Предыдущая публикация
Сегодня день памяти выдающегося советского военачальника генерала армии Афанасия Павлантьевича Белобородова – Москву спасшего.
Родился в крестьянской семье села Баклаши, что в Иркутской области. А вот находясь уже в так называемой «райской группе» проживал по улице Большая Бронная в доме, где обитали ещё такие москвичи, как член Политбюро Михаил Суслов и Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Черненко. Ну, вы можете себе представить, читатель, как та «избушка» охранялась. И то было единственное неудобство, которое временами омрачало моё многолетнее общение с прославленным военачальником. Впрочем, об этом - чуть ниже. Пока же замечу читателю, что Белобородов по уму и по справедливости к двум должен был получить ещё и третью звезду Героя за то, что со своей 78-й стрелковой дивизией в октябре 1941 года насмерть встал под Москвой зимой сорок первого. Но тогда звёзд никому не давали…
«И было у меня, Михаил, 13 934 бойца. Три стрелковых полка, полк легкой артиллерии и полк гаубичной артиллерии, три отдельных дивизиона - противотанковый, зенитный и минометный. Всего - 135 артиллерийских, 60 минометных стволов и 12 тяжёлых гаубиц. В разведывательном батальоне - 23 легких танка, в автопарке - 451 машина. С 1 ноября 258-й стрелковый полк моей дивизии занял участок фронта на линии Мары-Слобода-Городище по реке Озерна с задачей прикрывать Волоколамское шоссе. Я выступил перед бойцами и сказал им: «Земляки! Здесь либо поляжем все, либо уроем гадов-фашистов в эту подмосковную землю!»
Под Москвой 78-я дивизия Белобородова стала 9-й гвардейской. В 42-м году Афанасий Павлантьевич командовал корпусом, 43-й и 1-й Краснознаменной армиями. После войны возглавлял курсы «Выстрел», командовал несколькими округами, был начальником Главного управления кадров Министерства обороны СССР. О его службе созданы два художественных фильма «Крестьянский сын» и «День командира дивизии». Автор последнего сценария - замечательный литератор Александр Бек.
В каждой из своих высоких должностей «генерал от сохи» зарекомендовывал себя по советским меркам с наилучшей стороны. На ГУКе отличился особенно. Однажды к нему в кабинет зашел полковник и доложил: «Товарищ генерал армии, по вашему приказанию прибыл». Белобородов посмотрел на служивого поверх очков и недовольно заметил:
- Но я вас не вызывал!
- Извините, видать, опять меня разыграл полковник Пупкин.
- То есть, как это разыграл?
- Да он точь-в-точь ваш голос копирует.
Белобородов вызывает Пупкина и приказывает:
- А ну-ка, покличь по телефону генерала Тяпкина моим голосом!
Пупкин, «наложил в штаны». Мол, извините, пошутил я неловко. Но начальник ГУКа был непреклонен. И «пародист» вызвал целого начальника направления, генерала в кабинет Белобородова. Афанасий Павлантьевич почесал «репу» и распорядился:
- А на кой хрен мне два начальника ГУКа! Отправьте Пупкина в Забайкальский военный округ для дальнейшего прохождения службы.
И это, читатель, не байка. Как сущая правда и то, что главный армейский кадровик, едучи в служебной машине, попал под асфальтовый каток, после чего боевого генерала военные хирурги собрали буквально по схеме, сделав ему... двенадцать операций! Так Павлантьевич попал в «райскую группу». Ему выделили адъютанта, медсестру, кухарку и специально оборудованную ГАЗ-24 «Волгу» круглосуточно.
В 1979 году мой начальник академии генерал армии Е.Е.Мальцев написал книгу «В годы испытаний». Тогда я помог Белобородову выступить с рецензией на этот труд в журнале «Советский воин». После публикации Афанасий Павлантьевич пригласил меня к себе, угостил коньяком и сказал:
- Ты учти, Михаил, гонорары я всегда сполна отдаю тем, кто пишет. Если мне нравится написанное - еще и приплачиваю. А куда мне деньги девать? Не солить же. И потом я в раю живу. Твоему начальнику академии я не раз предлагал: «Евдоким, переходи к нам, мы же в раю живем». Так он мне отвечал: «Да, нет, покуда мой «хозяин» при власти, еще покомандую. Вот и докомандовался. А я вот сто раз сшит, по схеме собран и живу себе на здоровье. («Хозяин» - Л.И.Брежнев – М.З.).
