Предыдущая публикация
Кровная месть.
Как Александр Космодемьянский мстил фашистам за гибель сестры.
Любовь Тимофеевна Космодемьянская вот уже полгода как перестала нормально спать. Только закрывала глаза и сразу возвращалась в тот страшный день, когда ей пришлось отправиться в деревню Петрищево, чтобы опознать свою погибшую дочь. Закрывала глаза - и снова, в сотый и тысячный раз, видела ее лицо - спокойное и безмятежное, хотя и было оно при этом все избито, и темный след от удара на щеке. Она лежала, вытянув руки вдоль тела, запрокинув голову назад, с веревкой на шее - все тело исколото штыком, а на груди - запе кшаяся кровь. Это фашистские изверги прежде, чем совершить казнь, пытали и издевались над бедной девушкой, да и потом, уже после ее смерти, не оставили ее в покое - глумились над ее телом...
Каково это было видеть матери? Какого было осознавать, какой страшной смертью погибла ее единственная любимая дочь? Убитая горем Любовь Тимофеевна опустилась подле нее на колени и все смотрела на лицо дочери - по-прежнему спокойное и безмятежное, все прокручивала в голове их последние минуты, проведенные вместе, когда она еще могла ее удержать, остановить... Хотя бы попытаться. Но зная бойкий характер Зои, остановить ее было практически невозможно - уж если решила, значит, сделает.
И вот теперь, лежа в своей кровати, глядя в темный потолок, Любовь Тимофеевна понимала: второй такой потери она просто не переживет. Как снова расстаться со своим чадом, проводить его за порог родного дома и не знать, увидятся ли они снова, обнимутся ли? Накануне вечером ее сын, обожаемый Шурик, сообщил ей, что решил поступить в танковое училище, чтобы потом отправиться на фронт, мстить за сестру. «Мамочка, - говорил он, присев к ней на кровать, - ты только пойми. Ну, пожалуйста! Чужие люди пишут тебе: «Мы будем мстить за Зою». А я, родной брат, останусь дома? Да как же я посмотрю людям в глаза?»
А Любовь Тимофеевна просто молчала. Если тогда она не нашла слов, которые остановили бы Зою, какие слова она могла найти теперь?
Космодемьянские переехали в Москву из Тамбовской области в 1930-м и до войны жили в Коптеве, недалеко от Тимирязевского леса. Тогда это была дальняя окраина Москвы, застроенная маленькими деревянными домиками, жители ходили по узким и пыльным проселочным улочкам, и все друг друга знали. Когда в 1933 году отец семейства, Анатолий Космодемьянский, умер после операции, 10-летняя Зоя и ее младший брат Александр остались на руках матери.
По воспоминаниям Рады Либерман, в детстве дружившей с Зоей, Александр, которого все звали Шурой, уже тогда был незаурядным мальчиком — удивительно невозмутимым, не по годам серьезным и очень рассудительным. В школе его прозвали «ведмедем» за сочетание высокого роста, не по возрасту большой физической силы и в то же время наивную застенчивость и неповоротливость. Но учился он хорошо, а особенно любил все связанное с техникой и танкостроением - рисовал их детально и почти профессионально.
«Брат и сестра были неразлучны: в одно время ложились спать, в один час вставали, вместе шли в школу и вместе возвращались. Хотя Шура был без малого на два года моложе Зои, они были почти одного роста. При этом Шура был сильнее: он рос настоящим крепышом, а Зоя так и оставалась тоненькой и с виду хрупкой. По совести говоря, она подчас надоедала ему своими замечаниями, но бунтовал он редко, и ему даже в самом бурном споре в голову не приходило толкнуть или ударить ее. Почти всегда и во всем он слушался ее беспрекословно», — так вспоминала о своих детях Любовь Тимофеевна Космодемьянская.
Шура и Зоя были разными. Она — эмоциональная, с обостренным чувством справедливости, влюбленная в литературу. Он — молчаливый и хулиганистый, со способностями к математике и рисованию. Но ни дня они не могли провести врозь. Сначала придумывали совместные игры и делили игрушки, потом помогали друг другу с уроками и спорили на всевозможные темы. Любовь Тимофеевна не могла нарадоваться, глядя, насколько дружны ее сын и дочь.
