага на три, глубоко потяну носом и вдохну ладана, я мгновенно падаю в обморок. И поэтому дальше третьего шага я никогда в церковь не заходил. Падал в обморок - и меня уводили домой, и этим кончалась моя ежегодная религиозная пытка.
И случилось так, что Великим постом какого-то года, тридцатого, кажется, нас, мальчиков, стали водить наши руководители на волейбольное поле. Раз мы собрались, и оказалось, что пригласили священника провести духовную беседу с нами, дикарями. Ну, конечно, все от этого отлынивали как могли, кто успел сбежать - сбежал; у кого хватило мужества воспротивиться вконец - воспротивился; но меня мой руководитель уломал. Он меня не уговаривал, что надо пойти, потому что это будет полезно для моей души. Сошлись он на душу или на Бога, я не поверил бы ему. Но он сказал: "Послушай, мы пригласили отца Сергия Булгакова. Ты можешь себе представить, что он разнесет по городу о нас, если никто не придет на беседу?" Я подумал: "Да, лояльность к моей группе требует этого". А еще он прибавил замечательную фразу: "Я же тебя не прошу слушать! Ты сиди и думай свою думу, только будь там". Я подумал, что, пожалуй, можно, и отправился. И все было действительно хорошо; только, к сожалению, отец Сергий Булгаков говорил слишком громко и мне мешал думать свои думы. И я начал прислушиваться, и то, что он говорил, привело меня в такое состояние ярости, что я уже не мог оторваться от его слов. Помню, что он говорил о Христе, о Евангелии, о христианстве.
Он был замечательный богослов, и он был замечательный человек для взрослых. Но у него не было никакого опыта общения с детьми, и он говорил, как говорят с маленькими зверятами, доводя до нашего сознания все сладкое, что можно найти в Евангелии, от чего как раз мы шарахнулись бы. И я шарахнулся: кротость, смирение, тихость - все рабские свойства, в которых нас упрекают. Он меня привел в такое состояние, что я решил не возвращаться на волейбольное поле, несмотря на то, что это была страсть моей жизни, а ехать домой, попробовать обнаружить, есть ли у нас дома где-нибудь Евангелие, проверить и покончить с этим; мне даже на ум не приходило, что я не покончу с этим, потому что было совершенно очевидно, что он знает свое дело и, значит, это так...
И вот я у мамы попросил Евангелие, которое у нее оказалось, заперся в своем углу, посмотрел на книжку и обнаружил, что Евангелий четыре, а раз четыре, то одно из них, конечно, должно быть короче других. И, так как я ничего хорошего не ожидал ни от одного из четырех, я решил прочесть самое короткое.
И тут я попался; я много раз после этого обнаруживал, до чего Бог хитер бывает, когда Он располагает Свои сети, чтобы поймать рыбу, потому что, прочти я другое Евангелие, у меня были бы трудности. За каждым Евангелием есть какая-то культурная база. Марк же писал именно для таких молодых дикарей, как я, для римского молодняка. Этого я не знал - но Бог знал. И Марк знал, может быть, когда написал короче других...
И вот я сел читать; и тут вы, может быть, поверите мне на слово, потому что этого не докажешь. Со мной случилось то, что бывает иногда на улице, знаете, когда идешь и вдруг повернешься, потому что чувствуешь, что кто-то на тебя смотрит сзади. Я сидел, читал и между началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое я читал медленно, потому что язык был непривычный, я вдруг почувствовал, что по ту сторону стола стоит Христос... И это было настолько разительное чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть. Я ничего не увидел, я не обонял ничего, я не слышал ничего. Я откинулся на своем стуле, посмотрел и убедился в том, что это не видение и не галлюцинация. Это была совершенно простая уверенность, что Он тут стоит. Я смотрел прямо перед собой на то место, где никого не было, у меня было яркое сознание, что тут, несомненно, стоит Христос.
Помню, что я тогда откинулся и подумал: "Если Христос живой стоит тут - значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что Христос воскрес и, значит, все, что о Нем говорят, - правда". Это того же рода логика, как у ранних христиан, которые обнаруживали Христа и приобретали веру не через рассказ о том, что было от начала, а через встречу с Христом живым, из чего следовало, что распятый Христос был тем, что говорится о Нем, и что весь предшествующий рассказ тоже имеет смысл.
Я начал читать Евангелие уже вразбивку и обнаружил несколько вещей, которые меня тогда особенно поразили. Первое: если это - правда, значит, все Евангелие - правда, значит, в жизни есть смысл, значит, можно жить и нельзя жить ни для чего другого, как для того чтобы поделиться с другими тем чудом, которое я обнаружил. Есть, наверное, тысячи людей, которые об этом не знают, и надо им скорее сказать. Второе: Бог светит Свой свет и на добрых, и на злых. Я подумал, что если Он любит добрых и злых и я хочу быть с Богом, то я должен начать любить не только добрых, которые меня любят, которые ко мне хороши, но и злых, которых я так боюсь и которых до сих пор я так ненавидел. И я решил: чтобы остаться со Христом, я буду любить людей, что бы мне они ни делали. Пусть они меня хоть кипятком ошпарят, я все равно не откажусь от этой любви. Это было мое первое впечатление.
Помню, я на следующее утро вышел и шел как в преображенном мире; на всякого человека, который мне попадался, я смотрел и думал: "Тебя Бог создал по любви! Он тебя любит, и я всех буду любить". До конца в скудных словах я не могу этого выразить. Но то, что произошло в моей душе, когда я оказался лицом к лицу со Христом, я никаким образом вам передать не могу.
Текст составил Георгий - помощник настоятеля Свято-Никольского храма
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 2