Светочка Чанышева

ПОРА СЪЕЗЖАТЬ ВАМ, СЫНОК...

– Хоть бы меня пожалел, Митя. Совести у тебя нет...
Татьяна отвернулась к раковине, открыла воду, в надежде, что поток воды унесет ее утреннее расстройство, уберет дрожь из рук, расслабит защемлённое сердце. Но сердце не отпускало, так и осталось оно деревянным.
Такая тоска брала от вида грязной посуды в раковине! Если б это было не часто, то и пусть. А когда изо дня в день... Сегодня посуды было немного – чашки, ложки. Дети вечером пили чай.
Все б ничего, вот только осеннее утро началось с неприятностей.
И делов-то... делов – всего-то внук опять хлопнул дверью ...
***
Октябрь у них с мужем всегда был безмятежным, тихим. Огородно-садовые дела не тяготили, осенние астры, георгины и отцветающие розы навевали философское настроение. Они с Митей всегда любили это время – готовили сад к зиме.
В теплые вечера просиживали на садовой скамейке. Дмитрий – с кружкой кофе. Эту кружку частенько и приносила ему Таня. Да и вообще, ему себя посвящала. Заботы все в последнее время о нем были, думы – о нем. Она изощрялась в кулинарных его пристрастиях, ходила на цыпочках, когда спал он после дежурства.
Жили мирно, тихо, дружно, осенью жгли костры на огороде, весной вспахивали землю...
Вечерами Дмитрий пропадал в сарае – слыл он неплохим столяром, мастером по изготовлению наличников. И всегда у него были заказы. Трудился не ради денег, в каждое свое изделие вкладывал частичку души.
И не замечала раньше Татьяна за ним уж такой привычки ворчать, не замечала злобы.
Избаловала, видать...
В семье ведь жить надо не друг для друга, а скорее друг с другом для детей и внуков. Именно так верно – считала в последнее время Таня.
Теперь для нее муж был виновником засевшей в сердце обиды и боли.
А жизнь их изменилась кардинально.
Прошлой весной сын приехал к ним расстроенный. За помощью приехал.
– Мам, Люба увольняется. Проблемы там на работе, потому что Данька болеет без конца. В общем, если вы не против, мы бы у вас пожили до покупки жилья. Не копится у нас ничего. Сплошные расходы... За квартиру уже двадцатку просят. А сейчас вообще ремонт требуют.
– Так конечно, Слав, давно зовём. Три комнаты же...
И Дмитрий был поначалу не против. Как сыну не помочь?
Весной же и перебрались к ним молодые – единственный сын с женой и двумя сыновьями семи и четырех лет. Часть вещей установили, уложили в сарае, в гараже. Но все равно три уютные просторные комнаты завалились сумками, коробками и баулами.
Татьяна во внуках души не чаяла. Деду Мите не все во внуках нравилось, но приезжали раньше внуки ненадолго, недостатки проскальзывали.
До этого сын с женой снимали жилье, говорили, что копят на первый ипотечный взнос, а Таня с мужем помогали сыну, чем могли.
Татьяна встретила детей с огромной радостью. Казалось, что дом их в последнее время стал каким-то пустым и скучным, а теперь он будет наполнен радостью, детскими голосами и душевными отношениями.
И когда сын заявил о своем желании жить с ними, Татьяна начала представлять себе добрые семейные картины: как дед возится с внуками, как обучает их своему столярному мастерству, а они со снохой копошатся на кухне, думают вместе – чем накормить мужчин.
Она представляла воскресные обеды и ужины, уже обдумывала планы экономии в хозяйстве – можно будет и утей завести, давно собиралась. Она освободила от вещей шкафы, перебрала все свое тряпье, часть отнесла в сарай, сто раз переставляла с места на место домашнюю утварь,
– Чего ты с этим торшером таскаешься? – ворчал муж.
– Да вот, думаю. То ли мальчикам его в зал, то ли детям, но там на тумбочке лампа... Не знаю и куда ... И вот ещё с микроволновкой. Высоко она у нас, Дениска не достанет. Спустить надо б ...
Но когда приехали дети, пошло все совсем не так, как представлялось. Многочисленные сумки, баулы, коробки отправились не только в сарай, но и в комнаты.
– Нет, нет! Эту коробку в дом несите. Это комбайн. А здесь фены и плойки мои, мне без них никак. У вас нет гладильной доски? Нет, я на столе гладить не могу... Куда доску поставить?
