Предыдущая публикация
Возвращаю вам вашу дочь
Действие происходит в 60-е годы
*
- Вы и месяца не прожили, а уже такой разлад. Какая кошка меж вами пробежала? – Фрося допытывалась у девятнадцатилетней дочери Нины о неожиданном возвращении домой. Вернулась она от мужа, за которого чуть меньше месяца назад вышла замуж. Нина, опустив голову, стояла у печки и теребила кончик косы, боясь взглянуть на отца с матерью.
- Ну чего молчишь? Тебя спрашивают. – Подключился Григорий Иванович, сложив руки, как школьник за столом. Его чуть волнистые волосы с проседью напоминали о некогда пышной шевелюре. Руки – рабочие руки, знавшие и лопату, и грабли, и топор, весь подручный инструмент сельской жизни, - выглядели суховатыми, но крепкими.
Нина, чувствуя, как слезы готовы залить ее лицо, держалась из последних сил. Невысокая, на вид хрупкого телосложения, она приказала себе не плакать и стойко держалась перед родителями.
- Не захотел со мной жить Степан, сказал домой возвращаться.
- Как это так? – Григорий теперь уж совсем не понял случившееся. – Вы расписались месяц назад, родню собирали, Степка сватать приходил. Так чего же меж вами не заладилось, что ты домой прибежала`? Смотри, Нинка, если с твоей стороны выходка какая, то я не поддерживаю. Собирай узел и иди к мужу, там теперь твой дом.
- Погоди, отец, разобраться надо, - Фрося, видя, поспешность решения, остановила мужа, - не видишь, дочка сама не своя, пусть расскажет, как все было.
- Я сначала с мамой хочу поговорить, - сказала Нина, не поднимая глаз.
- Ну, с мамой, так с мамой, разбирайтесь тут сами. Говорил я сразу, что сомневаюсь, так не послушали. Уж больно быстро жениться договорились. – Григорий взял фуражку и ватник, вышел на улицу.
Нина с матерью долго шептались, Фрося вздыхала, что-то спешно говорила, дочь в чем-то клялась, убеждая мать, что нет на ней вины. Потом отправила Нину к старшей дочери, жившей своей семьей, а сама вышла во двор, где управлялся Григорий.
- Слышь, Гриша, зять-то наш чего удумал, говорит, Нина у нас "порченая", не захотел с ней жить.
- Как это? – Григорий бросил чурочку. – Как это «порченая»? Это когда она успела? Кроме Степки и не знала других, послушная у нас дочка. Или мы проморгали?
- Э-ээх, ты, отец называешься, сразу Степке поверил. А я вот дочке верю, клянется она, что до Степки ни с кем. Да и по ней видно, уж я свою дочь знаю.
- Если неправда, так зачем на Нинку наговаривать? И когда`? Через месяц. Раньше не мог сказать, да на ворота указать?
- Вот то-то и оно, что молчал зятек сколь времени, а тут, считай что, выгнал Нину. Чего ему в голову взбрело?
- Нет, я так не оставлю, - Григорий взял топор, - надо к сватам идти, да спросить, зачем девку позорят. Не хотели брать, так и не надо было.
- Гриша, топор-то брось, остудись чуток, на горячую голову не получится поговорить.
* * * * *
Жили Сотниковы через две улицы, а напротив – домишко, скорей избушка, от бабули Степкиной стояла. Там и жили молодые, пока Степан, высокий, плечистый, смуглый парень, не выпроводил жену домой.
Фрося с Григорием наведались сначала к зятю, зная, что вернулся уже с фермы. Степка убрал снег и сметал остатки метлой.
- Здорово живешь, зять, - Григорий подошел к Степке. – Ну, докладывай, что за нужда дочку со двора гнать было?
- И вам здорово жить, - Степка выпрямился, - я не гнал, я только предложил развестись.
- Ты умом не тронулся случаем? Вас для чего в сельсовете расписали? Девка дома воет, люди что скажут.
Степка отвел взгляд, снег падал ему за ворот, на лицо. – В общем, я ей все сказал… разводимся и все.
