Ручей «Дурной»…
Ручей, в районе которого находился клад, носил название Дурной. Название это ручей оправдывал с лихвой, когда в весеннее половодье, бурным потоком, сметая всё на своём пути, неся выкорчеванные с корнем стволы деревьев, вылетал на таёжную речку Бодайбинку. Бодайбинка, это та самая таёжная речушка, про воды которой сложена душевная, красивая, одноимённая песня. Бодайбинка, приняв в свою очередь эстафетой весь речной хлам Дурного и добавив свой, выносила его уже на речной простор батюшки Витима. Быстрые воды Витима, подпитываемые сотнями таких же как Бодайбинка, ручейков и речушек, встречавшихся на его пути, становился всё сильнее и могущественнее и впадая в Великую сибирскую реку Лена, нёс вместе с ней свои воды до самого моря Лаптевых, до Северного Ледовитого океана. Скорей всего и сосна вековуха, в одно из таких весенних половодий, могла быть подмыта разлившимся ручьём и унесена от той пещеры на сотни, а то и тысячи километров, и возможно давно истлела под палящим жарким якутским солнцем. А может быть была выловлена и испилена на дрова хозяйственным мужиком, живущим в одной из многочисленных деревень, разбросанных по берегам Лены. И если так, то теперь ни кто и ни что, ни словом, ни пол словом, не сможет обозначить то место, где было закопано, если верить произнесённым в предсмертном бреду словам зэка, два пуда золота. А что бы не верить, словам человека, не раз стоящего пред земным судом, и теперь стоящего на пороге высшего суда, надо было бы быть большим Фомой неверующим. Отец Митяя таким не был. Допуская, что сосна вековуха, как ориентир, если и могла в том или ином случае исчезнуть, то уж пещера то, при любом катаклизме должна была оставаться на своём месте. Да и два известковых останца, две каменистые скалы, возвышающихся над тайгой, никуда деться тоже не могли…
Артель…
В первый сезон Митяй не упускал любой возможности обследовать берег ручья Дурного. Протяженность ручья, если верить одному из артельных рабочих из местных, часто бродившего по ручью со спинингом, составляла километров сто пятьдесят. Особенно не рассчитывая найти одинокую сосну вековуху, которая если и устояла за эти годы, то теперь вряд ли могла чем ни будь выделяться на фоне разросшейся тайги, которая сплошным зелёным ковром покрывала склоны гор и стеной, подступала к самой воде ручья. Смирившись с мыслью, что злополучную сосну, ему вряд ли уже удастся найти, Митяй возложил все надежды и усилия на поиски пещёры, которая на самодельной карте нарисованной рукой зэка, была обозначена в виде круга. Карта была нарисована простым карандашом, на обычном тетрадном листе в клеточку. По истечению большого периода времени и многократного разглядывания, листок со временем поизносился, на сгибах истёрся до дыр, и представлял собой тонкую промокашку, карандаш на которой во многих местах оказался затёртым.
Скудная информация, которую мог дать этот затасканный листок, и рассказ отца Митяя объяснявшего сыну знаки на нём, была следующая:
Пещёра находилась на левом берегу ручья, примерно в пятнадцати – двадцати километрах от впадения Дурного в Бодайбинку. База старательской артели, со всем её имуществом стояла километров пять выше устья Дурного. До предполагаемого места, где могла бы находиться пещёра, оставалось как минимум километров десять-пятнадцать, это минимум. На карте, над кружком обозначавшем пещёру был нарисован знак в виде двух островерхих пирамид, вершина правой которая была немного выше левой. По словам отца Митяя, это были останцы, высокие выветренные ветром известковые скалы, расположенные на склоне высокой горы. Это был основной ориентир, по которому можно было бы определить предполагаемое место, где мог находиться клад. У подножия этой горы , как раз напротив останцев и должна была располагаться злополучная пещёра. Если даже и звёзды сойдутся удачно, и карты лягут как надо, нахождение пещёры ещё ничего не будет означать, так как из всей конкретике на карте была только нарисована стрела в круге, указывающая направление в сторону закопанного клада и расстояние от пещёры до него. Первая из двухзначных, а может и трёхзначных цифр, написанная карандашом над стрелой, была временем затёрта. Вторую цифру то ли 8, то ли 9, с трудом можно было ещё разобрать, а третья могла быть и цифрой и буквой, например М указывающая метры. Это было расстояние от пещёры до сосны вековухи, возле которой и было закопано золото, и это расстояние могло быть и 19, и 49 и все 99 шагов или метров. Было от чего впасть в отчаяния, но Митяй одержимый жаждой наживы, переборол в себе эту слабость и при каждом удобном случае вновь и вновь отправлялся на поиски тех останцев, под которыми должна была находиться