Предыдущая публикация
Скопить на дом с вишнёвым садом ...
Рассказ
Полноценный обед в их заводской столовой стоил почти рубль. Можно, конечно, было обойтись и восемьюдесятью копейками – без салата, без пирожка, но можно было и ещё больше сэкономить – взять в магазине бутылку кефира за 28 копеек и половинку черного за 8, а потом пустую бутылку сдать и вернуть 15 копеек назад.
На рубль получалось четыре, а то и пять обедов. Считай – рабочая неделя. А считать Борис Евгеньевич умел.
– Борис Евгеньич, а Вы что, у столовую с нами не пойдете? – новенькая Леночка, которая ещё обучалась бухгалтерскому ремеслу у старших, спускаясь с лестницы, окликнула его.
– Нет, Лена. Я не хочу, – оглянулся Борис Евгеньевич, потянув носом запах горохового супа.
– Да не ходит он с нами, Лен. В парке вон на скамье перекусывает. И в дождь, и в снег. Борис Евгеньич у нас бухгалтер по крови – экономит. Обеды для него – неоправданные траты, – поясняла Лидия Семёновна удивленной молодой коллеге.
А Борис Евгеньевич сегодня пил свой кефир в подворотне. Невероятный ветер разыгрался в эти октябрьские дни, сбивал с ног. Даже кефиру не хотелось. А раз не хочется, так зачем зря переводить – можно оставить на ужин – экономия. Правда, дома лежат пара пирожков от вахтерши их общежития – старушка-пенсионерка иногда угощала Бориса, а он ее за это ругал.
– Что же Вы, Клавдия Васильевна, на чужих людей деньги переводите?
– Это ж какие деньги? – пугалась она поначалу.
– Как какие? А пирожки? Муку купили, масло купили, молоко...
– Ох, и что ж теперь, не угостить никого? Как жить-то тогда?
– Экономно, Клавдия Васильевна. Жить надо экономно.
В этом Борис был убежден.
Всю жизнь мать его считала копейки. Даже помнил он, как губами шевелила, на ладошке пересчитывала раз по пять, как будто надеялась, что с каждым пересчетом денег вдруг станет больше. А потом поднимала глаза – складка меж бровей углублялась и она вздыхала:
– Ох, не дотянули, Борька. Опять не дотянули. Бережливее надо бы...
И скребли они по сусекам, залезали к соседям в долги, чтоб хоть как-то дожить. А потом опять все по кругу. Каждый месяц – непредвиденные расходы.
Когда зрела вишня в их большом запущенном палисаднике, он забирался на забор и ел ее весь день.
– Мамк, я и вишни наелся. Не надо мне сёдня еды. На потом оставь.
Но она была не экономная, кормила все равно. Матери уж давно нет, родного дома в селе – тоже. Отошёл он как-то родне, когда Боря уехал в город – на бухгалтерские курсы, а потом и вовсе сгорел при большом пожаре.
И теперь у Бориса Евгеньевича была одна большая, практически недостижимая мечта – он хотел купить свой личный дом где-нибудь под Воронежем, и чтоб обязательно – с вишнёвым садом. Вся его жизнь, судьба, экономия, все подсчёты были подчинены этой одной глобальной цели.
Он экономил на еде, обедая кефиром с хлебом, ходил пешком четыре километра по городу на работу и обратно, чтоб не отдавать три копейки за автобус. Вернее – туда и обратно – шесть. А посчитайте-ка за рабочую неделю – целых тридцать. Он ходил в одной и той же одежде уже десяток лет и ругался с сапожником, который велел ему выбросить зимние ботинки и купить новые.
Все его расчеты были направлены на накопление средств для покупки дома. Но как он не считал, выходило, что до покупки дома ему ещё очень-очень далеко.
Он нервничал, и в последнее время даже срывался.
То, что происходит с ним что-то неладное, он понял однажды на рынке. Туда он ходил по воскресеньям в поиске самых дешёвых продуктов. Ходил к закрытию, когда продавцы, уставшие за день, отдавали товар за бесценок или вообще – за так, как товар некачественный.
В тот день, услышав, что торговка отдает мятые помидоры даром, сильно он оттолкнул старушку с девочкой. Толпа на него насела, все кричали, обзывали. Он растерялся, взял всего несколько штук и быстро ретировался. Голова кружилась, он еле добрался тогда до дома, привычно экономя на транспорте.
