Предыдущая публикация
Семнадцать дней весны не пели птицы!..
И в битве—за державу—за кордон…
И ненависть—и ярость—без границы…
Кипела у враждующих сторон!..
Покинув кров родной, томились люди,
Округу всю—и жителей—трясло…
На всполохи смотря, как из орудий—
И с воздуха—утюжили село!..
*****
И были в Комсомольском дни печали…
И горстка возвратившихся… Толпа…
И трупный запах груды источали…
Конечности. Где кисти, где стопа...
Автор Руслан Асаев
Жили-были старик со старухой…
Чета туда вернулась где-то в мае…
Развалины морщинили чело…
Сельчане—гарь-руины поднимая,
Свыкались с болью, горем что нашло…
Супругам дом снесло взрывной волною,
И выплеснув свинцовый негатив,
Вражда ушла, посеяв паранОйю,
Их жизни образ в корне изменив...
На выручку примчались два подростка,
С одним—старик времянку сколотил,
А шустрый малый—в братовых обносках—
В конце двора сарай соорудил.
Сменялись дни... И сумерки—ночами…
Шептались свечи—слёзно—о поре…
И вермишель—брикетами—и «чами»…
Их слушали на плюшевом ковре…
Вздыхала «х1усамнАна» замечая,
Что Тот впадает в детство иногда…
И долго ждал обещанного чая…
Рассеянность прощая «х1усамдА»…
Близ северной столицы жили дети:
Не раз(!) забрать пытались их к себе,
Но старец пресекал беседы эти,
Блокадный… вспоминая на Неве…
Он в смуту не менял своих решений…
И сын не мог настаивать, не смел!..
И мать с отцом—без пенсий, сбережений…
Поддерживал!.. И денег не жалел!..
На лето, раньше… «стая» прилетала:
Подарков в доме высилась гора!
Светились предки(!)—глядя как порхала,
Плеяда внуков, внучек—детвора…
Теперь, верстая дни они—и даты—
В пути застрял от сына перевод(?)—
Решили разгребать совком лопаты
Их горы навалившихся невзгод…
Вначале, раскидать один пригорок:
На рынке птичьем живности купить,
Купили: индюка, индейку!.. Творог…
Чтоб скрасить пирогами жизни нить!..
Из «индианки»—пара—и «индейца»,
Сумбурно обживала свой «вигвам».
Их в шутку нарекли «Кур стаг» и «Деца»,
И стало веселее старикам!
Две грации—с окраины селенья—
Прогулки совершали—вояжИ!
Туда где лес, запруда, запустенья…
Заросшие траншеи, блиндажи…
Но нет словам, увы, опроверженья:
Беда… она приходит не одна!..
И эхом мысли этой—в подтвержденье…
Исчезла «Деца» вдруг—средь бела дня!..
Алпату подкосило это горе,
До этого, сияла—не одни!..
Апти-кремЕнь—невозмутимый горец(!)
Терпел её—и слёзы—в эти дни…
А та, тайком, в сарае причитала…
И всех зверей «калечила» вокруг:
«Лиса?.. Нет, волк!.. Да чтоб их разорвало!
«Двуногие» позарились? А вдруг?!»!
Кошмары зачастили—как подружки!..
Что перья кто-то им сложил в ушат,
Что некто поливает кровью с кружки,
Что руки чьи-то тушку потрошат…
Казалось ей: индюк—один—страдает,
Теряет вес—становится худей,
Что болен их пернатый—увядает…
Что сглазил двор им некий лиходей!..
Две нормы отмеряя—грузной птице…
Крупы—бедняга, старчески ворча,
Слагала в балагане небылицы,
Что даже удивили бы врача!..
И, как комар, зудела вечерами,
Травила—в мыслях—спущенных собак,
В сарай носилась, хлопая дверями,
Пока не лёг на стул Апти кулак!
И горе поутихло понемногу…
Решили: о случившемся забыть,
Купить индейку, привязать за ногу…
И грустного вдовца развеселить!..
Наутро, небо хмурилось в дорогу,
И раны—фронтовые—старика,
Забили неожиданно тревогу,
Былое воскресая сдалека…
Весь день стояла пасмурной погода
Но гнал печаль цветущий абрикос!
