16 июля 1814 года стало дебютом в печати юного Александра Сергеевича Пушкина. Пятнадцатилетний поэт, выбравший псевдоним Александр Н.к.ш.п, опубликовал произведение «К другу стихотворцу» в московском журнале «Вестник Европы». Его адресат — Вильгельм Карлович Кюхельбекер, приятель и однокурсник Пушкина по Царскосельскому лицею.
К другу стихотворцу
Арист! и ты в толпе служителей Парнаса!
Ты хочешь оседлать упрямого Пегаса;
За лаврами спешишь опасною стезей,
И с строгой критикой вступаешь смело в бой!
Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы,
Забудь ручьи, леса, унылые могилы,
В холодных песенках любовью не пылай;
Чтоб не слететь с горы, скорее вниз ступай!
Довольно без тебя поэтов есть и будет;
Их напечатают — и целый свет забудет.
Быть может, и теперь, от шума удалясь
И с глупой музою навек соединясь,
Под сенью мирною Минервиной эгиды
Сокрыт другой отец второй «Тилемахиды».
Страшися участи бессмысленных певцов,
Нас убивающих громадою стихов!
Потомков поздных дань поэтам справедлива;
На Пинде лавры есть, но есть там и крапива.
Страшись бесславия! — Что, если Аполлон,
Услышав, что и ты полез на Геликон,
С презреньем покачав кудрявой головою,
Твой гений наградит — спасительной лозою?
Но что? ты хмуришься и отвечать готов;
«Пожалуй, — скажешь мне, — не трать излишних слов;
Когда на что решусь, уж я не отступаю,
И знай, мой жребий пал, я лиру избираю.
Пусть судит обо мне как хочет целый свет,
Сердись, кричи, бранись, — а я таки поэт».
Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть умеет
И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет.
Хорошие стихи не так легко писать,
Как Витгенштеину французов побеждать.
Меж тем как Дмитриев, Державин, Ломоносов.
Певцы бессмертные, и честь, и слава россов,
Питают здравый ум и вместе учат нас,
Сколь много гибнет книг, на свет едва родясь!
Творенья громкие Рифматова, Графова
С тяжелым Бибрусом гниют у Глазунова;
Никто не вспомнит их, не станет вздор читать,
И Фебова на них проклятия печать.
Положим, что, на Пинд взобравшися счастливо,
Поэтом можешь ты назваться справедливо:
Все с удовольствием тогда тебя прочтут.
Но мнишь ли, что к тебе рекой уже текут
За то, что ты поэт, несметные богатства,
Что ты уже берешь на откуп государства,
В железных сундуках червонцы хоронишь
И, лежа на боку, покойно ешь и спишь?
Не так, любезный друг, писатели богаты;
Судьбой им не даны ни мраморны палаты,
Ни чистым золотом набиты сундуки:
Лачужка под землей, высоки чердаки —
Вот пышны их дворцы, великолепны залы.
Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы;
Катится мимо их Фортуны колесо;
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо;
Камоэнс с нищими постелю разделяет;
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он:
Их жизнь — ряд горестей, гремяща слава — сон.
Ты, кажется, теперь задумался немного.
«Да что же, — говоришь, — судя о всех так строго,
Перебирая всё, как новый Ювенал,
Ты о поэзии со мною толковал;
А сам, поссорившись с парнасскими сестрами,
Мне проповедовать пришел сюда стихами?
Что сделалось с тобой? В уме ли ты иль нет?»
Арист, без дальних слов, вот мой тебе ответ:
В деревне, помнится, с мирянами простыми,
Священник пожилой и с кудрями седыми,
В миру с соседями, в чести, довольстве жил
И первым мудрецом у всех издавна слыл.
Однажды, осушив бутылки и стаканы,
Со свадьбы, под вечер, он шел немного пьяный;
Попалися ему навстречу мужики.
«Послушай, батюшка, — сказали простяки, -
Настави грешных нас — ты пить ведь запрещаешь
Быть трезвым всякому всегда повелеваешь,
И верим мы тебе: да что ж сегодня сам…»
— «Послушайте, — сказал священник мужикам, -
Как в церкви вас учу, так вы и поступайте,
Живите хорошо, а мне — не подражайте».
И мне то самое пришлося отвечать;
Я не хочу себя нимало оправдать:
Счастлив, кто, ко стихам не чувствуя охоты,
Проводит тихой век без горя, без заботы,
Своими одами журналы не тягчит,
И над экспромптами недели не сидит!
Не любит он гулять по высотам Парнаса,
Не ищет чистых муз, ни пылкого Пегаса,
Его с пером в руке Рамаков не страшит;
Спокоен, весел он. Арист, он — не пиит.
Но полно рассуждать — боюсь тебе наскучить
И сатирическим пером тебя замучить.
Теперь, любезный друг, я дал тебе совет.
Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?..
Подумай обо всем и выбери любое:
Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.
1814 г.
Жуковский не пришел на какой-то званый вечер, и когда у него поинтересовались – почему, он имел неосторожность ответить, что, во-первых, ему нездоровилось, а во-вторых, пришел Кюхельбекер. Пушкин мгновенно сочинил издевательскую эпиграмму:
За ужином объелся я,
Да Яков запер дверь оплошно,
Так было мне, мои друзья,
И кюхельбекерно и тошно.
Кюхельбекер был в бешенстве. По его убеждению, изгладить обиду можно было лишь одним способом – дуэлью. Пушкин согласился. Не мог же он проигнорировать такой вызов!
В назначенное время поединок состоялся. Их общие знакомые до последнего не верили в трагедию. Ведь Пушкин и Кюхельбекер были друзьями. Неужели один застрелит другого из-за глупого стишка?
Кюхельбекер первым нажал на курок. Пуля как будто пролетела мимо. Настал черед Пушкина. Щелчок – и только.
Достоверно одно: после дуэли Пушкин продолжал крепко дружить с Кюхельбекером. Судьба у того выдалась тяжелая и печальная: он присоединился к восстанию декабристов и пытался убить члена царской семьи. Смертной казни ему удалось избежать, но приговор вынесли жесткий: годы каторжных работ, которые позже заменили заключением.
Осенью 1827-го года Пушкин находился на пути в Петербург и на маленькой почтовой станции столкнулся с заключенным Кюхельбекером. Они бросились обнимать друг друга, но жандармы их растащили и не позволяли перекинуться даже словом. Тогда Пушкин потребовал у фельдъегеря, чтобы тот передал Кюхельбекеру денег. Тот отказался, и Александр Сергеевич устроил настоящий скандал с угрозами. Но, увы, безрезультатно.
Кюхельбекера повезли дальше. Пушкин собрался бежать за телегой, не обращая внимания на дорожную грязь, но его силой удержали.
Несмотря на суровый приговор, Кюхельбекер пережил великого поэта почти на десять лет. Последние годы жизни он провел в Сибири, вместе с другими декабристами.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев