Предыдущая публикация
Боялись мести победителей.
Почему в конце войны Германию настигла эпидемия самоубийств.
О последних сражениях Второй мировой войны мы знаем немало и в основном - из мемуаров военачальников. А что делала, думала, чего боялась и ожидала другая сторона? Тысячи дневников, писем, мемуаров, официальных документов, архивных материалов и других свидетельств того времени дают возможность составить практически полную картину того, что происходило в Германии в последние дни войны.
Немецкий писатель Эрих Кестнер записал в своём дневнике в самом начале мая 1945-го: «Люди на улицах - как лунатики, растерянные и потерянные. Урок истории прервался. Перерыв между «больше нет» и «еще нет» пугает и сбивает с толку». Об этих днях между «больше нет» и «еще нет», о том, что происходило в Германии между самоубийством Гитлера 30 апреля и капитуляцией Третьего рейха 8 мая, рассказывает книга Фолькера Ульриха «Восемь дней в мае».
Растерянность немцев, как пишет автор, объяснялась не только страхом перед победителями и тем, что люди совершенно не представляли, что будет дальше, но и тем, что стремительный процесс развала режима происходил не одновременно по всей Германии. Если на западе немецкие солдаты более или менее охотно сдавались американцам и англичанам, то на Восточном фронте, где положение было столь же безнадежно, вермахт, тем не менее, продолжал оказывать яростное сопротивление наступающим частям Красной армии. И если Гамбург сдали уже 3 мая, то в Бреслау бои продолжались до 6 мая.
Фолькер Ульрих пишет, что страх перед Красной армией у гитлеровцев был сильнее. И понятно, почему. Во-первых, на немцев оказала огромное влияние многолетняя антибольшевистская пропаганда нацистов, которая в лице советских граждан создавала образ жестокого врага, диких «недочеловеков». Вот содержание листовки, которую распространяли в полосе наступления советских фронтов: «Действительность сталкивает нас с чудовищными зверствами большевиков. Они не люди, которых можно мерить масштабами цивилизации. Это дикие орды с низменнейшими инстинктами и жаждой крови, которых мы, немцы, ни представить, ни объяснить себе не можем. Они не знают никакой пощады...»
А, во-вторых, как подчеркивает Ульрих, к тому времени уже многие немцы знали о том, как велась война на уничтожение на территории СССР, и о преступлениях, которые там совершались. Они боялись мести победителей.
Всем этим объясняются и попытки заключить сепаратный мир нацистов с западными союзниками. Все настойчивые попытки преемника Гитлера, гроссадмирала Дёница (резиденция которого находилась на севере Германии, в городе Фленсбурге), договориться с американцами и британцами закончились неудачей. Дёниц хотел вывести в британскую и американскую зону оккупации как можно больше солдат и гражданских лиц, которым угрожала «месть Советов», а заодно и внести раскол в ряды антигитлеровской коалиции. Но его предложения заключить сепаратный мир были решительно отвергнуты западными союзниками. Более того: гроссадмирала позже обвинили в том, что именно он тем самым затянул войну еще на неделю, хотя мог бы капитулировать сразу после самоубийства фюрера.
В 20-х числах апреля в секретном бункере Гитлера еще все делали вид, что продолжают верить в свою победу. Но после того, как утром 30 апреля пришло известие о том, что 12-й армии генерала Вальтера Венка не удалось прорваться в осажденный Берлин и она остановлена под Потсдамом, последние иллюзии исчезли даже у фюрера. Тогда он и принял окончательное решение о самоубийстве. Однако простые немецкие граждане, казалось, были готовы к этому задолго до «последних вздохов» Третьего рейха. Еще в начале 1945 года пастор мемориальной церкви кайзера Вильгельма в Берлине, Герхард Якоби, предостерегал прихожан от опасности стать жертвой эпидемии самоубийств. Священнослужитель не был пророком, просто на исповедях многие члены общины доверительно поведали ему о том, что припасли на крайний случай ампулу с ядом. В конце апреля 1945 года опасения Якоби подтвердились. Немцы стали массово сводить счеты с жизнью: глотали цианистый калий, резали вены, вешались, топились, стрелялись. Иной раз завершить начатое удавалось только со второй попытки. Но самое страшное, что порой родители на тот свет вместе с собой забирали и своих детей.
В совершенно секретном докладе заместителя наркома внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту Ивана Серова наркому Л. Берии от 5 марта 1945 года (рассекречен в 1995 году) есть такие сведения: «Среди оставшегося населения распространена агитация гитлеровцев, что Красная Армия будет всех поголовно истреблять, в связи с чем отмечены случаи самоубийства...