Что с ним такое? Он же никогда не был таким уж жадным... Нужно было что-то делать.
И вот тогда Борис Евгеньевич начал усиленно искать работу на Крайнем севере. Надбавка северных составляла тогда аж сто пятьдесят процентов. Несколько месяцев шел его поиск, и вот, наконец – повезло.
Помогла ему старая коллега Лидия Семёновна, там у нее работал сын.
– Борис Евгеньич, ведь здоровье там нужно, а Вы вон как исхудали. Ведь уж, простите сердечно, под пиджаком и нет ничего. Может, подумаете?
– Спасибо, Лидочка! Спасибо! Вот дом куплю, там и поправлюсь. И в гости вас с мужем позову. Знаете, сколько вишни наберёте...ох....
Лидия вздыхала, глядя на Бориса жалостливо.
Улетал Борис пасмурным осенним утром. Летел не один, с группой. Рейс откладывали, перелет был нелегким. Но вот, наконец, и взлет – пересекая меридианы и часовые пояса, летели они к востоку. Потом пересадка, Хабаровск, мыс Каменный, песчаная полоса... а потом долго ещё летели через весь полуостров.
На Буровой дымились трубы. Справа таилось море, забитое льдами вдоль берега, а слева – рабочий поселок. Несколько рядов бараков, с проложенными меж ними деревянными мостками, вышка с дизельным сараем, здания контор и холодное однообразие тундры. Из окна столовой раздавались звуки магнитофона: "Листья закружат, листья закружат и улетят, очень мне нужен, очень мне нужен синий твой взгляд..."
В комнате жили вчетвером. Но никому не было дела до привычки Бориса экономить. Впрочем, когда выяснилось, что надбавка тут даже больше, чем ожидалось, немного расслабился и Борис. Он уже мог позволить себе обеды в столовой, здесь было много рыбы и очень много угощающих перекусить просто так.
Люди тут были ближе друг к другу, жили одной семьёй, много работали, уставали и меньше подмечали тонкости и нюансы характера друг друга. Или просто привыкли, что все тут очень разные.
Перед поездкой сюда Борис волновался. Он никогда не был слишком общительным, скорее наоборот – слыл замкнутым. А тут этакое общественное существование. Но неожиданно ему тут понравилось. Работы было много, и в ней он был профи. Быстро вник, быстро навёл порядок, слыл скуповатым до коликов и честным педантом, каким и должен, в общем-то, быть бухгалтер. И вскоре встал он на место старшего бухгалтера. В бухгалтерии он практически жил.
Вечером спускался по деревянным настилам в барак, прогуливался медленно, наслаждался свежим воздухом. Вечернее солнце нанизывалось на черные вершины сосен. Дальняя тайна горела в последних его лучах. Тянуло дымком из баньки, дымком с запахом смолы.
Где-то рядом слышался смех, переборы гитары, щелканье переключателя и звуки радиоприемника. Голова его кружилась от свежего воздуха, от вечной экономии и ещё от чего-то, к чему Борис уже привык...
В такие моменты он переключался со счета на счёт. Весь день перед глазами у него были цифры, но этот вечерний подсчет он все равно любил – подсчет своих накоплений. И даже головокружение прекращалось.
В местный магазин он практически не ходил. Он не пил, не курил, и не ужинал – в бараке всегда был хлеб из столовки, кто-нибудь почти ежедневно угощал, хоть Борис никогда и не напрашивался на угощения. Но старшего бухгалтера уважали, угощающие находились.
Тем не менее Борис Евгеньевич ничуть не толстел. Северный воздух, холод, тяжелая и ответственная работа требовали затрат энергии. А он экономил. И чем ближе была его мечта, тем больше хотелось экономить. А лёгкое головокружение, сонливость – ну так, это привычно.
Ночью, под завывание бури, ему снился один и тот же сон: будто он стоит посреди огромного спокойного праздничного пространства цветущих садов и полей под ясным небом, наполненным теплом, ароматом и гулом пчел. Стоит, оглядывается вокруг, и тут видит, посреди цветущих белых ветвей, зелёные доски добротного дома с резными наличниками. И там, во сне, он понимает, что это – его дом.
