Предыдущая публикация
Миллионам людей по всей земле он вернул способность видеть, десяткам миллионов дал надежду.
Он сумел сломать стену равнодушия. Он был и генератором идей, и прекрасным организатором, и высочайшим профессионалом, и требовал от своих коллег такого же профессионального отношения к людям. Он выработал свой, эффективный и неповторимый стиль работы – «фёдоровский стиль». Всё это об одном человеке – первопроходце, докторе, хирурге, изобретателе, организаторе, политике, выдающемся офтальмологе прошлого столетия академике Святославе Николаевиче Фёдорове.
Святослав Фёдоров родился 8 августа 1927 года в городе Проскуров, который сегодня носит имя Хмельницкий. Отец, Николай Фёдорович, лихой рубака, прошёл Гражданскую войну. Мать, Александра Даниловна, была домохозяйкой. В 1935 году отец окончил Академию им Фрунзе, получил генеральское звание комдива, и назначение командиром 28-й кавдивизии. Семья переехала в Каменец-Подольский, где находился штаб и квартировали основные части дивизии. У комдива Фёдорова был денщик и повар, так что, первые годы жизни Славы прошли в чудесных условиях. В 1938-м Николая Фёдоровича арестовали, за участие в военном заговоре дали 15 лет лагерей –срок он отбыл от звонка до звонка, и вышел в 1953-м уже после смерти Сталина. Семью из дома выселили, и они переехали в Новочеркасск к сестре матери. Слава, которому тогда было 11 лет, в одночасье из сына героя превратился в ЧСИР – члена семьи изменника родины.
Осенью 1941 года немецкие войска заняли Ростов-на-Дону, от которого до Новочеркасска всего 40 километров. Хотя город немцы взяли только 25 июля 1942 года, уже в октябре 1941-го в Новочеркасске была проведена экстренная эвакуация, мать и сын Фёдоровы отправились в столицу Армянской ССР Ереван. Окончив в 1944-м школу, Слава Фёдоров поступил в артиллерийское училище, но затем его перевели в лётную спецшколу в Ростове-на-Дону, чему он был очень рад, поскольку всегда мечтал летать. Весной 1945 года с Фёдоровым произошло несчастье. Двери у трамваев в то время закрывались и открывались вручную, трамваи в «час пик» были обвешаны людьми, как виноградными гроздьями, и спрыгнуть на ходу, не доезжая остановки, было делом обычным. Фёдоров сделал то, что делал много раз, но было скользко, левая нога попала под колесо трамвая, и в больнице ему ампутировали ногу примерно до половины голени. О том, чтобы стать лётчиком не было и речи, но именно с этого момента и начался настоящий Фёдоров.
Мама посоветовала сыну идти в доктора – люди болеют всегда, работа не пыльная – сиди себе день-деньской в кабинете, да рецепты выписывай. Это и без ноги можно делать. Святослав совету внял, и в том же году, когда потерял ногу, поступил на лечфак Ростовского мединститута. С матерью жили они бедно, а со 2 октября 1940 года Совнарком ввёл плату за обучение в ВУЗах в размере 300 рублей в год – деньги не такие уж и большие, но их всё равно нужно было где-то взять. Пока он учился в военных училищах, проблемы не было: там обучали, кормили, и одевали бесплатно. Чтобы оплачивать учёбу, Святослав стал за копейки фотографировать солдат из соседнего полка. Окончив институт, он по распределению уехал в Молотовскую область, и три года отработал хирургом в лысьвенской горбольнице. Фёдоров нашёл там горки, и на своём протезе катался на лыжах. Ему удовольствие, а вот протез порой не выдерживал, и ломался. Чинить его приходилось самому.
Работая в Лысьве, Фёдоров написал «глазную» диссертацию, и в 1958 году защитил её в своей альма-матер. Став кандидатом наук, Фёдоров возглавил клиническое отделение Чебоксарского филиала института глазных болезней им. Гельмгольца. Там в 1960 году он и провёл свою первую имплантацию искусственного хрусталика 12-летней Лене Петровой, у которой была врождённая катаракта. Но, прежде, чем вживлять хрусталик человеку, Фёдоров основательно потренировался на кроликах. Прямо на кухне Фёдорова хрусталики из пластмассы делал рабочий высочайшей квалификации Семён Мильман. У кроликов хрусталики приживались хорошо, но всех волновало, приживётся ли инородное тело в глазу человека. Сама операция по вживлению хрусталика прошла успешно. Такого яркого света, таких красок, предметов с такими чёткими очертаниями, как после операции, девочка никогда прежде не видела. За своей первой пациенткой Фёдоров наблюдал день и ночь несколько месяцев. Хрусталик прижился хорошо, никаких осложнений и побочных явлений не было. Тогда многие не понимали, зачем нужна операция – миллионы людей всю жизнь ходят в очках. Но очки с диоптриями больше 10 уродуют лицо человека, все предметы увеличиваются вдвое. Фёдорова жёстко критиковали, операцию признали медицинским хулиганством, а его самого уволили. После обращения к известному журналисту Анатолию Аграновскому и его статьи в «Известиях», Фёдорова на работе восстановили, но он уже уехал в Архангельск, и в столицу Чувашии больше не возвращался.