В деревне Болиц Бранденбургской провинции немец Мюллер, пытаясь покончить жизнь самоубийством, перерезал себе вены.
В том же селе немец Гринвуд побросал в колодец жену и детей в количестве девять человек, а сам пытался покончить самоубийством. Будучи задержан, Гринвуд в разговоре с нашим офицером заявил, что немцы понимают, что за все разрушения и убийства, которые произвела немецкая армия на советской территории, они должны нести ответственность. Боясь этой ответственности, они решают покончить жизнь самоубийством.
В городе Зольдин опергруппой СМЕРШ 2-й танковой армии в течение пяти дней зафиксировано 35 случаев самоубийств местных жителей-немцев, преимущественно членов фашистских организаций. Так, например, на своей квартире застрелился бывший майор немецкой армии, вышедший в отставку по болезни, фон Клебст, 65 лет, предварительно застрелив свою жену 60-ти лет.
Там же покончила жизнь самоубийством заведующая учебным отделом уездной фашистской организации, Марта Лякнер. Последняя предварительно убила двух своих детей.
По ул. Шуцен на чердаке дома 9 обнаружены повесившимися члены фашистской партии Отто Цимпель — учитель, Пауль Грайнер — купец, около которого висели также жена и ребенок пяти лет и ряд других в количестве девять человек.
Задержанные члены фашистской организации на заданный вопрос о причинах большого количества самоубийств заявляют, что руководством фашистской партии была гарантирована эвакуация в глубь Германии всего партийного актива. Но в связи с быстрым продвижением Красной Армии эвакуация не удалась, поэтому они приняли решение кончить жизнь самоубийством, зная, что части Красной Армии все равно их расстреляют...»
Свою версию причины массового суицида в Германии написала в прощальном письме «первая леди» Третьего рейха Магда Геббельс. Она считала, что «многие не хотели жить в мире без национал-социализма». Сама Магда и ее муж, Йозеф Геббельс, решили покончить с собой 1 мая 1945 года в бункере. Но вначале они отравили шестерых своих детей.
В районе села Медниц, как отмечал в одном из донесений член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант К.В. Крайнюков, не успевшие эвакуироваться 58 женщин и подростков перерезали себе вены на руках из страха, что Красная Армия заберет их в сибирскую каторгу.
Немецкий автор Флориан Хубер в своей книге «Дитя, пообещай мне, что застрелишься» рассказывает о том, что творилось в городе Деммин Восточной Германии в последние дни войны. «Многие жители города, - пишет Хубер, - расстреляли членов своих семей, а затем застрелились сами, когда в конце апреля 1945 года к городу подошла Красная Армия.
Герхард Молденгауэр, например, объявил соседу: «Я только что застрелил свою жену и детей. Теперь я собираюсь прикончить несколько русских!» Впоследствии, когда советские солдаты подошли к его дому, он пустил пулю себе в голову. Другие вешались, принимали яд или, — это был самый распространенный способ самоубийства, — топились в одной из рек, окружавших Деммин. Лотта-Лора Мартенс своими глазами видела, как к реке тянулась «бесконечная вереница женщин, которые словно обезумев, тащили за собой ребенка — или двоих, или троих, или даже четверых. ... Их было не остановить. Это был массовый психоз».
Барбель Шрайнер, которой в конце войны было всего 6 лет, вспоминала, как чуть не стала очередной жертвой массового помешательства: «Я все еще помню реки, красные от крови. Если бы мой брат не остановил маму, она бы утопила нас обоих».
Однако некоторые жители Германии с приходом советских войск не только желали избежать участи попасть в руки «кровожадных русских», но и пытались совершать «акты возмездия». Так, в селе Брайтенмарт, как сообщал в Москву начальник политического управления 1-го Украинского фронта генерал-майор Ф.В. Яшечкин, жители перед уходом «выбили все стекла в домах, разбили посуду, распороли подушки... .Один дом был цел. В нем нашли три трупа красноармейцев. Как выяснилось, в комнате был накрыт стол, стояли три бутылки шнапса, лежали огурцы и мясо. В продуктах обнаружен мышьяк и неизвестный яд мгновенного действия».
