Сегодня публикую очередной свой короткий рассказ «деревенской» прозы, чтобы поднять ваше настроение. Ставьте лайки, пишите отзывы, замечания, пожелания, я же со своей стороны обязуюсь по возможности отвечать на все комментарии. Чтобы не пропустить очередного выхода рассказа подписывайтесь на мою страницу.
Тёща – лишняя кочерга для семейного очага. Ну что ж, поехали!
НАВЕСТИ ПОРЧУ НА ЗЯТЯ
У тётки Василисы характер был не простой, дня не проходило, чтобы она с кем-нибудь не полаялась. Особенно доставалось её домашним: десятилетнему Владику, которого она иначе как «шалопай» не называла, дочери Юльке, совсем уже повзрослевшей барышне семнадцати лет, и своему муженьку Фёдору.
За два месяца, что я гостил в деревне у своей старенькой крёстной, ни разу не слышал, чтобы она обращалась к нему по имени, только «тютя матютя». Это её дурацкое «тютя матютя», должно быть, подразумевало человека подневольного, бессловесного, не способного за себя постоять. Отчасти так оно и было: Фёдор имел характер спокойный, не скандальный, работал механизатором у частника в крестьянско-фермерском хозяйстве.
Ему было чуть за пятьдесят, слегка сутулый, с длинными жилистыми руками, заканчивавшимися крепкими широкими ладонями. Работа в поле, что и говорить, тяжёлая, пыльная. Тем удивительнее было видеть на его смуглом лице с колючей щетиной на впалых щеках постоянную добрую улыбку.
Да и тётка Василиса, как мне поначалу показалось, баба была безвредная, хоть и шумоватая, пока один случай не убедил меня в ином. Но скорее всего на этот подлый шаг она решилась не по злобе, а от недалёкого ума.
По соседству с ними проживала многочисленная семья Курдюковых. Люди они были приезжие, — в эти места их занесло в девяностые годы, вроде бы откуда-то из Средней Азии. Тогда многие бежали от войн в бывших братских республиках, а как было на самом деле — неизвестно.
Поселились они в старом заброшенном доме покойной старухи Никандрихи. За три года после её смерти никто из наследников так и не объявился, соседи на чужой дом тоже не зарились, — со своим бы управиться — поэтому ни у кого и не возникло возражений. Со временем беженцы стали на ноги, пристроили хозяйственные постройки, завели кое-какую домашнюю живность. Так и жили.
В деревне, где все друг друга знают испокон века, к чужакам всегда относились с настороженностью: вроде и люди не плохие, и привыкли к ним за столько лет, а всё равно чувство такое, словно между местными и приезжими пробежала чёрная кошка.
Новая соседка постоянно находилась в хлопотах по дому: то в огороде копалась, то в летней кухоньке занималась стряпнёй для всей своей оравы, то за скотиной убиралась. Другие бабы тоже не сидели, сложа руки, но время всё же находили вечерком посидеть на скамейке, погрызть жареных семечек да посплетничать. Эта же ни разу к ним не вышла, как будто презирала их за какие-то тёмные делишки.
Её хозяин, низкорослый крепкий мужик с кривыми по-кавалерийски ногами, тоже не баловал местных жителей вниманием. Если с мужиками он как-то находил общий язык, здоровался с ними за руки, то с бабами обходился довольно бесцеремонно — холодно кивнёт издали, или вблизи обожжёт своим колючим взглядом из-под густых бровей, что-то буркнет невнятное и пройдёт мимо.
Уж сколько бывало раз тётка Василиса порывалась его разговорить, громко здоровалась да кланялась, очевидно, выглядевшая со стороны как дурочка.
— Вот идол бесчувственный, — сплёвывала она сердито, тайком крестилась и, не оглядываясь, торопливо уходила от него подальше.
Нет не стали приезжие своими, и никогда видно уже не станут.
Тем большим потрясением стало для тётки Василисы, когда она узнала, что её Юлька по уши влюбилась в их сына Марата. В отличие от отца он был высокий, чернявый, и настолько худощав юным телом, что походил на засушенного на солнце щурёнка. В его лице было что-то отталкивающее, это она уже позже разглядела, что зрачки у парня жёлтые, как у тигра. А вот нелюдимым характером он весь был в своего отца, тоже много не разговаривал, но здоровался, правда, с ней всегда уважительно, даже можно сказать, душевно. Должно быть, уже представлял Юлькину мать своей тёщей.
— Не бывать этому, — по-своему рассудила крутая нравом тётка Василиса, и делала всё, чтобы разлучить влюблённых.
Пока Марат служил в армии, она регулярно, словно ржа железо, точила свою непутёвую дочь: он и такой, он и сякой, и на кой он тебе нужен этот смуглый чертяка, и горя-то ты с ним хлебнёшь. Всегда спокойная, миролюбивая в отца Юлька, вдруг взбунтовалась и заявила, что если мать запретит ей встречаться, то она наложит на себя руки, пускай даже не сомневается. Ужаснувшись таким словам, тётка Василиса от души отхлестала дочь по щекам и в наказание посадила под арест в горницу, пока та не образумится.