Архангельский мединститут, где Фёдоров возглавил кафедру глазных болезней, стал для него и его коллег отличной стартовой площадкой, потому, что туда не дотягивалась рука Москвы, и там они могли делать то, что хотели. В Центре их бы быстро засекли и пресекли их деятельность, и, возможно, отдали бы под суд. Но и в Архангельске было не просто. Их было всего трое – Фёдоров, Альбина Ивановна Ивашина, Валерий Дмитриевич Захаров. Во время операции Фёдоров не хотел дважды резать глаз – удалить родной мутный хрусталик, и установить новый нужно было за один раз. Оптическую силу хрусталика нужно было рассчитать математически, опираясь на законы оптики. Из нагретого оргстекла штамповалась оптика, и получались довольно приличные линзы, но очень сложно было сделать специальное крепление, которое удерживало бы линзу строго на своём месте. Так была создана оригинальная модель искусственного хрусталика – по сей день одна из лучших в мире ирис-клипс линза Фёдорова–Захарова, представляющая собой двояко выпуклую линзу из инертной биологической пластмассы с тремя парами опорных элементов. Сегодня в это трудно поверить, но эти хрусталики 15 лет были под запретом, и их ставили без разрешения Минздрава СССР.
Интернета в то время не было, да что там Интернета – городские телефоны мало у кого были. Тем не менее, информация о том, что в Архангельске доктор-кудесник делает чудо-операции, после которых даже слепой прозревает, очень быстро распространилась по стране, и в Архангельск хлынул поток страждущих. Но на всю Архангельскую область в клинике было 30 коек, и большинству приехавших отказывали. После многочисленных жалоб в Архангельск приехала комиссия из столицы, и сделала совершенно невероятный вывод: весь коллектив нужно переводить в Москву. Они поехали, но их никто не ждал, и почти полгода они вообще не имели рабочего помещения, пока им не выделили комнатку в полуподвале 3-го Московского мединститута. Комната была столь маленькой, что все в ней поместиться не могли, и задание на день сотрудники лаборатории получали на лавочке возле института. Им обещали отделение в одной из московских больниц, то в этом помещении было гинекологическое отделение, закрыть которое или перенести в другую больницу было не так-то просто.
В 1967 году Святослав Николаевич защитил докторскую диссертацию по коррекции зрения интраокулярными линзами. Через пять лет он первым в мире провёл хирургическую операцию по удалению глаукомы. Этот метод изучался, был признан эффективным, и теперь широко применяется во всём мире, хотя изначально коллеги-конкуренты предрекали плачевный результат, и злорадствовали над временными неудачами, коих полно на пути любого исследователя. В 1974-м лаборатория Фёдорова получила самостоятельность и приобрела ещё большую известность и популярность, и остро встал вопрос о том, чтобы на базе лаборатории создать институт. Как-то в лабораторию приехал министр здравоохранения СССР Борис Петровский. Ему предложили посмотреть операцию по имплантации хрусталика, но он, хороший и опытный хирург, сам проведший сотни операций, по личному опыту знающий, сколько они длятся, сказал, что у него нет лишних двух часов. Фёдоров, однако, Петровского уговорил, и тот был несказанно удивлён, когда вся операция заняла 15 минут. Визит министра решил судьбу лаборатории: в ЦК КПСС и в Минздраве приняли решение о создании в Москве НИИ микрохирургии глаза, а Фёдоров назначили его директором.
В новом НИИ начали проводить операции по коррекции зрения. При помощи сверхострых лезвий делались микроскопические насечки на роговице глаза, как бы омолаживая её, и уменьшая кривизну, которая и ведёт к ухудшению зрения. В месте надреза вырабатывался новый коллаген, и вскоре от насечек не оставалось и следа. Фёдоров даже прооперировал слониху Марту из уголка Дурова, и вскоре она снова вышла на арену.