«Сама мысль о том, чтобы жить дальше, невыносима, — писал один немецкий школьный учитель еще в 1943 году, после поражения немцев в Сталинграде, — и столь же немыслимо, чтобы я мог дальше жить счастливой жизнью с тобой, дорогая Инге, и с нашей дорогой малышкой, потому что из-за войны, которая, как мне кажется, фактически проиграна, ведь с одной стороны — несокрушимые большевики, а с другой присоединяются американцы, я не смогу зарабатывать достаточно денег ни сейчас, ни в будущем». После того, как он написал это письмо своей жене, он покончил с собой.
По данным статистического сборника «Берлин в цифрах» за 1949 год, только в Берлине суицид совершили по меньшей мере 7000 человек, однако, по мнению историков, эта цифра сильно занижена. Значительная часть самоубийств пришлась на конец апреля – период, когда советские войска были на подступах к городу. Что касается цифр, то, по сведениям из различных источников, решение уйти из жизни приняли от 10-ти до 100 тысяч немцев.
Если германская пропаганда пыталась всю ответственность переложить на советскую сторону, то многие послевоенные исследования показали совсем иную картину. Местные жители рассказывали не о бесчинствующих красноармейцах, беспощадно убивающих и насилующих, а о советских солдатах, которые приходили на помощь мирному населению: они вытаскивали из рек шедших топиться вместе с детьми матерей, перевязывали раны тем, кто вскрывал себе вены, и пытались объяснить, что им не грозит опасность. «При встрече с нашими бойцами и офицерами женщины поднимали руки вверх, плакали и тряслись от страха. Убедившись, что наши с ними ничего делать не собираются, немецкие мужчины и женщины начинали проявлять услужливость...» (из сообщения политотдела 8-й гвардейской армии 25 апреля 1945 года).
В одном из таких документов цитируются слова жительницы Берлина Элизабет Шмеер: «Нам говорили, что если сюда придут русские, то нам не поздоровится. Получилось совершенно иначе: побежденному народу, армия которого так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше, чем давало прежнее правительство. В это трудно поверить. На такой гуманизм, видимо, способны только русские».
«Страшные советские солдаты» улыбались точь-в-точь как настоящие люди; они даже знали немецких композиторов — кто бы мог подумать, что такое возможно!», - вспоминала жительница Вены, Клара Тиссель.
Эта история произошла в только что освобожденной Вене, когда остановившиеся на привал советские солдаты увидели в одном из домов пианино. «Неравнодушный к музыке, я предложил своему сержанту, Анатолию Шацу, пианисту по профессии, испытать на инструменте, не разучился ли он играть, — вспоминал Борис Гаврилов. — Перебрав нежно клавиши, он вдруг без разминки в сильном темпе начал играть. Солдаты примолкли. Это было давно забытое мирное время, которое лишь изредка напоминало о себе во снах. Из окрестных домов стали подходить местные жители. Вальс за вальсом — это был Штраус! — притягивали людей, открывая души для улыбок, для жизни. Улыбались солдаты, улыбались венцы...».
«Моему мужу Георгу сейчас 75 лет, и всю жизнь он покупает домой только черный ржаной хлеб. Знаете, почему? - спрашивает Елена Ильземан, жительница Берлина. - Он отвечает: «Это самый вкусный хлеб, мне дал его в детстве русский солдат». Солдат стоял на посту, а Георг пролез в дырку в заборе, и был он такой худой, что солдат, посмотрев на ребенка, дал ему кусок черного хлеба. Георг рассказывал, что от недоедания он даже ослеп, поэтому этот хлеб от русского солдата был просто целым сокровищем... А еще он рассказывает такую историю из своего детства. Это было в 1945 году в окрестностях Берлина. Его мать, наслушавшись пропаганды про ужасных русских, вместе с двумя маленькими детьми бежала от наступающих советских войск. Но по дороге все беженцы были остановлены и им пришлось вернуться обратно. И вот они обреченно возвращаются в свой дом. А там уже расположились на отдых советские солдаты... И вот то, что запомнил на всю жизнь маленький мальчик, поразило и меня до глубины души. Это надо рассказывать нашей молодежи, чтобы сохранялась историческая правда о советских людях, о солдатах - освободителях.
Так вот, советские солдаты (в брошенном в лесу доме!) лежали на кроватях… с загнутыми в сторону матрасами. Как выразился Георг, «на металлических сетках». Я просто не поняла сначала, почему, и переспросила, и муж мне пояснил, что солдаты были в грязной одежде и загнули не только постель, но и матрацы на кроватях. Чтобы не запачкать… Потом пришел советский офицер и выяснив, что эта женщина с двумя детьми — хозяйка квартиры, извинился, и все солдаты встали и ушли. Когда мама Георга заглянула в шкаф, где оставались вещи, всё было на месте.