Он оборачивается и очень аккуратно, чтоб не сломать ветки, начинает идти к этому дому. Идёт, а перед лицом цветущие ветви вишни. Но чем дальше он пробирается сквозь них, тем отдаленнее становится его дом. Он начинает ускоряться, уже сбивает цветы, они снежными горстками остаются на его ладонях, на одежде, а дом все дальше. Тогда он просто начинает бежать, ломая цветущие ветви... Но дом уже где-то на горизонте бесконечных цветущих садов...
Борис просыпался, вытирал мокрый лоб. За окном – таёжная мерзлота, а дом пока – лишь мечта.
Дни текли за днями. Менялись времена года, менялись люди на буровой, а Борис Евгеньевич, получающий к тому времени немалую сумму в 400 рублей, все копил деньги. Денег на дом уже хватало, но он перестраховывался, думал уж о мебели, об автомобиле или хотя бы – мотоцикле. На книжке скопилась приличная сумма, и когда он ездил в Каменный мыс по делам, он неизменно заходил в банк, докладывал сэкономленные деньги, возвращаясь с грошами в кармане.
– Борис Евгеньич, смотрю на тебя... Ведь нет ни семьи, ни родителей. Чего пальто не купишь себе? Ведь твое-то на рыбьем меху...
Они сидели в бараке на рундуках вокруг табурета с кружками чая. Вечерний чай после работы очень вкусен. Витёк, давний сосед, листал "Справочник бурового мастера".
– А куда мне ходить-то? Это вам надо, а я до конторы и так подскочу.
– Нам... Мы-то в ватниках. Но я все равно себе пальто купил. Драповое, с начесом. На потом... Когда ещё такое куплю? Вот и... Да и вообще заранее о том, как жить будешь надо думать. Вот ты дом хочешь купить. А зачем он тебе, если штаны штопаные? Подумай... Да и женщину для дома нужно искать. Дом без женщины, что нора – ни уюта, ни тепла.
О том, что нужна ему женщина, думал и сам Борис. Искал, но не так уж много было здесь женщин одиноких. Да и все казались ему слишком уж смелыми, даже наглыми. С трудом он представлял свою жизнь рядом с такими.
Пока не прилетела к ним в бухгалтерию Нина. Возраста они были примерно одного – слегка за сорок. Была она разведена, с матерью в деревне оставила дочку школьницу. Но дочка вынужденно жила в интернате – в их деревне не было школы.
А ещё была Нина необычайна скромна и услужлива. Начальником был у нее Борис Евгеньевич, и она старательно училась у него.
Внешне была, скорее, обычной. Светлые волосы, убраны в валик, небольшого роста, слегка полновата, что, впрочем, ничуть не портило ее. Одевалась скромно, и была необыкновенно тиха.
Борис присматривался долго. Целый год. То решал уж про себя, что нужно начать ухаживания, то останавливал себя – ох, лишние расходы. Он подсчитывал, менял свое мнение несколько раз.
Но однажды вечером, когда шел с работы вдруг услышал из женского барака женский голос. Лилась песня:
– Под окном широким, под окном высоким, вишня белоснежная цветет. Мимо этой вишни, мимо этой хаты парень бравый первый раз идет...
Это был голос Нины. Он узнал его. И так живо-живо представил, как сидят они с Ниной вечером на широкой скамье под цветущей вишней и поет она ему эту песню.
Борис решил, что это знак. И уже на следующий день сделал Нине предложение – уехать вместе на Большую землю, пожениться, купить дом под Воронежем, и обязательно посадить там вишневый сад.
Он так красиво говорил о своей мечте, так вдохновенно повествовал ей свои планы, описывал чуть сбивчиво, но подробно дом, сад, что Нина заслушалась, представила все это и заулыбалась. Взяв обещание с него, что вместе с ними будет жить и ее дочка, скромно потупив взор, она согласилась.
Она не думала, что так вот быстро устроит тут свою судьбу. Поработать собиралась дольше, накопить деньжат для дочки, чтоб уехать из глухой деревни, где и школы-то нет.
Судьба с ней тоже поступила жестоко – муж пил, буянил. Сбежала она от него ночью, битая, с ребенком в одеяле. И теперь порядочный Борис казался ей спасением. Да, скуповат, да, осторожен. Но это и хорошо для жизни – нажилась она со щедрым гулящим пьяницей.
А любовь? Любовь должна прийти... Наверное, должна...