- Так ты причину скажи, - Фрося ждала признания Степки, - в чем дело-то, чем не устроила.
- Не буду я с ней жить и всё тут. – Он вцепился руками в черенок метлы, сжимая от волнения, заметно было, что непросто дается ему сказать самое главное. – Порченая ваша Нина.
Григорий непроизвольно подпрыгнул на месте, сжав кулаки: - Ежели так, чего молчал месяц? Сразу что ли не понял?
- Понял. Думал, стерпится. Не стерпелось, не люблю ее.
- Ах ты, супостат такой, попользовался и взапятки теперь, - Фрося тряслась от негодования. Как девке в глаза людям смотреть? Брешешь всё, не верю тебе, дочке верю, оговариваешь ее.
- Думайте что хотите, а я возвращаю вам вашу дочь. Бить не бил, пальцем не тронул. Так что забирайте в целости и сохранности.
- Ой, мамочки, худо мне, - Фрося схватилась за сердце, - где это видано, чтобы дитя родное, как ненужный мешок возвращали. Зачем она пошла за тебя треклятого, она и не смотрела на тебя, сам прибежал свататься.
- Фрося, присядь, присядь, на скамью, - Григорий поддержал жену, - мы сейчас к сватам пойдем, родителей его спросим, пусть отчет держат за сына.
- Ну ладно, не так я сказал, - стал оправдываться Степка, - но все равно жить не буду.
- Молчи, лучше молчи, а то я за себя не ручаюсь, - Григорий повел Фросю к калитке, но в этот момент Клавдия, мать Степана, сама вошла, как чувствовала, что у сына гости.
- А вот и сватья, - обрадовалась Фрося, - может, ты знаешь, зачем Степан дочку нашу позорит. Сначала взял в жены, а теперь на дверь указал. Да как же так можно? Разве вещь она какая?
- Ой, да я и сама не знаю, дознавались с отцом, молчал Степа, а потом признался, что Нина-то у вас уже другие подушки знала, видно был кто-то. А Степушка что? Степушка честно сказал: не смог простить и жить не смог.
- Ты, сватья, думай, что говоришь, - закричал Григорий, - не было такого, никого у нее до Степки не было. Честную дочку отдали, а сын твой в грязи вывалял. За что`? Не хочет жить, так бы и сказал, а оговаривать не сметь.
Клавдия, в цветастом платке, который был туго повязан, сощурила глаза и спросила: - Откуда ты знаешь? Я вот сыну своему верю.
- Тьфу на тебя! – Григорий в отчаянии готов был кинуться с кулаками на Степана, но сдержался. – Оставайтесь треклятые, а мы как-нибудь переживем, вытерпим все пересуды. Пошли, Фрося, нечего нам тут делать, пустомеля этот Степан, говорил я тогда, что сомневаюсь.
- Вещи-то дочкины дай собрать, да увезти.
- Да забирайте, увозите, - охотно согласился Степан, обрадовавшись, что тесть с тещей отступают.
- Дай мне два дня, приду в себя, на коне приеду, вывезу, - пообещал Григорий.
Они пошли по улице, глядя под ноги и не замечая встречных людей. – Ладно бы никто не узнал, так ведь люди будут спрашивать, а Клавдия будет нашептывать, сына оправдывать. И за что нам такое наказание? Сидела, сидела дома, а тут, откуда не возьмись, Степка налетел, как басурманин. Два раза на крылечке постояли, и в сельсовет потянул, Нина и одуматься не успела. А я обрадовалась: берут, так надо идти.
Ехали молча. И также молча внесли в дом вещи дочери. Фрося развернула перину, которую сама собирала для младшенькой, уложила подушки, которые были заранее приготовлены в качестве приданого. Вспомнила, как готовилась выдать Нину замуж, еще не зная, за кого пойдет; всплакнула от навалившейся несправедливости.
Прибежала Катерина, старшая дочка. Сразу подошла к Нине и обняла ее. И тут девятнадцатилетняя девушка, всё это время не проронившая ни слезинки (даже ночью в подушку не позволяла), уткнулась в плечо сестре и почти беззвучно расплакалась.