Позднее уже бабушка Георга выменивала на эти вещи у наших офицеров продукты. Вот такой запомнил маленький немецкий мальчик (который потом стал майором армии ГДР) первую встречу с советскими солдатами.
Растерянность немцев, как пишет автор, объяснялась не только страхом перед победителями и тем, что люди совершенно не представляли, что будет дальше, но и тем, что стремительный процесс развала режима происходил не одновременно по всей Германии. Если на западе немецкие солдаты более или менее охотно сдавались американцам и англичанам, то на Восточном фронте, где положение было столь же безнадежно, вермахт, тем не менее, продолжал оказывать яростное сопротивление наступающим частям Красной армии. И если Гамбург сдали уже 3 мая, то в Бреслау бои продолжались до 6 мая.
Фолькер Ульрих пишет, что страх перед Красной армией у гитлеровцев был сильнее. И понятно, почему. Во-первых, на немцев оказала огромное влияние многолетняя антибольшевистская пропаганда нацистов, которая в лице советских граждан создавала образ жестокого врага, диких «недочеловеков». Вот содержание листовки, которую распространяли в полосе наступления советских фронтов: «Действительность сталкивает нас с чудовищными зверствами большевиков. Они не люди, которых можно мерить масштабами цивилизации. Это дикие орды с низменнейшими инстинктами и жаждой крови, которых мы, немцы, ни представить, ни объяснить себе не можем. Они не знают никакой пощады...»
А, во-вторых, как подчеркивает Ульрих, к тому времени уже многие немцы знали о том, как велась война на уничтожение на территории СССР, и о преступлениях, которые там совершались. Они боялись мести победителей.
Всем этим объясняются и попытки заключить сепаратный мир нацистов с западными союзниками. Все настойчивые попытки преемника Гитлера, гроссадмирала Дёница (резиденция которого находилась на севере Германии, в городе Фленсбурге), договориться с американцами и британцами закончились неудачей. Дёниц хотел вывести в британскую и американскую зону оккупации как можно больше солдат и гражданских лиц, которым угрожала «месть Советов», а заодно и внести раскол в ряды антигитлеровской коалиции. Но его предложения заключить сепаратный мир были решительно отвергнуты западными союзниками. Более того: гроссадмирала позже обвинили в том, что именно он тем самым затянул войну еще на неделю, хотя мог бы капитулировать сразу после самоубийства фюрера.
В 20-х числах апреля в секретном бункере Гитлера еще все делали вид, что продолжают верить в свою победу. Но после того, как утром 30 апреля пришло известие о том, что 12-й армии генерала Вальтера Венка не удалось прорваться в осажденный Берлин и она остановлена под Потсдамом, последние иллюзии исчезли даже у фюрера. Тогда он и принял окончательное решение о самоубийстве. Однако простые немецкие граждане, казалось, были готовы к этому задолго до «последних вздохов» Третьего рейха. Еще в начале 1945 года пастор мемориальной церкви кайзера Вильгельма в Берлине, Герхард Якоби, предостерегал прихожан от опасности стать жертвой эпидемии самоубийств. Священнослужитель не был пророком, просто на исповедях многие члены общины доверительно поведали ему о том, что припасли на крайний случай ампулу с ядом. В конце апреля 1945 года опасения Якоби подтвердились. Немцы стали массово сводить счеты с жизнью: глотали цианистый калий, резали вены, вешались, топились, стрелялись. Иной раз завершить начатое удавалось только со второй попытки. Но самое страшное, что порой родители на тот свет вместе с собой забирали и своих детей.
В совершенно секретном докладе заместителя наркома внутренних дел, уполномоченного НКВД СССР по 1-му Белорусскому фронту Ивана Серова наркому Л. Берии от 5 марта 1945 года (рассекречен в 1995 году) есть такие сведения: «Среди оставшегося населения распространена агитация гитлеровцев, что Красная Армия будет всех поголовно истреблять, в связи с чем отмечены случаи самоубийства...
В деревне Болиц Бранденбургской провинции немец Мюллер, пытаясь покончить жизнь самоубийством, перерезал себе вены.