Апти палил бурьян вдоль огорода,
И свёрток—что он вырыл—перенёс…
Вчерашний сон, из всякой чертовщины…
Знамением плохим считая он,
Отцовский ствол достав из мешковины,
Вогнал в него единственный патрон!.
И гром гремел и тучи мчались небом—
И то ли к счастью, то ли на беду—
Ворчали, что исход им дня неведом…
Дождинки посылая на бегу…
Алпату за метлою успевала…
Контрактников уже подозревать,
И вора в пламя ада упекала,
А тот явился, следом… его рать!
Подельников—пятнадцать—и смутьяна—
Уставших—но державших свой фасон,
Проделав дальний путь до балагана,
Заботил ужин—пир для их персон!..
Они бесцеремонно двор топтали,
И, оставляя свежие следы,
«На фене»—им понятной—толковали,
И ждали подношения еды!
И бил озноб старушку—испарина…
Зашкаливал события накал!..
И та, воображая исполина,
Упёрла руки в боки под скандал!
Ораву не смутила та угроза:
Пришельцам видно было пополам,
Что довели бедняжку до невроза,
Что в их дворе царит такой бедлам…
Главарь «втирал» им что-то, те мечтали,
И искоса глазели на сарай,
И, видимо, себя—уже—считали:
Совсем не посторонними—их Край!
Апти молился!.. Слыша мимолётно…
Невнятный шум—он продолжал обряд
Не видя, как ведёт себя вольготно
Внезапно так нагрянувший отряд…
Братва себе кумекала резонно—
ПодИ—и долю требовала—пай,
И на своих понятиях—жаргонно—
Пространно намекала: «Открывай!»!
Индеец истерзался—говорили…
Как в карцере… один—приговорён,
Метался!.. Те старушку торопили…
Прощался с жизнью—эдакой—«гурон»!..
Он дверцу из фанеры вынес с треском,
Вигвам окинул—мЕльком—облака…
Опешивших салаг, глаза их с блеском,
И взглядом удостоил вожака!
Всё шло к развязке острой мелодрамы:
Как лезвия—сверкал весь небосвод…
Безумец нёс свой дух и килограммы,
Один как перст… он шёл на целый взвод!
И, хвост подняв—как веер—на нападки,
И, зная, что никем незаменим…
Он гаркнул что-то взводу, тот—на лапки…
Безропотно последовал за ним!!!
*****
То были индюшата и индейка,
Что высидела яйца за селом…
В сердцах сорвалось: «Ах ты прохиндейка!»
И застрочила «Баби» помелом!
Апти—свирепый—выскочил с берданкой,
И стаю их увидев во дворе,
Застыл, любуясь шествием—беглянкой,
Чей зоб горел—как шапка на воре!
Ведя к вигваму крохотных гуронов,
Шагал их вождь—как важный генерал!
И следом «генеральша»—без погонов…
Тянулась, соблюдая интервал…
*****
Тем часом… в белокаменной столице
Вершились судьбоносные дела!
Народ свой уберечь—а не стелиться!..
Ахмат явился в Кремль—из Села!
В предгорьях стихли звуки канонады,
Приют в горах нашли боевики,
Ловил транзистор речи Хакамады…
И рации—как «жгут» силовики!
Брезентовый наряд одели «Грады»…
Движки прикрыли им штурмовики,
И покидали Край—не без бравады…
Изрядно поредевшие полки…
И били молотки—не без отрады!
Визжала жизнерадостно пила!
И ветхие строения, ограды…
Меняли облик Края—и села.
*****
Их двор—напоминавший баррикады…
Не так уже хозяев угнетал!..
Вздыхали в грудах китель и награды…
И скромный их семейный капитал…
Вздыхали огорошено пришельцы…
Что нет для них изысканной еды!
Соломки нет—насеста—даже дверцы!
Ни кашки—ни малашки, ни воды!
И нёсся птичий гомон—недовольный,
И лепет их пернатой детворы…
Просивших: стол накрыть им хлебосольный,
И взять на иждивенье—до поры…
Птенцы ей пОлы платья теребили,
И счастью Баби не было конца!
И даже слой кирпичной рыжей пыли…
Не мог затмить сияния лица!