На кухне никак не находилось место для громоздких кастрюль, сковородок и скороварок снохи. Она стояла посреди кухни с большой мультиваркой.
– Нет, я без мультиварки не могу. Давайте куда-нибудь ее пристраивать.
Таня уж убрала цветы, подоконник был заставлен посудой молодых, и она всё никак не могла решить, куда ж поставить ещё и объёмную чудоварку.
Пришлось убрать часть своих кастрюль в их с дедом комнату – пока прямо на пол.
В зале ещё стояли не разобранные сумки, а Дениска уже канючил.
– Мам, достань планшет...мам, достань планшет...
– Погоди ты со своим планшетом! Дай разобраться в этом дурдоме!
И Татьяна, понимая, что это всего лишь слова, почему-то расстраивалась – казалось, что дурдомом сноха называет их дом.
– Все разберём, Любаш, постепенно всё расставим, – сглаживала, как могла, Таня волнение снохи, но та отворачивалась, как будто это они с Митей и были виноваты в том, что вынуждены дети были переехать к ним.
Дед на второй день повел внучат в сарай, чтоб занять, смастерить что-нибудь интересное. Денис смотрел на дедовы уроки с тоской, сам что-то в руки брал и пробовал мастерить неохотно...
– А когда папа инет подключит?
– Да зачем тебе этот интернет? Ты вот реечку обработай, кораблик сделаем, а хочешь – пистолетик Даньке. Чего выбираешь?
– Мне все равно, – откровенно скучал Дениска.
Мальчиков внуков расположили в зале. И Татьяна, и Дмитрий ещё по инерции заходили туда вечером с кружкой чая, чтоб сесть спокойно на диван, протянуть усталые ноги, уставиться в телеэкран и потихоньку побурчать на теленовости. Но натыкались на заваленный игрушками пол, диван, отодвигали кипы одежды на креслах, привычно присаживались здесь, отхлебывая чай, и вскоре уходили к себе в спальню. Было так непривычно всё это...
С ними в спальне почти постоянно обитал и четырехлетний Даня. Только ему и интересно было поговорить с бабушкой и дедом, остальным интереснее было смотреть в экраны планшетов и телефонов.
Хотя и Даня увлеченно уже жал на телефонные кнопки, и если б бабушка и дед его не увлекали разговорами и делами, то и он глядел бы в экран весь день.
Проходило лето. Худо-бедно проходило. Сноха работу не искала, потому что ждали они поездки на море. Она и дети по большей части сидели в телефонах. На просьбы свекрови реагировала спокойно, но по лицу, улыбающемуся экрану, а потом хмурому – в сторону свекрови, читалось: "Ну, что ж, раз Вы настаиваете..."
Сноха походила на гостью. Сидела в своей комнате, довольствовалась тем, что готовила свекровь, лишь иногда в охотку что-то кулинарила. Сама частенько не притрагивалась к приготовленному – у нее диета.
– Сырники? Ну все, дети без завтрака..., – встала утром и вышла в пижаме на кухню сноха.
– Как? Да что ты, Люб! Я ж с шести утра тут... Вот и супчик рыбный, и сырники...
– Ооо! Рыбный. Значит ещё и без обеда. Они не любят ни сырники, ни рыбный суп.
– Так чего ж ты не сказала-то? Я ж вчера тебе говорила, что я рыбного супа сварю, сырников пожарю. Говорила ж, когда творогу принесла..., – Таня вспоминала, что разгружая покупки в холодильник и слушая ее, Люба смотрела в лежащий на столе экран телефона. Всего скорей, она просто не слушала свекровь.
– Я думала Вы – себе. Откуда ж я знала, что нам?
– Так ведь...так разве есть у меня силы разные супы варить? Каждому – свой...
– И не варите, я и не прошу. Сами же...
– Так ведь дети... Смотрю, ты не готовишь ничего.
– Поэтому и не готовлю, что Вы тут... Как вдвоем на кухне крутиться? Да и вижу, что есть обед, так зачем еще? Чтоб вылить половину?
"Ладно" – думала Татьяна. Притирается сноха, неловко ей сразу лезть в хозяйство чужое. Вот уж пусть на море съездят, а там...
Не было их две недели. За это время Татьяна разложила и расставила всё так, что комар носа не подточит. Опять дом стал уютным. Устала, издергалась сама и издергала мужа, но к приезду детей у каждой вещи уж было свое место. И кухонный комбайн, и мультиварка снохи заняли лучшие места кухни. Готовь – не хочу.