После первого материал Афанасий Павлантьевич предложил мне поработать над его очередной книгой. С удовольствием я согласился, грешен, поначалу исключительно из-за меркантильных соображений. Но потом стал к нему регулярно наведываться и просто так. Тем более, что генерал всегда угощал коньяком. А пить в капитанском возрасте я мог очень даже прилично. И это генералу, вынужденному трезвеннику по медицинским противопоказаниям, чрезвычайно нравилось.
- Ты приходи, Михаил. Друзей приводи. У меня всегда вино есть. Мне даже приятно, когда люди сидят и спокойно себе выпивают, беседуют. Это же так замечательно!
Ну, как было, прости Господи, не воспользоваться такой задушевной халявой. И я с друзьями наведывался к хлебосольному генералу. Особенно часто захаживали мы с покойным тележурналистом Александром Тимониным, который генералу тоже пришёлся по душе. Бывало, звонил мне в общежитие и сердито пенял:
- Ну что же вы с Тимониным забыли старика, не заходите!
Саша работал спецкором в программе «Служу Советскому Союзу!». И однажды сказал: «Мишель, пора рассказать стране о нашем замечательном генерале».
А я в то время я трудился в «Красной звезде», где вёл курсантскую страницу «Азимут». Ей и была посвящена серия телепередач, героями которой стала влюбленная в Тимонина поэтесса Юлия Друнина, молодой тогда путешественник Дмитрий Шпаро, начальник политотдела Новосибирского политучилища полковник Литвинов, автор сих строк и, конечно же, генерал армии Белобородов. Он и был нашей телепримой. А поскольку пути-дороги фронтовиков генерала и поэтессы пересекались ещё в войну, то оба они практически начали и завершили наш телецикл.
Когда Афанасий Павлантьевич бывал в настроении, мы с Сашей просили его рассказать «про войну».
- Я морозов не боялся. Но зимой 41-го, когда нас бросили на защиту Москвы, нос так прихватывало, что сопельки натурально замерзали. О наших неудачах в двух словах вам не расскажешь. Конечно, были огромные ошибки. У всех были, и у меня, само собой. Но вы возьмите самые лучшие сапоги и пройдите в них хотя бы десять-пятнадцать верст - обязательно собьете ноги. А уже когда нога привыкла к обувке, тогда и сто верст не страшны. Те же немцы вначале были и сильнее, и умнее нас, и поопытнее, чего там душой кривить. Но когда мы себе изрядно лбы-то порасшибали, тогда стали быть немчуру как следует. Да я вам хотя бы такой пример приведу. В первые дни оборонительных боев под Москвой регулярная немецкая бомбежка людей буквальным образом рассудка лишала. Бойцы как чумовые ходили после неё. А уже перед самым наступлением, в начале декабря, поехал я как-то на машине из Нахабино, где штаб мой располагался, в направлении Истры. И тут фашистские самолеты. Водитель мой - по газам и как рванет им навстречу! А потом резко затормозил. Я кричу, ты что хулиганишь!? Чай не чурку везешь, а комдива. Вот, вот отвечает, и хочу, чтобы ни одна пуля фашистская вас не царапнула. И точно: немцы несколько раз проносились над нами вхолостую. Вы поняли? Не просто привыкли солдаты к обстрелам с воздуха, а сами промеж себя сообразили, как бороться с воздушной страшной угрозой. Кстати, лишь только самолеты удалились, как из-за укрытия вышли дорожники и стали спокойно ремонтировать шоссе.