Однако детство у детей, родившихся в 1920-х, было недолгим. Наступило трагическое лето 1941-го, и Зое, и Шуре в один момент пришлось забыть обо всех юношеских мечтах и планах.
В то время дети нередко вставали у станков и заменяли ушедших на фронт отцов- вот так и Зоя с Шурой стали токарями на заводе. А однажды Зоя пришла домой и сказала матери и брату, что устроилась на курсы медсестер. И лишь перед самым расставанием призналась матери, что училась не медицине, а диверсионному делу. Шура же до самого последнего момента не знал, куда отправляется сестра - ему сказали, что она едет навестить дедушку в деревню Гаи. Пришлось обмануть, иначе он бы ее просто не отпустил.
После отъезда Зои вестей от нее долго не было, так же как и от многих, кто отправлялся сражаться с врагом. Для тех, кто остался в тылу, ожидание становилось пыткой и главным делом жизни. Верой в возвращение жили годами, даже после войны. Надеялись, что близкий человек вернется всем смертям назло.
Для брата и мамы Зои ожидание закончилось в феврале 1942 года. Впрочем, Шура узнал о смерти сестры раньше — после первой публикации в газете «Правда». Там была помещена фотография мертвой партизанки, лежащей на снегу. И хотя в подписи к фотографии указывалось имя Таня, он узнал ее - Зою. Но маме, конечно, не сказал, надеясь, что все-таки ошибся. Однако когда через пару недель в дом Любови Тимофеевны пришли люди из московского горкома комсомола и сообщили о гибели Зои, ему пришлось признаться матери о своих догадках и даже показать ей ту страшную фотографию, вырезанную им из газеты и вклеенную в блокнот. Вскоре ему и матери предстояло отправиться в Петрищево, чтобы принять участие в опознании тела.
В Петрищево Любовь Тимофеевна и Шура не просто увидели, что сделали гитлеровцы с их Зоей, но и узнали подробности последних часов ее жизни - благодаря показаниям многочисленных свидетелей обстоятельства ее смерти были восстановлены до мельчайших подробностей. И даже ее слова.
«Граждане! Вы не стойте, не смотрите, - говорила Зоя, стоя на виселице с табличкой «Поджигатель домов» на груди. - Надо помогать воевать! Эта моя смерть — мое достижение! Товарищи, победа будет за нами!Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен! Советский Союз непобедим и не будет побежден!»
А последними ее словами были такие: «Вы меня сейчас повесите, но знайте, я не одна, нас 200 миллионов, всех не перевешаете. Вам отомстят за меня…»
Шура, как мог, поддерживал мать. О своих мыслях и переживаниях по поводу гибели сестры старался не говорить. Не сказал и о том, что уже побывал в военкомате, где ему, 16-летнему, дали от ворот поворот. Но в глазах работников военкомата читалась растерянность — разве правильно отказывать парню, рвущемся на фронт, чтобы отомстить за сестру? Есть ли чувство праведнее этого? Поэтому уже скоро Александр получил направление в Ульяновское танковое училище, а Любови Тимофеевне только осталось принять это его решение.
1 мая 1942 года Шура уехал. Но чуть ли не каждый день писал матери письма. «Устаю, недосыпаю, но работаю как зверь. Уже хорошо изучил винтовку, гранату, наган. На днях мы ездили на полигон, где стреляли из танка. Мои результаты для начала нормальные: по стрельбе из танка на дистанцию 400 и 500 метров из пушки и пулемета я поразил цели на «хорошо». Ты теперь меня не узнаешь: командиров хорошо приветствую и в ногу хожу молодцом».
Новоиспеченного офицера Космодемьянского распределили в 42-ю гвардейскую тяжелую танковую бригаду. На танке КВ, которым теперь он командовал, белой краской вывели слова: «За Зою!». С тех пор, как ее история стала известна, а имя - стало символом самопожертвования во имя Родины, подобные надписи можно было увидеть по всему фронту: пехотинцы шли в бой с ее именем на устах, артиллеристы писали краской на снарядах: «За Зою!», но для одного человека мщение гитлеровцам за погибшую девушку стало личным и главным делом жизни.
