Предыдущая публикация
«Истинной катастрофой была не авария на четвёртом блоке, а ликвидация последствий».
Воспоминания очевидцев.
Когда в апреле 1986 года на Чернобыльской АЭС взорвался реактор, мало кто представлял себе масштабы трагедии. Жителей Чернобыля и Припяти эвакуировали, успокаивая, что через три дня в городах будет безопасно, и все они смогут вернуться. И никто тогда не говорил, а, может, и не знал, что радиация останется здесь на века. Но даже не это было самое страшное. Как сказал перед смертью Константин Чечеров, который в 1986-м был членом Комплексной экспедиции Курчатовского института на ЧАЭС, «истинной катастрофой была не авария на четвёртом блоке, а ликвидация последствий». И он знал, что говорил. Ведь именно он и его товарищи исползали на собственных животах все помещения внутри реактора в поисках топлива, это он собирал ленты самописцев с приборов летом 1986-го, когда партия объявила, что четвёртый блок вновь заработает в сентябре, это он и его друзья вновь и вновь возвращались для измерений оставшегося топлива к так называемой «слоновьей ноге» — затвердевшей чёрной лаве, вытекшей прямо из активной зоны реактора. А мощность излучения там была до 10 тысяч рентген в час (при безопасном – 50 микрорентген).
Подсчитать количество жертв той аварии было (и остаётся) практически невозможно: порядка 50 человек погибли от очевидных последствий аварии, а с годами лучевая болезнь, полученная в зоне отчуждения, убила ещё тысячи людей. Ведь тогда, во второй половине восьмидесятых, на ЧАЭС отправились сотни тысяч ликвидаторов. Они должны были возвести железобетонный саркофаг над излучающим смерть энергоблоком, снять верхний слой заражённой почвы, а также похоронить пропитанные радиацией автомобили, мебель и бытовую технику.
Главное, что выяснили учёные — это был ядерный взрыв, в результате которого большая часть топлива, примерно процентов 90, вылетела из реактора и распылилась над планетой, в основном в северном полушарии. И получалось, что все жертвы, все мобилизованные люди, все свинцовые фартуки и лопаты, все страдания, болезни, ужасы, страхи — всё это было напрасно...
Но власти необходимо было как-то успокаивать народ и мир, поэтому о реальной опасности не говорили, и можно сказать, что поначалу ликвидаторов отправляли туда на верную смерть. Для примера можно привести случившееся в марте 1979 года в США - там после гораздо менее существенной аварии на станции на Три-Майл-Айленде власти разрешили работы на ней только через пять (!) лет.
⠀
30-километровую зону вокруг станции обнесли проволочным заграждением и пустили по нему ток, чтобы внутрь никто не проходил и заражённые животные не выбегали наружу. В эту зону вокруг станции были стянуты войска - в общей сложности 340 тысяч военнослужащих более чем из 210 воинских частей и подразделений, которые должны были ликвидировать последствия взрыва. «Ликвидаторы сменялись очень часто, потому что срок пребывания в районе ЧАЭС был определён в два месяца, - рассказывает один из участников тех событий, полковник в отставке, профессор Иван Климов. - Также сроки регулировались по количеству набранных человеком рентген - каждый ликвидатор ходил с индивидуальным счётчиком. Другое дело, что многие пренебрегали всеми средствами защиты и очень быстро набирали опасную дозу радиации... Излучение возле АЭС ощущалось буквально физически. В ушах был какой-то неприятный шум, гудение, иногда их даже закладывало, и в районе висков были странные ощущения. Всё это чувствовалось постоянно, но внутри 30-километровой зоны усиливалось».
⠀
Природа в зоне отчуждения быстро изменилась, и обрела мистический облик. Лес перекрасился в рыжий цвет - так повлияли радиоактивные осадки. Кое-где стали расти новые причудливые деревья: то ли ели, то ли... пальмы. «Идёт голый ствол, а сверху - ветки. И они растут от ствола не вниз, а вверх, как у пальмы, - описывает деревья-мутанты ликвидатор Пётр Торгашев. - Яблоки стали вырастать крупнее, клубника... Только есть нельзя».
⠀
Ветераны - «чернобыльцы» рассказывают, что и ягоды, и фрукты стали аномально большими. «Виктория - с кулак, - описывают они аппетитную на вид, но предательски опасную ягоду. - В лесах вымахали грибы, в водоёмах расплодилась рыба... Поймаешь рыбу, дозиметристы измерят - она вся фонит. Так что ловили для развлечения, и выпускали».
Домашние животные одичали, а птицы вспомнили, что у них есть крылья. «Коровы, которых не увезли с собой, ушли в леса. А вот куры ночевали на деревьях. Забавное зрелище, когда проходишь мимо дома, а на деревьях кто-то кудахчет», - рассказывал режиссёр-документалист Валерий Новиков. Он в зоне отчуждения работал с камерой - фиксировал работу ликвидаторов.