...А вот послушай, Саша, что обо мне написал в своих мемуарах «Солдатский долг» Маршал Константин Рокоссовский. А Михаил пусть проверит: сохранилась ли еще память у старика: «В этот критический момент и вступила в дело приберегавшаяся нами 78-я стрелковая дивизия А.П. Белобородова. Ей была поставлена задача контратаковать рвущиеся к шоссе немецко-фашистские войска. Белобородов быстро развернул свои полки, и они двинулись в атаку. Сибиряки шли на врага во весь рост. Удар они нанесли во фланг. Противник был смят, опрокинут, отброшен. Этот умелый и внезапный удар спас положение. Сибиряки, охваченные боевым азартом, преследовали врага по пятам. Лишь выдвинув на это направление новые части, немцы приостановили дальнейшее продвижение 78-й дивизии». (Ни одного слова не пропустил! - М.З.)
Георгий Константинович Жуков тоже очень хорошо ко мне относился, в чем вы оба убедитесь, если раскроете его «Воспоминания и размышления» хотя бы на 34-35 страницах: «Мы заехали к К.К. Рокосовскому и вместе с ним тут же отправились в дивизию А.П. Белобородова. Вряд ли командир дивизии обрадовался нашему появлению в расположении своих частей. У него в то время и так было забот по горло, а тут пришлось еще давать объяснения по поводу занятых противником нескольких домов деревни Дедово, расположенных по другую сторону оврага. Афанасий Павлантьевич, докладывая обстановку, довольно убедительно объяснил, что возвращать эти дома нецелесообразно, исходя из тактических соображений. К сожалению, я не мог сказать ему, что в данном случае мне приходится руководствоваться отнюдь не соображениями тактики. (Сталин приказал Жукову вернуть контратакой деревню Дедово - М.З.). Поэтому приказал А.П. Белобородову послать стрелковую роту с двумя танками и выбить взвод засевших в домах немцев, что и было сделано». И фотографию мою, не зря думаю, Жуков поместил под снимком маршала Бориса Михайловича Шапошникова. У этого великого маршала ничего не делалось абы как, случайно. Поэтому и повторяю вам неоднократно: Жуков был на несколько голов выше всех остальных военачальников Отечественной. Великий маршал был...
...Войны без мата не бывает - это я вам совершенно ответственно заявляю. Вот мы трое кромешных суток удерживали город Истру, но пришлось отступить. Утром 28 ноября, как сейчас помню, звонит мне начальник штаба фронта генерал-лейтенант Василий Данилович Соколовский и через семиэтажный мат интересуется: «Сдал Истру?» - «Сдал - признаюсь. - Вот и забери обратно». Как вы понимаете, на одно слово печатное приходилось десяток непечатных. Х...ми я был обложен как землянка бревнами.
Чтоб вы знали, мужики, что слова к знаменитой «Землянке» Сурков написал в расположении моей дивизии. У меня часто бывали известные журналисты, писатели: Александр Бек (с ним генерал до самой смерти писателя дружил – М.З.), Евгений Петров, Евгений Воробьев, Евгений Кригер. Я ко всем Женькам очень хорошо относился, потому что понимал: напишут добрые слова о моих бойцах, значит, те лучше воевать будут. Русскому человеку доброе слово, как правило, дороже денег. Тем более, что деньги на войне вообще ничего не стоили. Вот и Сурков приехал однажды. И, надо же было такому случиться, что попал со штабом полка в окружение. С большим трудом вырвались они из кольца и напоролись на минное поле. След в след вышли около пятидесяти моих бойцов и Сурков с ними. В штабе дивизии тогда еще молодой поэт отказался от ужина и всю ночь просидел возле железной печки, и «Землянку» выдал.
...Вот так как с вами, я здоровался в молодости с Михаилом Фрунзе, Яном Гамарником. Моими преподавателями в академии были Иоаким Вацетис, Дмитрий Карбышев, Федор Новицкий, Николай Веревкин-Рахальский. Так что я не такой уж простак-самородок из Иркутской губернии. Жизнь меня пообточила славно и многому чему научила.
Почти на все советские праздники я привозил Афанасия Павлантьевича в «Красную звезду». Приезжал он к нам и просто так, посидеть, поговорить. Ему было скучно в своем цековском тереме.