Это ли ни мечта для одинокой женщины – дом с вишнёвым садом и надёжный муж?
А любовь... Любовь придет, было б уважение. Тем более, что отношения с Борисом так и остались пока деловыми, лишь чуть чаще ловила она его осторожный взгляд, и чуть ласковее стал он разговаривать с ней по бухгалтерским делам.
Она видела, что Борис Евгеньич совсем тщедушный. Пыталась его подкормить, но он укорял ее в расточительности, велел копить деньги, потому что понадобятся они для их совместной жизни в будущем.
И вот настал день их отъезда. Уже просмотрены были Борисом в очередном отпуске несколько домов, по прилете они должны были определиться с покупкой.
Встал вопрос, который волновал Бориса больше всего – как везти деньги? Крутил варианты и выбрал – везти наличкой. Нужно было сразу ездить по адресам, смотреть дома...
Старшего бухгалтера провожали все, кто не был в это время на вахте. Он даже всплакнул от трогательности момента, или может от своей физической внутренней слабости последних дней.
Они ждали кукурузник. Снег лежал грязными наростами, обжигал лицо сильный холодный ветер. Весна в эти края пришла только по календарю. Они спрятались за кузов вездехода.
– Хороший ты человек, Евгенич, честный. Жаль такого бухгалтера отпускать, – говорил бригадир, – Правда, жадноват слегка. Вон ведь, все расфуфыренные с заработков возвращаются, а ты – в ватнике.
– Успею ещё разодеться, – грустно улыбался Борис. Расставаться и правда было жаль, но там, на Большой земле, ждала его мечта долгих лет.
– Нин, ты подкорми его. А то совсем иссох мужик тут на наших харчах.
– Подкормлю, – скромно обещала Нина.
Самолёт развернулся, весеннее солнце прошило его насквозь, рваное пламя газового факела трепетало над самой землёй...
Они летели сначала до Хабаровска.Там нужно было переждать почти сутки. Они отправились в гостиницу. Комнаты им, естественно, по законам советского времени, предоставили разные – не женаты. Оказались они на разных этажах.
Борис выглядел усталым, и, на удивление Нины, сам позвал ее в кафе гостиницы и был там непривычно щедр.
– Дороговато, Борь, – сомневалась Нина.
– Теперь мы можем себе позволить нормально есть, Нин. Хватит уж голодать... Дом возьмём, курочек заведем, картошки насадим. Хорошо будем питаться, и дочку твою кормить будем хорошо. Устал я что-то..., – он вздохнул, посмотрел на снежную поземку за окном, – Мать вспоминаю часто, знала б она, сколько денег удалось мне скопить.
– Да, жаль, что мало пожила мама твоя. Рада б я была с ней повидаться.
Борис сегодня был удивительно мягок.
– Знаю, Нин, нет меж нами любви ещё. Но всем сердцем тебе обещаю – не обижу. Вот насколько смогу сделать тебя счастливой, настолько и сделаю. Всю жизнь мечтал нормально жить – вот и пора. Вишня наша зацветёт, а там, смотришь, и любовь придет...
Выезжать из гостиницы нужно было часов в одиннадцать, было время – хорошо отдохнуть. Они разошлись по комнатам. Договорились, что утром Борис за ней спуститься уж с вещами.
Нина спала крепко, преддорожное волнение утомило, да и сытный ужин способствовал хорошему сну. К десяти оделась и собралась, поджидала Бориса.
Но вот уж и одиннадцать, а он все не идет. Смутное предположение заставило оцепенеть от испуга. Передумал на ней жениться? Уехал один? Да, деньги все с ним... Кстати, и ее накопления – тоже. Она так ему доверилась, что отдала и свое, чтоб спрятал понадежнее.
Может, ночью вдруг решил, что не нужна она ему? Да ещё и дочка в нагрузку...
Нет, этого не может быть!
На ватных ногах Нина поднялась на третий этаж, прошла по коридору. И тут увидела, что дверь его номера открыта. Обрадовалась, прибавила шагу – может, просто проспал.
Шагнула в номер – матрац без белья, уже нет вещей, и горничная – с тряпкой.
– А где...., – язык ее не слушался, – А где жилец? Он выехал?
– А Вы кто ему будете? – горничная смотрела на нее с каким-то сочувствием.