Сноха, по всей видимости, не хотела. Татьяна на маленьком клочке оставшегося от современной техники стола терла, нарезала, крошила, периодически бегая за своими кастрюлька и в спальню. Очень хотелось, чтоб все в доме были сыты.
Но внуки ели плохо. Были они совсем не приучены к первому, часто требовали каких-то особенных блюд, о которых Таня и не слыхивала.
– Ешь! Даня, кушай котлеты, – стояла Татьяна над младшим внуком, – Очень вкусные, все мои котлетки хвалят.
– Не хочу..., они... – внук совал два пальца в рот, изображая рвотный рефлекс.
– А что ты тогда хочешь?
– Я роллы хочу...
– Что это за роллы такие? – Таня не выпускала вертящегося на стуле внука из-за стола, – Мам! Мама! Спаси меня! А бабушка не знает что такое роллы...
Люба вышла из комнаты, спокойно посмотрела на капризы ребенка.
– Не заставляйте его есть то, от чего ему плохо. Сейчас закажу роллы, – она набрала какой-то номер, и правда, примерно через полтора часа им привезли эти самые роллы. Красивая машина привезла красивую коробку, открыли, показали бабушке роллы, дали попробовать – пресной рис с водорослями....
А потом Таня увидела цену, и ей стало ясно, почему они так долго не могут накопить на первый взнос ипотеки. В выходные сноха заказывала пиццу. И тогда Таня приготовила дрожжевой пирог по типу той самой пиццы, какую ели дети, и сделала для сына полный расклад цены. Пирог был вкуснее, больше по весу, насыщеннее по начинке и в четыре раза дешевле по себестоимости.
– А труд? Вы не оценили свой труд, свое время. А время – деньги, между прочим..., – отрезала сноха.
– Верно. Время – деньги, – кивнула Татьяна и хотела было добавить: " Тогда почему ж ты так много тратишь его на "сидение в телефоне", на переписку и трещание с подругами, на фильмы, ролики, разглядывание картинок?" – хотела добавить, но промолчала. Покой дороже.
Татьяна понимала, что взаимные претензии лишь давят, бьют, притесняют, обижают. В общем, лишь ухудшают отношения, и ничуть не исправляют ситуацию. Всем надо привыкнуть: и детям к ним, и им – к детям и внукам.
Но почему-то она это понимала, а Дмитрий понимать это никак не хотел!
Вот и с этими дверьми... Беда просто...
Своими руками он сделал все межкомнатные резные деревянные двери в доме. Изощрялся, врезал замки, навешивал – всё сам. А потом любовался. Брал слегка влажную тряпку, стряхивал пылинки с резных узоров, прикрывал каждую, нежно опустив ручку. Не раз уж гордо хвастал, что двери за добрый десяток лет не осели, не покосились.
А Денис, внучок, был очень резок на руку. Закрывал дверь со всего маху, даже не держась за ручку – просто махнув дверью об косяк. Замок щёлкал, дверь громыхала. Причем делалось это походя, не специально, без обдумывания действия, и днём и ночью.
Дед не молчал – сказал раз, сказал два. Уж и отец провел с Денисом беседу – но хватало внука после разговора на пару закрываний, а потом все повторялось.
Татьяна за внука заступалась – поди-ка вот так за раз искорени многолетнюю привычку! А дед ворчал, понять и уступить не хотел. Денис дулся, и вместо дружбы возникла меж внуком и дедом вражда.
Сноха обижалась, утверждала, что свекр совсем не понимает – что такое дети. А Татьяна пыталась быть связующей ниточкой, тушить фитили зарождающегося пожара ссор, мирить и сглаживать, сглаживать и мирить.
Вот только теперь она не узнавала мужа. Он даже внешне изменился. Лицо землистым стало, с синеватым отливом. На скулах кожа натянута, а так – морщина на морщине, нос заострился, глаза провалились, и в них – тоска какая-то и злоба.
Может и правда, совсем забыл что такое дети? Она вспоминала время, когда маленьким был сын Славик. В возрасте Дениски он не отходил от отца, всюду с ним шастал, как хвостик. И отец брал его с собой, даже на покос бывало, полусонного. Тогда держали они ещё корову. Завернет от прохлады и на телегу, тот проснется испуганно, а кругом уж все поет: и птицы, и отец вполголоса, и коса...
И по улице вечно с отцом за руку ходил. Отец остановится, разговорится со знакомым, Славик рядом. Вцепится в руку, стоит, слушает, впитывает. И ведь учились на этом пацаны, отец примером был. И ведь тогда находил он общий язык с сыном.