В том же селе немец Гринвуд побросал в колодец жену и детей в количестве девять человек, а сам пытался покончить самоубийством. Будучи задержан, Гринвуд в разговоре с нашим офицером заявил, что немцы понимают, что за все разрушения и убийства, которые произвела немецкая армия на советской территории, они должны нести ответственность. Боясь этой ответственности, они решают покончить жизнь самоубийством.
В городе Зольдин опергруппой СМЕРШ 2-й танковой армии в течение пяти дней зафиксировано 35 случаев самоубийств местных жителей-немцев, преимущественно членов фашистских организаций. Так, например, на своей квартире застрелился бывший майор немецкой армии, вышедший в отставку по болезни, фон Клебст, 65 лет, предварительно застрелив свою жену 60-ти лет.
Там же покончила жизнь самоубийством заведующая учебным отделом уездной фашистской организации, Марта Лякнер. Последняя предварительно убила двух своих детей.
По ул. Шуцен на чердаке дома 9 обнаружены повесившимися члены фашистской партии Отто Цимпель — учитель, Пауль Грайнер — купец, около которого висели также жена и ребенок пяти лет и ряд других в количестве девять человек.
Задержанные члены фашистской организации на заданный вопрос о причинах большого количества самоубийств заявляют, что руководством фашистской партии была гарантирована эвакуация в глубь Германии всего партийного актива. Но в связи с быстрым продвижением Красной Армии эвакуация не удалась, поэтому они приняли решение кончить жизнь самоубийством, зная, что части Красной Армии все равно их расстреляют...»
Свою версию причины массового суицида в Германии написала в прощальном письме «первая леди» Третьего рейха Магда Геббельс. Она считала, что «многие не хотели жить в мире без национал-социализма». Сама Магда и ее муж, Йозеф Геббельс, решили покончить с собой 1 мая 1945 года в бункере. Но вначале они отравили шестерых своих детей.
В районе села Медниц, как отмечал в одном из донесений член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант К.В. Крайнюков, не успевшие эвакуироваться 58 женщин и подростков перерезали себе вены на руках из страха, что Красная Армия заберет их в сибирскую каторгу.
Немецкий автор Флориан Хубер в своей книге «Дитя, пообещай мне, что застрелишься» рассказывает о том, что творилось в городе Деммин Восточной Германии в последние дни войны. «Многие жители города, - пишет Хубер, - расстреляли членов своих семей, а затем застрелились сами, когда в конце апреля 1945 года к городу подошла Красная Армия.
Герхард Молденгауэр, например, объявил соседу: «Я только что застрелил свою жену и детей. Теперь я собираюсь прикончить несколько русских!» Впоследствии, когда советские солдаты подошли к его дому, он пустил пулю себе в голову. Другие вешались, принимали яд или, — это был самый распространенный способ самоубийства, — топились в одной из рек, окружавших Деммин. Лотта-Лора Мартенс своими глазами видела, как к реке тянулась «бесконечная вереница женщин, которые словно обезумев, тащили за собой ребенка — или двоих, или троих, или даже четверых. ... Их было не остановить. Это был массовый психоз».
Барбель Шрайнер, которой в конце войны было всего 6 лет, вспоминала, как чуть не стала очередной жертвой массового помешательства: «Я все еще помню реки, красные от крови. Если бы мой брат не остановил маму, она бы утопила нас обоих».
Однако некоторые жители Германии с приходом советских войск не только желали избежать участи попасть в руки «кровожадных русских», но и пытались совершать «акты возмездия». Так, в селе Брайтенмарт, как сообщал в Москву начальник политического управления 1-го Украинского фронта генерал-майор Ф.В. Яшечкин, жители перед уходом «выбили все стекла в домах, разбили посуду, распороли подушки... .Один дом был цел. В нем нашли три трупа красноармейцев. Как выяснилось, в комнате был накрыт стол, стояли три бутылки шнапса, лежали огурцы и мясо. В продуктах обнаружен мышьяк и неизвестный яд мгновенного действия».
«Сама мысль о том, чтобы жить дальше, невыносима, — писал один немецкий школьный учитель еще в 1943 году, после поражения немцев в Сталинграде, — и столь же немыслимо, чтобы я мог дальше жить счастливой жизнью с тобой, дорогая Инге, и с нашей дорогой малышкой, потому что из-за войны, которая, как мне кажется, фактически проиграна, ведь с одной стороны — несокрушимые большевики, а с другой присоединяются американцы, я не смогу зарабатывать достаточно денег ни сейчас, ни в будущем». После того, как он написал это письмо своей жене, он покончил с собой.