В Москве все рвались в клинику Фёдорова. Даже на первичный осмотр и консультацию записаться было невозможно, тысячи людей занимали очередь с ночи, а утром буквально сносили заведующего поликлиникой – чтобы уберечься от травм, он забирался на письменный стол. Чтобы операции поставить на поток, сделать их массовыми, понадобился целый комплекс идей и решений. Фёдоров реализовал самую необычную свою идею – расположив операционные столы в виде лепестков ромашки, которые вращались вдоль «стебля», он создал, по сути, операционный конвейер, автоматизированную «линию прозрения». Но без кадров бесперебойная и качественная работа «ромашки» была невозможна, и Фёдоров воспитывал учеников, у него появлялись последователи и высокие покровители из пациентов. Применив конвейер, он сумел существенно уменьшить огромные очереди на операции. Но, в первую очередь, он решил проблему качества лечения, установив тотальный контроль на всех этапах. Он избавил свой институт от койкозависимости, когда пациент должен был находиться в клинике определённое время, даже когда в этом не было необходимости. Время нахождения в стационаре Фёдоров сократил до необходимого минимума – через два-три дня пациент уходил домой, что существенно сокращало затраты, а сэкономленные деньги тратились на оборудование и исследования. Эти идеи встречали мощное сопротивление, т.к. сокращали финансирование клиник. По сути, Фёдоров сам отказывался от денег, которые текли ему в руки. Фёдоров продвигал новые методы лечения и передовые принципы в экономике, а его обвиняли в дешёвой саморекламе.
Фёдоров вывел офтальмологическую хирургию, одну из самых консервативных отраслей медицины, ведь она имела дело с органом, диаметр которого едва превышает 2 сантиметра, на передовые позиции, сделал её высокотехнологичной, практически безопасной и доступной, независимо от места проживания пациента.
Большую помощь оказал Фёдорову тогдашний глава правительства Николай Рыжков, и Фёдоров одним из первых перевёл свой институт на хозрасчёт и самоокупаемость. Внешнеэкономическая деятельность в СССР была прерогативой государства, но институту Фёдорова было позволено иметь свой валютный счёт, куда поступали деньги за обучение иностранных специалистов и операции за границей – по Средиземному морю ходил теплоход «Пётр Первый», на котором была оборудована плавучая операционная. У Фёдорова было чётко расписано, сколько средств после вычета затрат идёт на развитие, и кто сколько получает зарплаты – от уборщицы до директора института. Ежедневно составлялась и вывешивалась таблица с данными о количестве операций и заработанных институтом денег с начала года и в данный день. Хорошие хирурги стали много оперировать, и получать огромные по тогдашним меркам деньги.
Чтобы люди не ездили на операции в Москву, которая, как известно, не резиновая, в СССР по единому проекту построили 11 комплексов МНТК микрохирургии глаза – от Ленинграда до Хабаровска. В корпусах, где проживают пациенты, всё было продумано до мелочей – ведь это люди с ограниченным зрением. Сервис – на уровне трёхзвёздочных отелей, в двухместных палатах были душ и туалет с немыслимой для тогдашнего Советского Союза роскошью – туалетной бумагой, а в кафе вкусная еда вместо убогой больничной кормёжки.
В 1987 году Фёдоров Святослав Николаевич стал членкором Академии Наук СССР и Героем Социалистического Труда, в 1991-м – депутатом Верховного Совета СССР, в 1995-м – академиком Академии медицинских наук.
Фёдоров, нарушая все правила, любил гонять на своих машинах и мотоциклах. Он вообще всегда гонял, даже на лошади. Впервые он сел в седло в 50 лет, и, как сам говорил, стал кентавром. Он любил вечером выехать в луга, послать лошадей вперёд, наперегонки, чтобы ветер свистел в ушах. Лошадь он считал источником энергии для человека, и словно подзаряжал от неё свои аккумуляторы. Куда двумя ногами не дойти, прыгал на одной, или ехал на коне. Фёдоров считал, что ему лет 35-40, потому, на то чтобы состариться, просто не было времени. Он выучился летать на вертолёте, в 72 года получил лицензию пилота, и для него было истинным счастьем самому управлять машиной. Только в небе чувствовал себя абсолютно свободным. Когда он летал на гражданских самолётах, лётчики, вопреки всем инструкциям, сами приглашали его в кабину.
В конце мая 2000 года Фёдоров на принадлежавшем МНТК французском вертолёте SA 342 Gazelle вылетел в Тамбовский филиал на конференцию. 1 июня конференция закончилась, на следующее утро на аэродроме Фёдорову сообщили, что в Москве сильнейший туман и нулевая видимость. Фёдоров настоял, чтобы ему разрешили вылет. Когда они уже подлетали к МКАД, что-то случилось с вертолётом, и он рухнул на землю. Все четыре человека – два члена экипажа и два пассажира, погибли на месте.
Фёдоров произвёл не только революцию в офтальмологии, он перевернул систему организации медицины, поставив её с головы на ноги. Созданный им МНТК работал при всех системах – и при социализме, и в переходный период, и при рыночной экономике, он показал свою жизнестойкость, когда один из немногих пережил развал СССР.
Святослав Николаевич Фёдоров вывел для себя формулу: «Счастье – это единица, делённая на зависть. Чем меньше зависть, тем выше счастье».
_________
Автор поста: Ирина Лисовая
Следующая публикация
Нет комментариев