Предыдущая публикация
Кстати, я не бесстрашен.
Скорее, ужасно глуп. И не спорь, потому что, естественно, мне виднее. Как сказала одна местечковая Дульсинея: из меня Дон Кихот, как из бабушки лесоруб. Если смерть, если страх, если тень за моим плечом, я взахлёб хохочу. Мне легко не бояться смерти, персонажу комедий. А против опасной меди у меня есть оружие:
флейта и светлячок.
Мой покойный папаша по прозвищу "Капитан" был умён и считался в округе весёлым малым. По ночам его часто сомнение донимало. Приучал меня к музыке. Ставил за нотный стан. Иногда он ругался, хотя не казался злым. Я безумно фальшивил в мажоре, увяз в миноре. Постоянно пытался свалить поскорей на море, говорил, что мне больше по вкусу вязать узлы. Папа умер внезапно, схватившись рукой за грудь. Мать не вынесла горя, сбежала, душа святая. Упаси меня боже, ни грамма не осуждаю. Дверь покрепче закрыл и отправился в дальний путь.
Ночевал, где придется. Узнал, как глубок овраг. По дороге, отбившись от стаи, пристала птица. Не хотелось перечить. Попутчица мне сгодится. После мы выступали на ярмарках для зевак. Гонорар невелик, но с него я купил сундук, что умел уменьшаться в размерах, потом обратно. Как сказала одна местечковая Лисистрата: собираю подруг, понимаешь, к чему веду?
Да куда мне. К тому же, у птицы случился сплин. Флейту взял погонять у заезжего менестреля: обещаю — верну. На закате цветы пестрели, словно тысячи звёзд. У кокеток блестел поплин. Неухоженный пёс темноту из ручья лакал. Обладатели жён вытирали платками плеши. Как сказал моей птице один незнакомый леший: ты хорошая птица, и на тебе светляка. Ибо птице — оно бестолково с людьми гулять. И в хорошесть людей тоже верится очень слабо. Убедили пустую бутылку работать лампой (непростая бутылка, с отцовского корабля).
Колесили по миру, ну то есть почти везде. Светлячок постоянно светил, я играл на флейте, птица пела, всегда по утрам и всегда о лете. А ещё сыроежек нажарили и груздей. Поначалу мы плохо не думали ни о ком. По какой-то причине внутри находились силы. Только стражи уже с подозрением на нас косились, улыбались торговцы неискренне, с холодком.
Перепрятали детские сказки в секретный ларь. Небольшая проблема, пускай не проблема вовсе: мне сказали — за светом придут. Начинай, готовься. Я могу не светить, но куда мне девать фонарь. Я-то ладно, подумаешь — я. Загрустил светляк.
Птица может не петь. Или кажется, нет, не может. Как сказал Соломон: в каждом веке одно и то же. Отличаются только правительства, гимн и флаг. Вот тогда мы ушли. Насовсем, навсегда, втроём. Впрочем, адрес возьми. Впрочем, леший вполне галантен. Он, конечно, уже убедился в моём таланте подпевать удивительной птице. Сидим, орём.
Слышишь — шорох и смех. Это ветер живёт в ветвях. Чешет юрким бельчатам хвосты, бедолаги рады. Он способен менять направления и наряды, а летать у него получается лучше всех.
Не зови в города, там не место таким, как я.
Человек, уверявший, что город — для сильных духом, лет пятнадцать уже как воюет с собой, по слухам. Не способен заснуть без меча или без копья.
Сегодня день памяти...
Следующая публикация
Нет комментариев