— Плетью обуха не перешибёшь, — сказала она твёрдо. — Мой дом, мои правила.
Юлька хоть и «забила» на материны угрозы, но через неделю всё же сделала вид, что одумалась, втайне дожидаясь возвращения своего ухажёра. Уж тогда-то мать вряд ли посмеет вмешаться в их отношения. А если не уступит, они с Маратом сбегут в город, он устроится там шофёром, а она окончит курсы парикмахеров, будет зарабатывать и учиться заочно в техникуме. Скоро она станет совершеннолетней и тогда никто ей не указ.
В начале сентября Марат вернулся из армии, а тут и Юлькино совершеннолетие подошло. Молодые стали готовиться к свадьбе. Тётка Василиса и была рада отказать сватьям, да уж больно сурово глядел на неё отец Марата, уж так грозно, что по её признанию у неё «в один момент онемел язык». Сваты скрепили предстоящую свадьбу распитием бутылки водки и обнадёженные ушли.
— А это видели? — злобно наморщила губы тётка Василиса и показала им в спину сложенные в фигу пальцы, в эту минуту она и замыслила страшное.
Едва на деревню опустились сумерки, тётка Василиса, поминутно оглядываясь, вначале задами затем берегом мелководной речки-вонючки, заросшей кустарником, скрытно отправилась в соседнее село к знакомой ворожее.
— Савельевна, — забормотала она, горячась и запинаясь, словно у самой что-то с головой случилось, — заклинаю, помоги свадьбу расстроить, наведи порчу на жениха, уж я то тебя отблагодарю. — Она трясущимися пальцами открыла потёртый кошелёк, вынула тысячу и сунула в заскорузлую ладонь старой ворожеи.
— Не пожалеешь потом? — строго спросила её старуха.
— Тоже скажешь, — нервно хихикнула тётка Василиса.
Вернулась она опять своей потаённой тропкой. Прокравшись задворками к дому приезжих, где на верёвках сушилась бельё, злоумышленница из пузырька облила рубашку Марата заговоренным дьявольским снадобьем и скорее поспешила домой, ждать, когда исполнится её желание.
До свадьбы оставалось менее месяца, а ничего не происходило. Тётка Василиса уже начала волноваться, что ворожея что-то сделала не так или к старости стала слаба в своих способностях, как неожиданно всё начало сбываться.
В тот день за Юлькой зашёл Марат, принаряженный в ту самую белую рубашку, которую тётка Василиса «заколдовала». Не успели молодые выйти за порог, как вдруг с улицы донёсся душераздирающий женский крик: «Пожар! Люди добрые, помогите!». Это кричала старуха Ивлева, проживающая от тётки Василисы за четыре дома. Как позднее выяснилось, у неё в горнице загорелась старая проводка, и ветхий домишко быстро охватило пламя.
Мужики, которым в это время случилось находиться неподалёку, бросились тушить, прихватив, что подвернулось под руку: вёдра, вилы, топор. Кто-то необдуманно выбил слегой застеклённую раму и огонь, подстёгнутый воздушным потоком, раздул пожар ещё сильнее.
— Там внучка, — дико заголосила старуха Ивлева, заламывая руки, похожая с раскосмаченными седыми волосами на безумную.
Мужики кинулись к полыхающей двери. На кухне вдруг рванул баллон с пропаном, листы шифера высоко поднялись в небо и оттуда медленно спланировали на землю. Мужики, которые сыпанули кто в огород, кто в соседский палисадник, кто в проулок, вновь побежали к дому, но тут кто-то крикнул, что у старухи Ивлевой было два газовых баллона и они в нерешительности остановились. Страх за собственную жизнь оказался сильнее.
Тут как раз и подбежал запыхавшийся Марат, и, не раздумывая ни секунды, скрылся в доме, за огненной стеной, загораживая лицо согнутым локтем. Собравшаяся толпа, дружно ахнув, испуганно замерла. Было слышно, как трещали горевшие брёвна, разбрызгивая во все стороны искры, пахло гарью, в воздухе летала чёрная сажа.
Прошла целая вечность, прежде чем показался Марат. На руках он держал девочку, она была без сознания, но живая. Пошатываясь, он сделал несколько шагов в сторону проезжей дороге, как позади него рвануло так, что крыша подскочила на метр, затем обрушилась вместе со стенами.
Несмотря на произошедшую трагедию, надеждам тётки Василисы осуществиться было не суждено. Как только Марату слегка стало легче, они с Юлькой расписались. С того дня, её муж носит страшную памятную метку в виде обезображенной левой половины лица, и пострадавшего левого глаза, которым скорее всего никогда уже видеть не сможет.
— Своим руками счастье дочерино разрушила, — сказала, всхлипывая, тётка Василиса, — так и отбила бы их. — Она с силой ударила себя вначале по одной кисти, затем по другой. — Вот я безмозглая идиотка!
Слов утешения для неё у меня не нашлось.
https://tamlife.ru/news/culture/2024-06-24/tambovskiy-pisatel-mihail-grishin-nahodit-syuzhety-dlya-svoih-knig-v-realnoy-zhizni-239311
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 76