- Пойдем, расскажешь мне. Всё, всё расскажешь, легче будет, - предложила Катя и увела сестру в горницу.
Только в разговоре с Катериной младшая сестра стала понимать, что не замечала последние дни отчужденности Степана, а его хмурый вид ставила себе в вину. Приученная матерью, следила за порядком в доме, вкусно готовила, заглядывая в глаза мужу, словно говоря: «смотри, Степушка, для тебя стараюсь».
Вошла Фрося, села рядом с дочерьми. – Я вот что думаю: одна ли Нина ушла. А вдруг дитё будет? И что тогда делать станем?
- А что делать? – Катерина нахмурила черные брови, - на аркане Степку приведем, от родного дитя не открестится.
Взгляд Нины просветлел, предположение матери поманило крохотной надеждой, видно не остыли чувства, и она до сих пор любила мужа. – Не знаю, - искренне призналась она, - было бы хорошо, если бы маленький появился.
- Дуреха ты моя, дуреха, - с горечью сказала Фрося, - ладно, поживем, подождем, там видно будет.
- Ты вот что, приходи к нам почаще, с ребятишками посидишь какой раз, тебе надо из сердца выкинуть этого Степку, - сказала Катерина.
- А может уехать куда, - предложила Фрося, - в Каменке родня живет, так может туда ей переехать.
- Ага, мама, скажешь тоже, у родни прятаться. Чего она там делать будет в этой глухой Каменке`?
Все трое снова замолчали, каждый думал, как жить дальше. В сенях стукнула щеколда, послышались шаги, а потом и разговор: Григорий привел кого-то. По голосу поняли, что пришла Анна Кондратьевна, двоюродная сестра отца. Она сама открыла дверь в горницу, ее статная полноватая фигура появилась на пороге.
- По ком плачем? – Увидев угрюмые лица женщин, спросила она. – Чего потеряли? Сидите, как воробьи нахохлившиеся. – Ее громкий голос слышен был во всем доме.
- А ты Анна разве не знаешь, какая у нас беда, - начал рассказывать Григорий.
- Слышала я. И что теперь, садиться рядом и плакать`? – А ну, девки, встречайте гостью как положено, за стол хоть позовите. – Она была старше не только Нины и Кати, но и Фроси, и частенько бесцеремонно называла их «девками» - по-свойски, без всякой усмешки.
Наконец все вышли из горницы, накрыли стол и долго сидели, обсуждая случившееся.
- Ой, девчата, у меня уже уши устали слушать, хватит, я ведь о деле пришла говорить. В сельсовете хочешь работать под моим началом?
- Я? – Нина растерянно посмотрела на громкоголосую Анну.
- Ну а кто? К тебе обращаюсь. Бухгалтер мне нужен, а то счетовод дядя Петя, совсем уже с печи слазить не хочет, просит каждый день: «отпусти, Кондратьевна, цифры в глазах пляшут».
- Так я не умею.
- И, правда, Анна, откуда ей уметь, у нее же одна школа, - напомнила Фрося. – Просилась в город учиться, так мы отговорили, боялись этого города. А теперь хоть на улицу не выходи, все норовят узнать, чего это дочка так быстро от мужа убежала. Лучше бы она тогда в город уехала. А может и сейчас не поздно, отправим на фабрику работать, там после школы берут.
- Спрятать что ли хотите девку?! – Анна строго посмотрела на Фросю. – Значит, Нинка виновата, раз убежать надумала.
- Да ты что, - Фрося махнула рукой, - нет на ней вины, не думай даже.
- Так это вы так думаете, раз решили с глаз долой отправить. Уехать проще, а вот тут пересидеть, пережить, будь оно неладно это замужество, - тут силушки вот какие нужны, - она сжала руку в кулак. – Если не виновата, пусть смотрит людям в глаза и улыбается. А спросит кто, отвечает, что это Степка самодур, и она с ним жить не захотела. А остальные сплетни мимо ушей пропускать.
- Правильно, тетя Аня, и я так думаю, - поддержала Катерина.