– Я? Я - никто. Точнее, мы ехали вместе..., – не хотелось говорить слово "невеста" и выглядеть совсем уж несчастной брошенной.
– Вместе? Ох! Беда ведь – умер Ваш попутчик ночью, увезли его уж.
Нина схватилась за стол, горничная бросилась к ней, взяла под локоть, усадила.
– Так кто он Вам?
– Жених..., – прошептала Нина.
Горничная охала, дала воды и повела ее вниз, к администратору. А оттуда поехала Нина в милицию. Там ее опрашивали, уточняли откуда и куда они ехали.
– Пройдёмте, осмотрим его вещи, – предложили ей.
Нина чувствовала себя, как во сне. Они прошли в зарешеченную комнату: чемодан, сумка, брюки, рубашка, сапоги...
– Проверьте, все ли на месте?
Нина отрицательно покачала головой, а потом вдруг замерла и медленно кивнула:
– Всё ..., – прошептала.
Встал вопрос – кто же будет заниматься похоронами? Куда девать из морга тело?
Нина растерялась совсем. Как быть? Милиционер, понимая горе и потерянность женщины, дал ей время подумать и велел позвонить позже.
Поникшая, растерянная и заплаканная, она вернулась в гостиничный номер. Просидела на своей кровати минут десять, а потом вдруг вскочила и бегом по ступеням помчалась вниз.
Администратор указала, где сейчас убирает горничная. Нина искала именно ее.
– Скажите, а милиция все вещи умершего жильца забрала?
– Да какое там... Пойдёмте, сами уж несите им, если что... , – пожилая горничная в перевалку повела ее вкладовку и отдала ватник Бориса, тапочки и ещё какие-то мелочи.
– Крутились, крутились, а половину оставили, – ворчала она, – Как жаль человека. Был и помер... А отчего? Не сказали Вам?
– Нет. Они ещё и сами не знают. Спасибо Вам большое!
– Да ...было б за что. За старый ватник?
Нина принесла все в комнату, прикрыла дверь, села за стол, разложила на нем ватник и осторожно распустила нитки на подкладке – деньги были тут. Все деньги Борис решил держать в дороге при себе – они были плотно зашиты в ватную подкладку.
Нина уткнулась в пахнущий костром старый ватник и горько расплакалась.
"Вишня наша зацветёт, и любовь придет" – вспоминала последние слова Бориса. Эх, Боренька!
Она умерла слезы, спустилась вниз и набрала номер, который дал ее милиционер.
– Похоронами займусь я. И тут ещё... Тут вещи его остались. Я привезу. Где буду хоронить? Отправляем в Воронеж пока... Да... Я все оплачу.
Нина сдала билеты на самолёт и задержалась в Хабаровске, улаживая дела с перевозом тела Бориса. Ватник отвезла в милицию, конечно, вытащив из него все деньги. А вскоре ей вообще вернули все его вещи.
– Доктор, скажите, а что это означает? От чего же он так неожиданно умер? – она смотрела на выписку морга и никак не могла понять причину смерти.
– Совсем не неожиданно. Там истощение, накопленное годами. Я и не видел таких молодых, и таких истощенных физически людей. Не привелось... Наверное, в войну такие были, но ведь это война, голод... А сейчас... Вот сердце и не выдержало.
В блокноте Бориса были записаны адреса продаваемых домов с отметками плюсов и минусов. Нина туда и направилась.
***
Весна нынче затянулась. Вишня под Воронежем зацвела лишь в начале июня.
В красивом селе с говорящим названием Садовое Воронежской области на широкой скамье перед крыльцом деревянного, крашеного зелёной краской дома с резными наличниками, вечером сидели трое: Нина, ее престарелая мать и школьница-дочка.
– Мам, а вишенка-то прижилась на кладбище, а ты говорила поздно сажаю, – хвасталась Нина матери.
– Прижилась? Ты смотри! Весна затянулась, вот и...
– Следующей весной за домом ещё насадим вишни, пусть будет...
За их спинами, в палисаднике, молоком разливаясь в вечернем закате, нежно цвела вишня.
Нина потихоньку очень нежно пела:
– Под окном широким, под окном высоким, вишня белоснежная цветет.
Мимо этой вишни, мимо этой хаты парень бравый первый раз идет...
Наталья Павлинова.
Следующая публикация
Комментарии 3