Вот Вам Дорогая ещё пища для размышления и философии: "В тюрьме сидят только состоящие под следствием. При нашем появлении с нар встают две. Одна - старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски. Другая - молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа. - Почему же? - Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдем. Ан его в одно место, а меня в другое. Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление. С оружием в руках защищала своего "сожителя". Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить. Тогда она бросилась в хату, схватила ружье и выстрелила в первого попавшегося из нападавших. - Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя? - Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, - чай, меня могли уб...ЕщёВот Вам Дорогая ещё пища для размышления и философии: "В тюрьме сидят только состоящие под следствием. При нашем появлении с нар встают две. Одна - старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски. Другая - молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа. - Почему же? - Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдем. Ан его в одно место, а меня в другое. Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление. С оружием в руках защищала своего "сожителя". Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить. Тогда она бросилась в хату, схватила ружье и выстрелила в первого попавшегося из нападавших. - Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя? - Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, - чай, меня могли убить... Хороший человек; думала, век с ним проживем, а теперь на-тко... Она утирает набежавшие слезы и принимается тихо, беззвучно рыдать. - Ничего ей не будет, - успокаивает меня смотритель. - Осудят, отдадут на дальнее поселение..." Дорошевич Влас Михайлович Сахалин
Неподалеку старичок в очках, низко нагнувшись, мастерит "коты", тщательно заколачивает гвоздики. - Давно здесь, дедушка? - Недавно, милостивый государь мой, - приветливо говорит он, - недавно. - А за что? - Старуху свою убил. - Жену? - Нет, так. Полюбовница была. Десять лет душа в душу выжили... И этакий грех вышел! - Что же случилось? - Сдурела, старая. В Феодосии мы жили, я хорошим мастером слыл, жил скромно, деньжонки имел. На них-то она и зарилась. "Умрет, мол, сам, все родные отберут! Отравлю да отравлю и деньгами воспользуюсь". А тут еще путаться с молодым начала. "Отравлю!" - да и все. Замечаю я. Живем, как два волка в клетке, друг на друга зубами щелкаем. Мне ее боязно, - того и гляди, отравит; она меня опасается, - потому видит, что замечаю. Так тяжко в те поры было, так тяжко... Не выдержал... убил.
Комментарии 3
При нашем появлении с нар встают две.
Одна - старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски.
Другая - молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа.
- Почему же?
- Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдем. Ан его в одно место, а меня в другое.
Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление.
С оружием в руках защищала своего "сожителя".
Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить.
Тогда она бросилась в хату, схватила ружье и выстрелила в первого попавшегося из нападавших.
- Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя?
- Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, - чай, меня могли уб...ЕщёВот Вам Дорогая ещё пища для размышления и философии: "В тюрьме сидят только состоящие под следствием.
При нашем появлении с нар встают две.
Одна - старуха-черкешенка, убийца-рецидивистка, ни звука не понимающая по-русски.
Другая - молодая женщина. Крестьянка Вятской губернии. Попала в каторгу за то, что подговорила кума убить мужа.
- Почему же?
- Неволей меня за него отдали. А кума-то я любила. Думала, вместе в каторгу пойдем. Ан его в одно место, а меня в другое.
Здесь она совершила редкое на Сахалине преступление.
С оружием в руках защищала своего "сожителя".
Он поссорился с поселенцами. На него кинулось девять человек, начали бить.
Тогда она бросилась в хату, схватила ружье и выстрелила в первого попавшегося из нападавших.
- Что ж ты полюбила его, что ли, сожителя?
- Известно, полюбила. Ежели бы не полюбила, разве стала бы его собой защищать, - чай, меня могли убить... Хороший человек; думала, век с ним проживем, а теперь на-тко...
Она утирает набежавшие слезы и принимается тихо, беззвучно рыдать.
- Ничего ей не будет, - успокаивает меня смотритель. - Осудят, отдадут на дальнее поселение..." Дорошевич Влас Михайлович
Сахалин
- Давно здесь, дедушка?
- Недавно, милостивый государь мой, - приветливо говорит он, - недавно.
- А за что?
- Старуху свою убил.
- Жену?
- Нет, так. Полюбовница была. Десять лет душа в душу выжили... И этакий грех вышел!
- Что же случилось?
- Сдурела, старая. В Феодосии мы жили, я хорошим мастером слыл, жил скромно, деньжонки имел. На них-то она и зарилась. "Умрет, мол, сам, все родные отберут! Отравлю да отравлю и деньгами воспользуюсь". А тут еще путаться с молодым начала. "Отравлю!" - да и все. Замечаю я. Живем, как два волка в клетке, друг на друга зубами щелкаем. Мне ее боязно, - того и гляди, отравит; она меня опасается, - потому видит, что замечаю. Так тяжко в те поры было, так тяжко... Не выдержал... убил.