- Ну а как она работать будет здесь, если не обучена счетоводному делу, - Фрося ухватилась за предложение Анны.
- Согласится, направление дадим на курсы. И в город ехать не надо, у нас в райцентре теперь обучают. Курсы ускоренные. Хочет, так пусть на молоковозе ездит, с шофером договорюсь. А хочет – так общежитие там временное дают.
- А если не получится у меня?
- Слушай, трусиха, на курсах учиться не страшнее, чем замуж выходить. Думай, скорей, а то другую найду.
Нина встала из-за стола и звонко, как пионерка, отчеканила: - Я согласна! Когда ехать?
- Вот это дело! Через неделю ехать.
* * * * *
Дни потянулись гораздо быстрее, в доме Павленковых появилось оживление, какое-то ободрение: дочка учится. За день она уставала сильно, дома еще задания выполняла, а уже к ночи помогала по хозяйству управляться. Потом ложилась спать и начинала думать про Степана, еще теплилась надежда, что придет он или встретит ее где-нибудь и скажет: «Всё неправда, возвращайся, Нина». И будут они жить долго-долго… С этими мыслями она засыпала.
Весной Нина уже устроилась работать в сельсовет, сидела, уткнувшись в работу, иной раз и головы не поднимая. Степка так и не пришел и не повстречался ей, видно другими тропинками ходит.
В один из весенних вечеров Катерина пришла к родителям и втянула Нину в горницу, горячо зашептала: - Ты только не реви, все равно уже разведены, жалеть не о чем.
- Чего случилось?
- Говорят, Степка жениться собрался.
- Как это? На ком?
- На Наташке Поповой. Помнишь, тихая такая, ходит, словно пава.
Наталью Нина хорошо помнила, всегда считала ее самой красивой на селе.
- Значит, Степа ее выбрал? – Губы Нины задрожали. Вроде только успокоилась, как новость вдруг оглушила ее.
- Только не плачь, утекла та вода, не вернешь.
- Чего шепчетесь, говори, чтобы и мы слышали, - Григорий позвал сестер к столу. Вместе с Фросей узнали о женитьбе Степана.
- Никогда не думал, что Сотниковы так обойдутся с нами, - охала Фрося, - да я теперь в глаза Клавдии плюну, а потом десятой дорогой стану обходить, знать их не желаю. Дочку со двора, и следом другую ведет.
- А я вот сейчас пойду и выскажу им за сынка, - Григорий стал собираться, натягивая сапоги.
Женщины кинулись к нему: - Брось, не ходи, а то дров наломаешь, так и до милиции недалеко. Напишут заявление, еще больше опозорят.
Григорий наконец натянул сапоги. – Нинка, ты чего молчишь`? Пошли со мной, в глаза хоть ему плюнешь.
- Папа, успокойся, - Катерина повисла на руке у отца. – Я бы и сама пошла, да ни к чему уже. У девчонки только все наладилось: успокоилась, работает, тетя Аня ее хвалит. А если пойдем, так снова душу разбередим, да и людям будет о чем посплетничать.
- И, правда, Гриша, сядь, остынь, - Фрося держала мужа за плечи, - люди и так разберутся, кто прав, кто виноват. Мне уже сколь раз говорили, что не верят Степану, а нас поддерживают. Пусть женится, может, уедут куда, чтобы глаза не мозолили.
Но Степан с новой женой никуда не уехал, так и остались жить в родном селе. Нина вскоре успокоилась, смирилась, старалась не думать о нем, хоть и больно было.
Летом в конторе было хорошо, в открытые окна доносился запах травы и листвы, в ветвях пели птицы. И она привыкла к этому чириканью – однообразному, успокаивающему. А еще радовалась, что стала снова ходить в клуб: каждую неделю привозили новое кино. Однажды перед сеансом Пашка Панчиков игриво взял ее под локоток: - Ну что, провожу потом? - Нина осторожно отстранилась. – Зачем? Дорогу знаю.
- Ну как зачем? Может, я женюсь. – Он с усмешкой посмотрел на нее.