⠀
После эвакуации опустевшие магазины стояли с полными витринами товаров. В домах Чернобыля и Припяти остались и мебель, и бытовая техника, и продукты. Покидая аварийные города, жители думали, что скоро вернутся. Но ошибались... До сих пор - а прошло уже 37 лет - уровень радиации в некоторых местах всё ещё является смертельным. Никто тогда не знал, что в Чернобыле, Припяти и близлежащих районах можно будет жить только примерно через 500 лет...
⠀
«В Припяти все работали в атомной промышленности, зарплаты были хорошие. Чуть ли не в каждой семье - машина, - рассказывал ликвидатор рассказывает Пётр Торгашев. - Все автомобили тогда согнали на одну стоянку, потом перегоняли на могильник и давили трактором. Поняли, что дезактивировать не получится. А так как с запчастями для «Жигулей» было тяжело, мародеры из могильников запчасти доставали и продавали. ... В квартирах люди тоже всё пооставляли. А желающих поживиться чужим добром было хоть отбавляй. И если Припять ещё более-менее охраняли, то в деревнях охраняли только ближайшие к дороге дома. Милиция ловила мародеров, но всё равно тащили. И с вещами радиацию тогда разносили по всему Советскому Союзу».
⠀
«А на новое место ты приехал, что на тебе было, то ты взял с собой. Жизнь начиналась у населения заново, - рассказывает участник ликвидации последствий катастрофы Лев Бочаров. - То, что у них осталось, — они это привезти не могли, потому что оно уже заражённое. Многие как-то прорывались, и, когда им разрешали что-то взять, они везли не те вещи, которые можно было провезти. Там же были установлены специальные пункты, через которые ты провозишь, где дозиметристы проверяют радиацию. То есть нужно было везти с собой то, что можно было помыть, что-то гладкое. А они — самое дорогое: ковры, сапоги на меху, шубы - всё это выбрасывали».
В опустевших квартирах остались запасы продуктов. Они быстро стали портиться, и наполнять воздух зловонием. Ликвидаторы выбрасывали и холодильники, и мебель, и вещи, и игрушки прямо из окон. Все это скапливалось вокруг домов огромными кучами, а затем радиоактивные пожитки отправлялись на могильники.
⠀
Мощная радиация на электростанции ломала даже хвалёную заморскую электронику. Не щадила ни электронных часов, ни новейших японских роботов, которых откомандировали на крышу АЭС. «Один такой робот подошёл к краю крыши, постоял, подумал и... сбросился вниз сам. Отказала электроника, - вспоминал режиссёр Валерий Новиков. - Или другой пример: были тогда популярны часы - Montana, так они за одну смену выходили из строя, экран становился чёрным».
⠀
Обойтись без модных часов - не проблема, а вот электронных японских роботов пришлось заменять «советскими биороботами» - так тогда прозвали простых солдат. Из-за мощнейшей радиации смена у некоторых длилась от 40 до 90 секунд.
«Находясь в бункере, нам определяли место работы, - рассказывает Торгашев. - Я как офицер выводил людей - по два человека. На карте - мы сами рисовали это место - обозначали точку. И вот солдаты должны были подбежать, грубо говоря, с лопатами до нужного предмета, зацепить его и бросить в контейнер. Или сбросить с крыши. И сразу - возвращаться. И не дай Бог, ты поскользнёшься-упадёшь - получишь такую дозу радиации... Но технику, всё-таки, дали в помощь бойцам. Пусть спасовали японские роботы, но пригодились советские... луноходы». Так получилось, что пришлось отправлять луноходы не на спутник Земли, а в чернобыльское радиационное «пекло». Предназначенные для полёта в космос машины помогали людям разгребать смертельно опасные обломки техники.
⠀
После аварии на реакторе по зоне отчуждения стали постоянно кружить вертолёты. Лётчики снова и снова поднимались в небо, чтобы следить за уровнем радиации. Им давали предписание: получив определённую «порцию» радиации, необходимо прекращать полёт. Но ликвидаторам приходилось его нарушать - слишком уж быстро доза превышала отведённую норму...
Вот что рассказывал командир Ми-8 Валерий Трусеев: «Мы - вертолётчики - были необходимы, чтобы определить, куда пошла радиация. Летали по реке Днепр до Одессы, вдоль государственной границы с Польшей, Румынией, Чехословакией. По маршруту вели забор проб воздуха. Затем научные сотрудники обрабатывали данные и передавал их комиссии из Кремля. Докладывали, где какая радиация... Был период, когда под сиденья клали свинцовые прокладки. Но когда этого свинца наложили, вертолёт по-прежнему летать уже не мог, заправки хватало на меньший полёт. В итоге свинец, который должен был закрывать пилота от излучения, пришлось убрать.
Работали вертолёты и непосредственно, над АЭС. 2 октября 86-го года поднявшийся над станцией Ми-8 разбился на глазах у ликвидаторов. Крушение попало на плёнку... Вертолёт зацепился лопастями несущего винта за трос строительного крана, упал на землю и сгорел. Погибли тогда четыре человека».