Говорит мне однажды: «Хочу я тебе, Михаил, подарить свою фотографию во всем параде. Парень ты ушлый, смышленый и с пером умеешь обращаться, как следует. Когда-нибудь будешь писать какую-нибудь вещь и вспомнишь обо мне. Ну, кто еще из генералов армии к тебе так хорошо относится, как я? Глядишь, и пригодится тогда моя фотография, как подтверждение хорошего моего к тебе расположения».
Вот и скажи после этого, что генерал был не провидцем. И вот эту фотографию его я тоже храню как вещественное напоминание о прославленном советском полководце…
Афанасий Павлантьевич любил и умел выражаться словами, которые до сих пор неохотно набирают в типографиях, не смотря на разгул бесстыдства и вседозволенность. И при этом обладал, как читатель убедился, почти феноменальной памятью. У него в квартире стояла громоздкая, неуклюжая кэчевская мебель и была громадная библиотека, в основном, из подписных изданий. Все книги выглядели сильно зачитанными. Когда я заметил генералу это обстоятельство, он сказал:
- Да потому что я каждую из них по несколько раз читывал. И всё, что читал – помню.
Естественно, я не поверил в такое заявление. Тогда военачальник предложил взять с полки любой фолиант и зачитать оттуда несколько первых фраз. Достал я второй том «Войны и мира», раскрыл его наугад, процитировал пару предложений, и Белобородов продолжил рассказывать Толстого! Почти слово в слово! Фантастика! Всё, что было написано о нём другими, воспроизводил исключительно точно, буквально слово в слово! Так ещё хорошие артисты помнят свои роли.
Из рассказанного А.П. Белобородовым: «А писаки всегда врут. Во время войны, знаешь, как они писали? «Сильно потрепанный враг продолжает трусливое наступление». / Якубовский очень здоровый мужик был. Представь себе: он ногтем большого пальца бутылку «Боржоми» открывал так, что пробка на десять метров улетала!/ Нет, брат, Жукову я очень многим уступал. Да, собственно, никого ему ровней я тебе назвать и не могу. Все в нем было: и талант, и жестокость, и лютая жажда власти. Других таких в нашей армии не было. Пожалуй, и никогда не было. Да и не будет больше никогда…/ Сложно, Михаил, устроена жизнь наша, если над нею, конечно, задумываться. Если же не задумываться, то ни х...я в ней сложного-то и нет. / А вообще-то хлипкий и хилый сейчас офицер пошел. Ты на него: «Гав!», а он сразу в обморок падает./ Смелого пуля боится, в пьяного х...й попадешь./ А самый справедливый на свете БУП (боевой устав пехоты - М.З.) как гласит: все должны поддержать того, кто первым рванул в атаку./ Каждый, кто имеет власть, имеет и врагов. Если не имеет, то он ху...вый начальник, как из говна пуля начальник./ А Родион Малиновский как говорил: критиковать начальника - это все равно, что целовать медведицу - страху много, а удовольствия никакого./ Нет, Усатый был не дурак. Я не доживу, а ты посмотришь, его еще вновь начнут возвеличивать. Обязательно начнут. Таких личностей как Сталин на Руси было: Грозный, Петр I да он. Всё. Остальные даже близко не стоят!/ А я тебе так скажу: птицу видно по помету./ Приносят мне директиву на подпись, а в ней шесть станиц. Не-е, говорю, так дело не пойдет. Какой же дурак будет такую длинную директиву читать?! Они ее сократили до трех страниц - это еще, куда ни шло, это я подписал».
…Приношу Белобородову очередную статью, за него сочиненную. Генерал, как всегда внимательно читает, медленно и беззвучно шевеля губами, не делая, как обычно, никаких правок. Отложив бумаги, интересуется:
- Михаил, а вот Ленина сюда нельзя вставить?
- Да не нужен он здесь, Афанасий Павлантьевич,- парирую я.
- Молод ты еще и глуп. А Ленин всегда нам нужен. Нет, для солидности хотя бы пару ленинских слов добавь. Поищи и добавь. Ведь я же не мальчишка какой, а целый генерал армии!
Разумеется, я добавил…
Похоронили мы великого русского генерала там, где он сражался со своими бойцами – на мемориальном кладбище «Снигери».
Михаил Захарчук.
Следующая публикация
Комментарии 4