- Была я уже замужем, так что не надо.
- Ну вот, была, значит, все знаешь. Пошли, Нинок, прогуляемся.
Девушка осадила его таким отталкивающим взглядом, что он поспешил скорей отойти.
Нина вспомнила этот случай и улыбнулась, мысленно похвалив себя, что раскусила легкомысленного Пашку.
Наступил обед, контора опустела, только Нина замешкалась. Послышались шаги на крыльце, деревянные половицы коридора скрипнули. Шаги были неуверенные, как будто кто-то первый раз вошел. Нина вышла посмотреть: в коридоре стоял молодой мужчина с чемоданом в запыленных ботинках, видно с попутки шел по проселочной дороге. Он поправил очки, увидев Нину.
- Здравствуйте! А где все?
- Здравствуйте! А вам кого надо? Обед сейчас. Подождите часок.
- Так мне председателя, - он подошел ближе, - у меня вот направление. Да он знает, наверняка, сообщили уже.
- Так вы наш новый агроном? – Догадалась Нина.
- Так точно! Агроном. – Он поставил чемодан, на лице появилась улыбка, из-за стекол очков девушка заметила любопытный, добрый взгляд. – Антонов Александр Васильевич, - бодро представился он.
- Нина Григорьевна – бухгалтер. Ну, пока только помощница, - смущенно добавила она.
- А в каком кабинете председатель`? Да и чемодан не знаю, где оставить.
- А вы у нас в кабинете оставляйте, тут до самого вечера открыто.
Он оставил чемодан, а запылившийся в дороге плащ так и держал в руках. – Вот я не сообразил: вытряхнуть же надо, - пошел на крыльцо. Нина достала чистое полотенце и показала на летний рукомойник. – Вон там умыться можно.
- Спасибо, это как раз и надо. – Остановился, посмотрел на девушку: - Вы уж, Нина Григорьевна, меня извините, вам обедать надо, а я отвлекаю.
- Ничего, я все равно задержалась.
«Надо же, в очках, такой молодой и в очках», - думала она. На селе в очках мало кто ходил, только те, кто постарше, поэтому непривычно ей было видеть на лице молодого мужчины очки в темной оправе.
- А вы к нам из самого города?
- Конечно. По распределению.
Нина подумала, что мужчина, наверняка, голоден. – А может вам тоже пообедать пока`? Правда, кормят сейчас на полевом стане, отсюда далековато будет.
- Да ладно, обойдусь.
- Не надо обходиться, пойдемте, я вас чаем напою, у меня с собой пироги есть, вчера с мамкой пекли. А еще сало есть. – Вы сало едите?
- А почему нет?! У меня вообще-то бабушка в деревне жила, так что я всегда приезжал. И сало очень даже уважаю.
Нина расстелила полотенце, выложила на него нехитрый деревенский обед. Александр посмотрел на еду: - Нет, это неправильно, вы себе принесли, так что не обязаны меня кормить.
- Ешьте, - Нина пододвинула нарезанное сало и пироги, - меня за это председатель только похвалит, - придумала она, что сказать.
- Ну ладно, у меня тут матушка на дорогу положила, - он достал сверток с едой, к которой так и не притронулся в дороге, смущаясь, взял кружку с чаем.
Председатель Николай Гаврилович и в самом деле похвалил Нину, что приветила молодого специалиста. Устроили Александра Васильевича на квартиру к пожилой одинокой бабе Глаше. Новый агроном оказался толковым и быстро прижился в конторе. Председатель гордился, что теперь у него специалист с дипломом. А если опыта мало, так на то есть бывший агроном, ушедший на пенсию, но готовый помочь.
Каждое утро Александр Васильевич (все звали его по имени-отчеству`), прежде всего спешил поздороваться с Ниной. – А сало, Нина, было хорошее, никогда такого не ел.
- Я бы еще принесла, да теперь до глубокой осени ждать надо. То были остатки, что сохранить получилось.
- Да я не к тому, я просто заметил, какое вкусное. – Он подошел, достал из внутреннего кармана пиджака шоколадку и оставил на столе.
