Пусть возраст ещё и не мафусаиловский, но, с огласитесь, друзья, очень почтенный. А мне, видит Бог, даже не верится. Неужели этому вечно смешливому быстрослову обычно скупая кукушка уже так много накуковала?
Витя родился в казахском городе Аральске. В раннем детстве остался круглым сиротой. Отца доконали в военном госпитале фронтовые раны, а мама умерла от болезни. Мальца определили в Ставропольское суворовское военное училище, а потом перевели в Воронежское. Семь лет заботливое социалистическое государство, разрушенное невиданной доселе войной, во всём себе отказывая, взращивало из сироты-пацана своего защитника. Его самым серьёзным образом обучали военному делу. Автомат Калашникова разбирал и собирал за рекордное время с завязанными глазами. Но ещё Вите преподавали, помимо, разумеется, общеобразовательных дисциплин, внимание: акробатику, гимнастику, бокс, вольную борьбу, полный набор легкоатлетических дисциплин, баскетбол, волейбол, игру на фортепиано и бальные танцы. Фотографией он занимался факультативно и добровольно. В Московское высшее общевойсковое командное училище он легко поступил и так ж без проблем его окончил. Запомнилось Вите особо, не раз о том вспоминал, как на выпускном балу, преодолев робость, подошёл к главному гостю торжества Маршалу Советского Союза Семёну Михайловичу Будённому и попросил разрешения чокнуться с ними бокалом с шампанским. И герой Гражданской сказал тогда: «Ну что, сынок, верю, что служить будешь исправно». После чего лейтенант Овсянников отбыл для прохождения дальнейшей службы в Краснознамённый Туркестанский военный округ. Вот там мы и познакомились в тысяча девятьсот, страшно представить каком далёком, шестьдесят восьмом году. Не только прошлый век, тысячелетие прошлое! Но многие вещи мне до сих помнятся, как будто вчера они случились…
Дальнейшее повествование тут невозможно без хотя бы небольшой информации о себе любимом. Так вот, до службы в армии я много занимался внештатной газетной работой. Политработники меня вычислили и определили опять же нештатным военкором в дивизионную многотиражку самаркандской учебной дивизии «Защитник Родины». В это время там уже трудился лейтенант Виктор Овсянников. А должен вам заметить, что в советских армейских учебных подразделениях солдаты и офицеры крайне спорадически общались между собой. Всем и всегда заправляли сержанты – наши боги и воинские начальники. Поэтому можете себе представить состояние солдата без году неделя, когда его рабочий стол в редакции оказался напротив стола лейтенанта Овсянникова. Да я поначалу робел даже к нему обратиться! Но очень скоро понял, что с этим мужиком можно варить любую кашу. Пана всегда, как говорят поляки, видно по холявам. Тем более, что мы много общались на самые разные темы - не упомню уже какие. Но один момент засел в мозгу прочно. Виктор Николаевич сказал мне: «Послушай, Миша, моего совета. Попросись у нашего главного редактора майора Константина Николаевича Козорина, чтобы он отправил тебя послужить в пехотном учебном полку. Ибо даже если ты будешь писать золотые заметки в нашу дивизионку, никогда не завоюешь авторитета у таких как сам солдат без законного сержантского звания».
Служба моя в редакции чем-то напоминала армейскую синекуру. А про пехотный учебный полк, стоявший в центре Самарканда, я знал, что он во много хуже дисбата – армейской тюрьмы. И всё же хватило умишка послушать дельного совета молодого офицера. Правда, с получением звания сержанта, меня тут же назначили инструктором политотдела по комсомольской работе. Но это уже другая история. А с Овсянниковым я не порывал дружеских связей ровно до той, поры, пока не убыл во Львовское высшее военно-политическое училище. Встретились мы, спустя многие годы уже в Военно-политической академии имени В.И.Ленина. Впрочем, о той поре в биографии юбиляра лучше пусть расскажет мой старый друг Виктор Баранец.
«Виктор Овсянников все 3 года (1975-1978) был командиром нашей группы редакторского отделения на педагогическом факультете ВПА им. Ленина. А я был у него своего рода "начальником штаба", - отвечал за заполнение различного рода журналов, расписаний, планов, распределение нарядов. Все три года мы даже сидели рядом, - для быстрой передачи приказов и распоряжений командира.