И старца видно стая исцелила,
И зелье, приготовленное Той—
Что шла за ним всю жизнь—и семенила…
Без охов—в гололедицу—и зной!
И Он не ждавший—образно—налёта!..
Что щёлкнет не затвор, а в мозжечке!..
Отставил ствол—и с полуоборота…
Сорвался в пляс на мрачном пятачке!
Не видел Край как горец шёл по кругу,
Души своей растапливая лёд…
И, как когда-то, глядя на супругу,
Казалось… снова звал Её в полёт!..
Он замер в полуметре от горянки,
Продолжившей его могучий род!
На фоне гор—как вечность—и времянки…
Суровый горец бровь поднял: «Вперёд?!»
И вспыхнул лик!.. Взлетели брови-дУги!..
И тело словно крылья обрело!..
И Баби, моложаво вскинув руки,
Ушла под стариковское крыло!..
Крутила свою хронику берданка!..
Метла—субботник—клавиши, меха…
И с бывших стен совдеповская дранка…
Невесту—вспоминали—жениха!..
И щебень—надоевший до оскомы…
И шифера фрагменты—и стекла…
И хруст ступни—до боли им знакомый…
Терпели их подошвы—и тела!..
И, тужась, старец сделать порывался…
Грудную клетку—впалую—дугой!..
И на осколок мины огрызался…
Засевший под лопаткой—с Луговой…
И лоб потел… И плавилась макушка…
Платок сползал! И снова, и опять!..
И скрыть сутулость силилась старушка…
И слипшихся волос седую прядь!..
Их двор воспрял, казалось, и «хоромы»!..
Останки башен Хоя, Ведено!..
И гены им твердили—хромосомы…
Вы—Стержень!!! Вы—не слабое звено!!!
Не видел Край их—хлопал бы в ладоши!..
Хотя то время было непростым…
В пыли мелькали шлёпанцы, калоши!..
И стлался с огорода сизый дым…
И солнце улыбнулось из-за тучи…
И дождь—слепой—пронёсся как танцор!..
И, где-то там,,. чихнул их внук растущий!..
Седьмой—в манеже крылья распростёр!..
Пыль улеглась… Два «тэйпа» рядом сели:
Апти на стул, Алпату—на ушат,
Устали оба… Отдышались еле…
И вспомнили детей—Абу, Айша
Индейцы—возмущённые—носились!
И ревновали к мыслям стариков…
И на ружьё старинное косились,
Как предки—на винчестер тех веков…
Они войной помеченные—сажей…
Их будущей кормилице клялись,
Наверное… что будут верной стражей,
«Ты только это… Баби—шевелись!»!
Пушистые комки глазели в очи…
И, не дождавшись, бунт подняли—хай!..
«Мы Мир несли!.. В пути устали очень!..
И есть хотим!.. «РастИшку» подавай!»!..
И было новоселье(!) без постели…
Гуронам после пира снились сны…
И распри глубоко в земле сопели…
И острый томагавк—тупой войны…
*****
И не было разбитого корыта,
Ни невода, ни рыбки золотой!..
Была земля снарядами изрыта…
И та глушила стоны—под золой!..
И злой старухи не было и крика,
И старца под пятою!.. И дворцов!..
Лишь не скрывая радостного лика…
Чета… ласкала взглядами птенцов!..
*****
Они тогда не знали… что в Мин.Воды…
Несется скорый поезд—как стрела!..
И сын—чуть не лишившийся свободы…
За два ему подброшенных ствола!
И лай стоял!.. И вой!.. Глубокой ночью…
Горел костёр… Отца скрывала мгла!..
Мерцал дисплей! Беседуя с их доч-ью…
Слезились материнские глаза…
*****
Был хрупкий мир!.. Сомнения… Надежды!..
И зарева сражений позади…
Светлели мысли, лица—и одежды…
И возрождался хутор Саади!!!
*****
Х1усамда—хозяин дома.
Х1усамнана—хозяйка дома.
Кур стаг—важный, гордый мужчина.
Деца—тётя.
Баби—бабушка (ласк.)
Тэйп—род
Чами—ковшик.
Следующая публикация
Комментарии 182
Несется скорый поезд—как стрела!..
И сын—чуть не лишившийся свободы…
За два ему подброшенных ствола!," -ПОДБРОШЕННЫХ ствола