По данным статистического сборника «Берлин в цифрах» за 1949 год, только в Берлине суицид совершили по меньшей мере 7000 человек, однако, по мнению историков, эта цифра сильно занижена. Значительная часть самоубийств пришлась на конец апреля – период, когда советские войска были на подступах к городу. Что касается цифр, то, по сведениям из различных источников, решение уйти из жизни приняли от 10-ти до 100 тысяч немцев.
Если германская пропаганда пыталась всю ответственность переложить на советскую сторону, то многие послевоенные исследования показали совсем иную картину. Местные жители рассказывали не о бесчинствующих красноармейцах, беспощадно убивающих и насилующих, а о советских солдатах, которые приходили на помощь мирному населению: они вытаскивали из рек шедших топиться вместе с детьми матерей, перевязывали раны тем, кто вскрывал себе вены, и пытались объяснить, что им не грозит опасность. «При встрече с нашими бойцами и офицерами женщины поднимали руки вверх, плакали и тряслись от страха. Убедившись, что наши с ними ничего делать не собираются, немецкие мужчины и женщины начинали проявлять услужливость...» (из сообщения политотдела 8-й гвардейской армии 25 апреля 1945 года).
В одном из таких документов цитируются слова жительницы Берлина Элизабет Шмеер: «Нам говорили, что если сюда придут русские, то нам не поздоровится. Получилось совершенно иначе: побежденному народу, армия которого так много причинила несчастий России, победители дают продовольствия больше, чем давало прежнее правительство. В это трудно поверить. На такой гуманизм, видимо, способны только русские».
«Страшные советские солдаты» улыбались точь-в-точь как настоящие люди; они даже знали немецких композиторов — кто бы мог подумать, что такое возможно!», - вспоминала жительница Вены, Клара Тиссель.
Эта история произошла в только что освобожденной Вене, когда остановившиеся на привал советские солдаты увидели в одном из домов пианино. «Неравнодушный к музыке, я предложил своему сержанту, Анатолию Шацу, пианисту по профессии, испытать на инструменте, не разучился ли он играть, — вспоминал Борис Гаврилов. — Перебрав нежно клавиши, он вдруг без разминки в сильном темпе начал играть. Солдаты примолкли. Это было давно забытое мирное время, которое лишь изредка напоминало о себе во снах. Из окрестных домов стали подходить местные жители. Вальс за вальсом — это был Штраус! — притягивали людей, открывая души для улыбок, для жизни. Улыбались солдаты, улыбались венцы...».
«Моему мужу Георгу сейчас 75 лет, и всю жизнь он покупает домой только черный ржаной хлеб. Знаете, почему? - спрашивает Елена Ильземан, жительница Берлина. - Он отвечает: «Это самый вкусный хлеб, мне дал его в детстве русский солдат». Солдат стоял на посту, а Георг пролез в дырку в заборе, и был он такой худой, что солдат, посмотрев на ребенка, дал ему кусок черного хлеба. Георг рассказывал, что от недоедания он даже ослеп, поэтому этот хлеб от русского солдата был просто целым сокровищем... А еще он рассказывает такую историю из своего детства. Это было в 1945 году в окрестностях Берлина. Его мать, наслушавшись пропаганды про ужасных русских, вместе с двумя маленькими детьми бежала от наступающих советских войск. Но по дороге все беженцы были остановлены и им пришлось вернуться обратно. И вот они обреченно возвращаются в свой дом. А там уже расположились на отдых советские солдаты... И вот то, что запомнил на всю жизнь маленький мальчик, поразило и меня до глубины души. Это надо рассказывать нашей молодежи, чтобы сохранялась историческая правда о советских людях, о солдатах - освободителях.
Так вот, советские солдаты (в брошенном в лесу доме!) лежали на кроватях… с загнутыми в сторону матрасами. Как выразился Георг, «на металлических сетках». Я просто не поняла сначала, почему, и переспросила, и муж мне пояснил, что солдаты были в грязной одежде и загнули не только постель, но и матрацы на кроватях. Чтобы не запачкать… Потом пришел советский офицер и выяснив, что эта женщина с двумя детьми — хозяйка квартиры, извинился, и все солдаты встали и ушли. Когда мама Георга заглянула в шкаф, где оставались вещи, всё было на месте.
Позднее уже бабушка Георга выменивала на эти вещи у наших офицеров продукты. Вот такой запомнил маленький немецкий мальчик (который потом стал майором армии ГДР) первую встречу с советскими солдатами.
Следующая публикация
Нет комментариев