А сейчас?
Татьяна наблюдала за отношениями мальчиков с отцом.
Сын приезжал с работы часов в семь. Ужинал один, Люба, покормив детей, лежала с телефоном в своей комнате, а мальчишки торчали у телеэкрана.
– Как на работе дела, сынок? – интересовались мать с отцом, а он традиционно ругал начальство.
Потом шел сын к жене, вроде бы, но садился от нее поодаль, за компьютер и катал свои танки до ночи, а иногда и за полночь. Интерес к детям возникал лишь при покупке новой игрушки, коих уж было необыкновенно много.
Внуки льнули к бабуле, маялись бездельем и детской усталостью от длительного бездействия, и Татьяна вела их во двор, или гуляла с детворой до соседки Галины. Там можно было передохнуть.
– Ох, и усталый вид у тебя, Татьяна! – качала головой Галина.
– Да, ладно, Галь. Понимаешь ведь - то ль вдвоем, а то ль – семья. Надо помочь детям, на ипотеку копят.
– Так, а трактор тогда зачем мальчонке? Баловство ведь, а денег, чай, стоит..., – Даня ездил по двору на красном управляемом дистанционно тракторе, Денис бегал с пультом.
–Так ведь в кошелек их не лезем, умеют считать-то, чай.
Но, если честно, Татьяна и сама не понимала, как молодые копят, да и копят ли вообще. Начиная с того, что Люба все никак не могла найти работу.
– Мам, ну каким кассиром! Ты чего... У нее же, между прочим, юридическое образование. Не пойдет она кассиром, – махал рукой сын, когда Татьяна сказала ему об объявлении на супермаркете.
Однако, сноха с периодичностью заказывала в интернет-магазине разные вещи. Татьяна разглядывала милые свитерочки мальчишкам, с удовольствием многое и оплачивала сама, но уж понимала, что дед закатывал глаза не зря – больно много тратила денег сноха на эти самые интернет-покупки. Ох, много!
– Мои дети не будут ходить в старье, – парировала на сомнения Люба, и Татьяна кивала: и верно, неужто уж детей не одевать.
В сентябре Люба устроилась работать в регистратуру частной поликлиники. Теперь на бабушке с дедом был первоклассник Денис, да и Даня к новому садику привыкал опять через больнички.
Люба работала до двух, а потом обедала, отдыхала в своей комнате, и лишь к вечеру начинала заниматься детьми. Частенько эти занятия проходили с телефоном в руках, она покрикивала на нерадивого Дениса, поддавала Даньке.
Младший прибегал к бабуле, и на этом материнские занятия завершались. Разбросанные игрушки Даня убирал уже вместе с бабушкой.
– Так, посуду мыть будешь ты вечерами, мать вон еле на ногах стоит уж, – как-то вечером заявил Дмитрий снохе, решил пожалеть Татьяну.
– Посуду. Оставьте, помою, как смогу... , – ответила она, не глядя в его сторону.
– Ну, что ты, Мить! Да помою я и сама, – сглаживала Татьяна. Вот опять он этот свой характер демонстрирует!
– Не как смогу, а перед сном. Вместо того, чтоб купаться по часу, посуду помой, – не успокаивался дед.
– Митя, что ты говоришь. Не слушай его, Любаш...
Сноха подняла на него возмущенный взгляд.
– Вы хотите навязать мне свои правила? Сколько хочу, столько и купаюсь. Свиньёй уж на работу точно не пойду, как некоторые...
– Грязными не ходим, и посуду за собой моем, между прочим. И за твоими детьми тоже, и за тобой!
– Моем... Вы лично умылись, прям! Того и гляди, переломитесь. Жену жалеете, а палец о палец...
– Вот верно, Люба. В своем глазу..., – поддакивала снохе Татьяна. Так не хотелось ссоры. Да и не прав муж, ну, неужто ей трудно посуду помыть?
– А потом дети – это и ваши внуки, между прочим, – добавила сноха и скрылась за дверью своей комнаты, непростительно громко хлопнув.
– Эх, Митя, ну, зачем? Ведь только сердце рвёшь этими скандалами и мне, и себе...
Муж тоже хлопнул дверью, и уж не жалко было ему своих дверей.
А Татьяна, оставшись на кухне одна, застучала грязными тарелками, посапывая носом.
Что ж нет им ладу? Не живется спокойно! А? Она же вот ни с кем не ругается...
В воскресенье Татьяна вышла во двор, держа в руках рабочие перчатки, присела на скамью.