пещера. Условия работы не позволяли много времени тратить на поиски, и в это лето Митяй к своему большому сожалению на обследованных десяти километрах береговой полосы заветных останцев не обнаружил. Оставалось ещё километров десять, а может пятнадцать. Сезон подходил к концу. Работы сворачивались и Митяй, решивший зиму посвятить поискам останцев, уговорил Георгия оставить его на зиму сторожить базу артели. Экскаватор, к тому времени ещё не был приобретён, и отапливать гараж не было никакой необходимости. Времени у него и у его напарника, пожилого бездомного бродяги Кузьмы, у которого не было ни семьи, ни дома, было предостаточно. Была у Кузьмы где то дочь, но у неё была своя жизнь и Кузьма, не желая теснить её семью уже второй сезон оставался на зиму сторожить базу. Деньги дочери и двум её дочерям, его внучкам он исправно посылал. Работал в артели он одновременно и водителем ГАЗ-66 в простонародье «Шишига», и так же как и Митяй бульдозеристом. По окончанию сезона Кузьма вывез на машине весь старательский народ до ближайшего посёлка. Там заскочив на почту, перевёл деньги дочери. В ближайшем магазинчике райпотребсоюза, купил ящик водки, мешок сахару, дрожжей, кое что по мелочам из продуктов, так как провианта на базе было достаточно, и вернулся назад…
Как прошла неделя ни Митяй ни Кузьма толком вспомнить не смогли. Остановить недельный запой удалось только тогда, когда была выпита последняя бутылка водки. Митяй, давший зарок не брать в рот спиртного пока не найдёт золото, и сумевший выдержать аж целых два полугодовых периода своих поселковых запоев, в тяжёлом похмелье клял себя за эту слабость. Но как и раньше, после гульбы на него нападала хорошая работоспособность и сейчас протрезвев, он не мог подолгу сидеть на месте. Наколов на две недели дров, почистив где надо и не надо снег, он стал помогать Кузьме ещё не отошедшему от запоя, готовить силки и ловушки на белку и соболя. Кузьма оказывается был неплохим охотником и в своё время сдавал государству пушнину. Он и сейчас вроде бы заключил негласный договор с знакомым местным охотоведом на сдачу этого мягкого золота…
Пока ручей не замёрз, Митяй вынужден был оставить свои поиски, так как по крутому берегу, по глубокому снегу далеко не уйдёшь. Помогая Кузьме расставлять ловушки, он стал подолгу отлучатся из избы, в которой они зимовали, постепенно приучая Кузьму к своему продолжительному отсутствию.
Митяй ждал морозы, ждал когда ручей покроется крепким льдом, по которому он на охотничьих лыжах, мог бы свободно заниматься поиском клада, поиском двух останцев, правый из которых был выше левого…
1-я зимовка…
Результатом первой его зимовки стало обнаружение тех двух, а может и не тех, известковых останцев, которые Митяй обнаружил где то в конце марта на пятнадцатом километре вверх по ручью от базы. Уходя на весь день под предлогом проверять морды – плетёные из алюминевой проволоки подобие корзин, с узким горлышком в которые заходила рыба зимовавшая в ручье. Морды опускались на дно ручья, в прорубленные во льду майны и проверялись раз в неделю. Увлечение подлёдным ловом было для Митяя делом не столько ради самой рыбалки, которая конечно же была довольно таки сама по себе интересным занятием, но главное, служила поводом для усыпление бдительности Кузьмы, который стал иногда интересоватьса долгим отсутствием напарника, уходящего рано утром и приходящего поздно вечером по сплошной темноте.
Останцы, один выше, который правый, другой ниже левый, возвышались на крутом склоне горы над хвойной тайгой, покрытой белым покрывалом снега. Среди этой массы елового леса выделялись отдельные семейки из трёх-четырёх высоких сосен примерно одного роста. Располагались они группами по всему склону горы. Что бы определить хотя бы приблизительно нужную, Митяю, надо было знать местонахождения пещёры. В том месте , где по предположению Митяя должна была бы находиться злополучная пещера было ровное снежное покрывало, площадью в два футбольных поля. Лавина скатившегося со склона горы снега, утрамбовала лежащий на берегу снег. Речи, хотя бы приблизительно, визуально определить местонахождение пещёры не могло и быть. Нужно было дожидаться наступления лета. Сомнения, что обнаруженные останцы те самые, у Митяем не было. Что то подсказывало ему, что и пещёра, заваленная и укрытая многометровым слоем снега, и золото закопанное под одной из тех сосен находятся именно на этом участке ручья. Надо ждать лета…
Пещера…
Что бы не утомлять читателя подробностями следующего лета и следующей зимовки Митяя, скажу только, что пещёра была им обнаружена. В связи с большими объёмами работ вырваться к заветному месту в это лето ему удалось только пару раз.