⠀
Кстати, эта случайная плёнка (Новосибирский кинооператор Виктор Гребенюк тогда пришёл на станцию, решив проверить, как работает киноаппарат) стала важным вещественным доказательством, которое тщательно отсматривали сотрудники КГБ. Они убедились, что никакой диверсии не было, а всё дело - в неудачном маневре пилота. Во всяком случае, такой остаётся официальная версия трагедии. «По предварительным данным катастрофа произошла в результате ослепления лучами солнца командира экипажа», - сказано в рапорте Комитета госбезопасности.
⠀
Поддержать «чернобыльцев» иногда приезжали эстрадные звёзды. Иосиф Кобзон, говорят, пел четыре часа. Выступали и Валерий Леонтьев, и Ирина Понаровская, и Александр Барыкин... Поблагодарить любимого артиста букетом цветов тогда было проще простого - и полевые цветы и садовые разрослись настолько, что можно было собрать огромную охапку. Только начальство запретило делать такие подношения. «Цветок в зоне отчуждения - это, можно сказать, оружие. Каждое растение было пропитано радиацией, а если ещё и понюхать бутон - втянешь зараженную пыльцу внутрь», - говорит Пётр Торгашев.
Одни артисты работали непосредственно рядом с АЭС, другие давали концерты в посёлке ликвидаторов Зелёный мыс. Там выступала, например, Алла Пугачёва. Исполняя очередной хит, 37-летняя артистка заменила в песне слово и вместо участкового упомянула директора станции: «Эй, вы там, наверху, в последний раз я вас прошу! Позвоню, ой, позвоню - всё директору станции скажу», - пропела звезда. Шутка получилась к месту: судя по старой видеозаписи, некоторые ликвидаторы слушали Аллу Пугачёву, забравшись на самую крышу эстрады.
⠀
Из Чернобыля многие возвращались не домой, а в больницы - лучевая болезнь поражала практически все органы. А ведь через него прошли более полумиллиона советских граждан, и все они получили высокие дозы радиации. Своими жизнями и здоровьем эти люди предотвратили катастрофу планетарного масштаба.
«Это была ответственность перед всей страной. Сколько нас тут могло пострадать, а там – миллионы. Поэтому и работали. Таких слов, как подвиг, не употребляли. Просто – надо. На войне как на войне», – вспоминает полковник ВВС Республики Беларусь Олег Чичков, в медицинской книжке которого сегодня 32 диагноза...
⠀
«Народу, конечно, загубили много. Особенно молодых, - говорит участник ликвидации последствий катастрофы Александр Шабуткин. - Я был с солдатиками, с одним сейчас, с Луховиц, общаюсь, он плох очень, а был парень-красавец. Многие ушли уже... Работали мы там круглосуточно - сколько жизней отдали, теперь уж не подсчитать. Но главное - сделали практически невозможное - за несколько месяцев смогли устранить опасность. Ни один народ этого больше не сделает. И даже сейчас, наверное, этого бы не сделали. Если сейчас что-то случится, сейчас уже совсем другая молодёжь, другой народ. Мы не учимся на ошибках...»
⠀
В ноябре 1990 года фотокорреспондент Виктория Ивлева побывала внутри 4-го реактора ЧАЭС и сделала снимки, которые потрясли мир. Спустя полгода за свои фотографии она получила главный приз World Press Photo в категории «Наука и технологии». А вот в российской прессе эти снимки почти не публиковались.
«Это, конечно, была экскурсия для фотографа: доза, полученная мной, была не опасна, - вспоминает фотограф. - Помню переодевание в пластиковую одежду, просто упаковывание, замуровывание в неё, чтобы нигде не было никаких дырочек для проникновения радиоактивных частиц, специальные бахилы на ногах, пластиковые перчатки, в которых было неимоверно тяжело снимать, маска, не дававшая нормально дышать… Помню, как заходили на объект: большинство народа в Чернобыле тогда ходило в защитного цвета ватниках, вот и на меня надели такой же, камера и объективы были попрятаны в карманы ватников и штанов моих спутников, а прошла я, видимо, по чьему-то пропуску — на объекте работали и женщины. Поскольку охрана большинство ребят знала в лицо, то и пропустила нас всех, не очень обращая внимание. ... Лезли мы во всей этой неудобной одежде куда-то наверх — и довольно долго. Многие ошибочно считают, что реактор находится где-то под землёй, на самом деле четвёртый реактор ЧАЭС — это 35,5 метра над землёй. И вот дальше, когда шли через комнату с пультами управления, накрытыми теперь пластиком, через машинный зал, мимо искорёженных турбин, валявшихся повсюду труб, кусков металла самого разного цвета и формы, начало приходить ощущение полнейшего ничтожества человека перед силами природы. Там стояла мёртвая тишина, стрелы солнечных лучей из дырок в саркофаге и танцующая в этих стрелах мелкая пыль превращали этот апокалипсис в какую-то странную театральную красоту. Никогда в жизни я больше не видела такой красивой и такой смертельной сцены».
Следующая публикация
Нет комментариев