Октябрьские астры и георгины не вызывали прежних эмоций. Как будто и не было их. Деревья — почти голые, сквозили и раскачивались на осеннем ветру, на дорожках гнили опавшие листья, и не было ни сил, ни желания их убрать. Митя давно забросил столярную работу, отказывался от заказов, жаловался на спину.
Во двор вышел сын.
– Мам, разговор есть.
– О чем, сынок? – как-то совсем безучастно спросила Татьяна.
Энтузиазм растворился. Она опять встала рано, все сегодня дома, шесть человек. Натушила большую сковороду картошки с мясом, сварила щи. Когда нарезала капусту, когда готовила, косилась на мультиварку и комбайн, вспоминала, как хвастала Любаша их действом. Но эти великолепные чудеса техники так и остались стоять на самых удобных кухонных местах, и лишь несколько раз были задействованы снохой. Ежедневный же труд по приготовлению пищи взяли на себя вот эти не слишком здоровые ее руки.
Татьяна повернула к себе ладони, посмотрела на них, и дальше принялась за дела. Сыну же помогает, его семье, внукам. И эта мысль придавала силы.
Правда, с Митей совсем отношения разладились, стали они какими-то чужими. Так ведь кто виноват? Татьяна убедила себя, что виноват муж.
А вот теперь просьба сына, которому, казалось, отдала б всё, почему-то заинтересовала не сильно.
– Мам, с отцом поговори. Люба уволилась вчера. Зарплата копеешная, а требований ... В общем, рассчиталась она. И хочет заняться маникюром. Уж и купила всё. Сейчас это дело доходное очень...
– Маникюром? Это как? У нее же юридическое образование.
– Мам, ну, причем тут образование. Сейчас время такое...
– Так пусть, – устало соглашалась Татьяна, – А отец тут при чем?
– Она же на дому будет этим заниматься. Нереально помещение снимать, понимаешь? Мы подумали, что лучше всего – на кухне. Она приличная у вас. Стол хороший. Главное, чтоб отец не был против. Это ж не весь день. Может две, может три клиентки в день.
Татьяна вздохнула, представила этот нелегкий разговор с мужем. И вдруг живо поняла, как во многом он был прав. Она вспомнила их осенние спокойные теплые вечера, их общение, разговоры, и от тяжести на сердце накатили вдруг слезы.
– Слав, а посгребай-ка листья с дорожек, а. А то спина у отца, а у меня ноги выкручивает, – сказала, едва сдержав ком в груди.
– Да ладно, потом посгребаю. А с отцом-то решишь проблему?
Татьяна повернула лицо к солнцу, вдохнула меланхолический осенний запах и тихо произнесла:
– Пора съезжать вам, сынок...
Слава посмотрел на мать, помолчал, а потом взял грабли и, сделав несколько шагов к листве, обернулся:
– Понимаю, мам. Устали вы. Всё ждал, когда ты это скажешь. А ты – не слушайте отца, не слушайте... С Любкой нелегко... Съедем, раз так, вот квартиру найдем, и...
***
Дмитрий с Татьяной стояли на крыльце. Лёгким белоснежным пухом покрылся за ночь двор. Он висел шапками на необрезанных, неподготовленных к зимним холодам розах.
– Пропадут, да, Мить?
– Так ведь тает вон. Укроем ещё. А коль пропадут, новые посадим. Главное ведь – нам не пропасть. А розы – дело наживное.
Он направился в сарай, сегодня должен приехать к нему заказчик.
Сын с семьёй съехал совсем недавно, нашли квартиру довольно недорогую. Пришлось снохе немного умерить пыл. Договорились, что половину квартплаты возьмут на себя они, родители. Митя сам это предложил. Сказал, что заработает на наличниках.
И вечерами с кружками чая сидели они на своем диване, протянув усталые ноги, уставившись в телеэкран и потихоньку бурча на волнующие теленовости.
Внуков привозили им уже на выходные. Дед ограничил им время интернета, пытался увлечь хоть чем-нибудь. Но получалось у него это не слишком хорошо.
– Ба, а почему дед злой такой?
– Почему же злой?
– Телефоны забрал...
– Телефоны забрал как раз оттого, что жалеет вас. Он и меня так жалеет – кажется мне, что злится...
***
«Нормальная семья не бывает без конфликтов, больше того, должна быть конфликтной, если ее составляют личности». Ричард Бах, писатель.
=====================================================
....... автор - Наталья Павлинова (орфография автора)