– Ой, это зачем?
- Берите, Нина, это вам`! – И сам смутился и вышел из кабинета.
* * * * *
Нина и Александр переглядывались всё лето и ни разу не встретились в каком-то другом месте кроме конторы. Уже и дома знали про молодого агронома, заметили перемену в дочери: уходила с радостью, приходила с улыбкой. И только в конце августа тень тревоги появилась на ее лице: Александр ждал в гости мать.
- Нина, матушка моя приезжает, посмотреть, как я обустроился. Вот. – Он потирал руки, возможно от волнения. – Не посчитай за дерзость, но раз уж мы товарищи с тобой, приходи и ты посидеть с нами.
- Я? А понравится ли это вашей маме? И что я скажу`?
- Понравится, я уже давно написал, как ты меня встретила, как мы сдружились, какие здесь люди хорошие… Приходи, Нина, маме приятно будет. Да и мне тоже, - добавил он тихо.
Вечером Нина поделилась новостью с матерью. Григорий, взяв свежую газету, делал вид, что читает, а сам краем уха слышал весь разговор. – Вот что, чего тут думать, не один же он будет, мать все же приезжает, пусть сходит Нинка`. Только такое у меня условие: его зови к нам. Вот как сходишь в гости, так и зови. И поглядим, чего скажет.
Напрасно Нина боялась. Антонина Федоровна оказалась женщиной приветливой, общительной, и появление Нины ее только обрадовало. Уехала она через неделю, и Александр вскоре пришел в дом Нины.
Они потом встречались до самой зимы, а когда предложение сделал, девушка не решалась дать согласие. В конторе поглядывали на них одобрительно, строя догадки насчет будущей свадьбы.
Снег шел хлопьями, пушистым покрывалом ложился на землю. В доме была натоплена печка, накрыты столы, чувствовался запах выпечки. А за окном, у ворот, встречали молодых.
- Жених в очках, умный значится, - уважительно сказала тетка` Евдокия. Старшая сестра Екатерина тихо засмеялась: - Да Александр Васильевич и без очков умный, - она поправила цветастый полушалок и с гордостью посмотрела на Нину.
* * * * *
Через год молодой семье выделили дом, построенный как раз на такой случай: для молодых специалистов. А через пять лет у Антоновых было двое детей. Александра Васильевича за его знания и трудолюбие знали и уважали в райцентре, и предложили переехать, предложив повышение. Нина с Александром согласились. Больше всех сожалел председатель, думая, где взять такого хорошего агронома как Антонов.
Степан с Натальей поначалу жили тихо. А потом стали все чаще спорить, говорят, Наталья даже уходила от него – ревновал часто. И если бы не двое деток, то может и ушла совсем. Так и ходили угрюмые оба, словно непосильную ношу несли.
Родители Нины давно простили обиды бывшим сватам и здоровались при случае. Клавдия, встречая Фросю, виновато смотрела на нее, иногда спрашивая, как там Нина живет. Потом вздыхала и шла домой.
Уже когда выросли дети Нины Григорьевны и Александра Васильевича, о том случае, когда Степан сказал: «возвращаю вам вашу дочь`», на селе уже никто не вспоминал. Если только две соседки в разговоре о былом.
Александр Васильевич так и остался с семьей в райцентре, хотя звали его в город. А вот дети, сын и дочь, поступив в институт, вряд ли вернутся, будут пробиваться уже в городской жизни.
- Что поделаешь, - признавал право детей Александр, - вылетели из гнезда, дальше пойдут самостоятельно.
- Саша, ты поешь, да отдохни, а то опять с бумагами сидел до полночи, а сегодня воскресенье.
- Слушаюсь, Ниночка, так и сделаю, - он прилег на диван и почти сразу задремал. А она сидела за столом, глядя в окно, за которым шел снег – такой же пушистый, как в день их свадьбы. Подошла к мужу тихо, увидела, что уснул. Взяла покрывало и накрыла им, довольная пошла убирать посуду.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Автор рассказа Татьяна Викторова
Художник Евгений Балакшин
Следующая публикация
Нет комментариев