Первый раз оказался неудачным. Облазив весь берег, подгоняемый наступавшей темнотой, он был вынужден, ни с чем вернутся на базу. Бригадиру объяснил, что немного заплутал, разыскивая кедрач. Между мужиками старателями был разговор по осени сходить в орешник, набить домой орех, урожай которого случается раз в четыре года. Орех в этом году должен был быть отменным, если только кедровка не спустит его раньше срока. Обратный путь Митяй проделал чуть ли не бегом. Желание заняться лёгким бегом у него возникло после того, как возвращаясь на базу, пройдя километра три вниз по ручью, напевая в пол голоса привязавшуюся с утра песню про геолога, которого он просил держаться и крепиться, и убеждал что он ветру и солнцу брат, Митяй почувствовал, как съеденные утром четыре вчерашних котлеты, большая кружка простокваши, и пара малосольных огурцов, весь день спокойно лежащих внутри Митяя, вдруг как сговорившись разом запросились наружу. Вернее даже не запросились, а стали ломится, чуть ли не выламывая дверь. Митяй, озадаченно осмотревшись вокруг в поисках подходящего места для приземления, увидел дерево перекинутое через высохший овраг, орлом взлетел на эту деревину едва успев снять штаны, и не обращая внимание на ораву комаров, мигом накинувшихся на его голую задницу с облегчением открыл ворота…
Балансируя с голой жопой на бревне, как канатаходец на канате, продолжая мурлыкать про геолога, который ветру и солнцу брат, Митяй поднял глаза… В трёх метрах от него, из за кустов малинника на него смотрела здоровенная башка медведя. Взгляд у медведя был внимательный, не мигающий. Митяй не успевший ещё раз посоветовать геологу держаться и крепиться запнулся на полуслове и держаться, и крепиться уже не мог сам. Из него понесло без остановки не только утренние котлеты и огурцы, но и вчерашние обед и ужин. Медведь, от поднявшейся вони брезгливо сморщил верхнюю губу и поднявшись на задние лапы утробно рявкнул. Митяй, увидев эту глыбу над собой зажмурился, и почувствовал, что процесс очищения стал вообще неуправляемый. Не желая видимо видеть дальше такое непотребство, Михайло Потапыч с отвращением глянул на замершего в унизительной позе будущего миллионера, сплюнул и не спеша удалился…
На базу Митяй, если сказать что летел, ничего не сказать. Любой стайер на дальные дистанции по пересечённой местности, позавидовал бы бегуну, несущемуся не разбирая дороги. Бегун постоянно оглядывался, очевидно что бы посмотреть не догоняет ли его ещё один участник забега…
Второй раз удалось выбраться к найденным останцам уже под самую осень, когда хлопья мокрого снега начали покрывать промёршую землю, а стаи диких гусей прощальным криком будорожили души охотников.
Пещёру, Митяй на удивление в этот раз нашёл сразу. Это было небольшое углубления в скале в глубину метра два с половиной, высотой метра два и шириной около двух. В общем, это было довольно таки хорошее, и даже уютное убежище, для путника которого в пути застала непогода. Ещё более привлекательна пещёра была для человека, избегающего встречи с людьми. Вход в пещёру представлял небольшой свод высотой примерно с метр и был расположен не со стороны ручья, а с боку. С берега его заметить было просто не возможно. Не зная, что пещёра находится на траверзе останцев, Митяй никогда бы её не обнаружил, даже если бы прошёл в двух шагах от неё. Помогло ему обнаружить её ещё и то, что гряда из мелких величиной с кулак десяток камней, выложенных в ровную прямую линию, напоминающую стрелу, располагалась рядом с входом в пещёру. Она, эта гряда явно искусственого происхождения, и привлекла внимание Митяя. Видимо постоянный посетитель у пещёры всё же был, и этот посетитель в давние времена, её неоднократно посещал. Судить об этом позволяло старое еле приметное кострище, находящееся у самого входа в пещеру. Внутри неё Митяй обнаружил истлевший бушлат, на груди и на спине которого были пришиты белые тряпичные лоскуты материи с еле заметными выцветшими цифрами. Несколько проржавевших пустых банок из под тушёнки также валялись в глубине пещёры, одна из них, обернутая берёзовой корой служила видимо кружкой. Это было всё, что оставил после себя один из богатейших людей этих мест, и того времени, который если верить рассказу беглого зэка, обладал двумя пудами золотого песка,. А не верить, как уже говорилось выше, было трудно, так как известно, что люди перед смертью редко врут…
Продолжение следует…
2-я зимовка…
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 4