Виктор резко отличался от командиров других групп факультета. Те командиры, наделенные властью, старались показать свое верховенство над подчиненными деланным начальственным голосом "с баском", устраивали публичные разносы провинившимся и выговоры. От них веяло армейской тупизной. Овсянников же был командиром-другом, и часто подставлял свою грудь под жестокие разносы факультетского начальство за либеральное отношение к подчиненным. А мы его за это еще больше уважали. Смесь офицерской порядочности, доброты и веселости - это Овсянников. Провинившихся он отчитывал каким-то извиняющимся тоном. В отличие от других командиров групп, он никогда не бегал к факультетским начальникам "закладывать" подчиненных и тем самым зарабатывать очки для желанного распределения после выпуска. Это еще больше вызывало уважение к нему.
А еще он обладал "недопустимым" для командиров качеством - организатором и вдохновителем офицерских мальчишников и посиделок. Не раз день его рождения мы встречали у него дома, хлебосольство хозяина было столь щедрым, что на построении группы наутро участник застолья обнаруживали, что после вчерашнего у них на ногах туфли разно размера и... цвета! К тому же «сухопутчики» стояли в строю в фуражках моряков, а моряки - в летных фуражках.
После лекций группа лучших друзей командира частенько отправлялась в кафе "Олень". Жили мы бедно и нередко желание выпить, закусить и "добавить" было больше, чем наличие денег в кошельках. Однажды в такой ситуации мы совсем загрустили. И тут Овсянников нашел выход: он пустил по кругу граненый стакан, на дне которого покоились… его командирские часы. Все участники попойки последовали его примеру. Стакан с часами стал залогом у директора кафе, а с выпивкой и закусью проблем уже не наблюдалось. Ужин продолжался с царским размахом. А утром перед лекциями мы скидывались на выкуп часов и восхищались идеей командира.
Виктор всегда источал какую-то бездонную жизнерадостность. Это отражалось и в его поэтических сочинениях, - на скучных лекциях по международному коммунистическому и национально-освободительному движению он сочинял стихи, которые становились эпосом нашей группы. Чего стоят его бессмертные строки о закуси на базаре: "Нам дотянуть бы до получки, чтобы купить редиску в кучке".
Смех-смехом, но было бы несправедливо не сказать, что Овсянников много лет подряд глубоко вспахивал свою ниву журналиста и редактора. Вот ему уже 80, а он не потерял юношескую страсть к главному делу своей службы и жизни. Я благодарю Бога за то, что этот Человек и Офицер стал частью и моей судьбы, его место я никому не уступлю. С Днем рождения, дорогой Товарищ Командир. А точнее - дорогой Друг!»
Всецело присоединяясь к Баранцу, что хотелось бы добавить. Некоторые мои добрые знакомцы, достигнув 80-летнего рубежа, повторюсь, априори замечательного во всех отношениях, не просто «сбавили жизненные обороты», а натурально, хоть и иносказательно перебрались на завалинку. Не таков Овсянников. Он продолжает заниматься журналистикой, пишет книги – всё же – член Союза писателей. Их у дружка уже с добрый десяток: «Звездный», «Летчики», «Мы сыновья твои, столица», «Продолжаю бой…», «Победный 45-й», «Выполняя интернациональный долг». Уволившись в запас, возглавлял журналы «Московское качество» и «Специальность. Диплом. Профессия», газеты «Наша газета», «Ветеран». Работал заместителем председателя Комитета по регистрации рекордов Планеты, вице-президентом Международного клуба рекордсменов «Интерстронг»,«Русском клубе рекорде «Левша». В двух созывах исполнял обязанности помощника депутата Государственной думы РФ.
Дорогой мой Виктор Николаевич! Со славным юбилеем тебя!
Михаил Захарчук.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 15
у Вас столько прекрасных друзей!
Поздравляю вашего друга с 80 - летним
юбилеем! Желаю ЗДОРОВЬЯ на долгие годы!
МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ, за очень
интересную статью!