Боевое крещение Александр получил под Оршей. И с первых своих минут в самом пекле войны доказал, что слова его не расходятся с делом. Из представления к ордену Отечественной войны II cтепени можно узнать некоторые подробности: «Товарищ Космодемьянский в боях с немецкими захватчиками при прорыве обороны противника <...> 21 октября 1943 года показал себя мужественным и смелым офицером. Машина под его командованием блокировала блиндаж с 23 солдатами противника. Когда машина была подбита, он с экипажем на поле боя быстро ее восстановил и продолжал преследовать отходящего противника. Совместно с экипажем уничтожил 2 противотанковые пушки, 3 миномета, 4 огневые точки, до 50 солдат и офицеров противника».
Тогда же, в октябре 1943 года, в красноармейской газете «На врага» появилась статья лейтенанта Космодемьянского, в которой он рассказал о своей, личной, войне против гитлеровцев. «Скоро исполнится два года с тех пор, как я побывал в деревне Петрищево, где казнили мою сестру немецкие палачи, - писал он. - Никогда не забуду я этого дня. Меня подозвали к могиле:
— Посмотрите. Вы узнаете свою сестру?
Уцелевшие черты лица любимой Зои, каждый мускул ее напоминал мне самое родное, самое близкое и дорогое в жизни. Я тогда не мог себе представить, что со мной происходит. Дрожь пробегала по телу. Кулаки сжимались от ненависти, а глаза искали немца. Я знал, что в этой деревне немцы учинили кровавую расправу над моей сестрой, издевались над ней, мучили ее за то, что она была русской, что она всей душой ненавидела гитлеровцев и мстила им, не щадя своей молодой жизни. Мать плакала. Я молча стоял возле нее. В сердце моем бурлила злоба. Священная месть за сестру привела меня на дорогу войны.
Окончив училище, я получил танк «КВ» и отправился на фронт... Несколько дней назад мой экипаж участвовал в бою. Тяжелый танк мчался к немецким траншеям с предельной скоростью. Мы с хода били по немецким блиндажам, огневым точкам, давили вражеских солдат и офицеров, пробивали дорогу своей пехоте. Когда немного стих бой, и мы сосредоточились в укрытии, к нам принесли газеты. Я взглянул на фотоснимки, и снова содрогнулась моя душа. Я увидел свою сестру Зою, окруженную немцами-палачами. Они вели ее на виселицу и фотографировали моменты казни. В тот же день я узнал, что перед нашим участком фронта действует 332 пехотный полк, тот самый полк, солдаты и офицеры которого замучили мою сестру. Злоба поднялась во мне с новой силой. И я еще раз поклялся отомстить душегубам и палачам. Мой танк повсюду настигнет их».
И он настиг. Из докладной командира части: «Особенно отличился экипаж тяжелого танка KB под командованием комсомольца гвардии лейтенанта А. А. Космодемьянского. Он действовал инициативно, смело и решительно. По предварительным подсчетам, гвардейский экипаж танка Космодемьянского истребил до роты пехоты противника, раздавил 10 блиндажей, подбил из пушки 7 вражеских орудий, сжег одну самоходку. Экипаж взял в плен 20 гитлеровцев». И это были те самые солдаты и офицеры 322-го полка 197-й немецкой пехотной дивизии, которые совершили свое неслыханное злодеяние в подмосковном селе Петрищево.
А потом были другие бои. Однополчане вспоминали, что Александр отличался каким-то бесстрашием, граничащим с отчаянностью, но вместе с тем никогда не забывал про трезвый расчет. Он любил рисковать, но это опять-таки сочеталось в нем с хладнокровием и военной хитростью. «Бывали дни, когда экипаж по двое суток беспрерывно находился в бою. Отдыхали только в короткие перерывы, вызванные заправкой машины горючим и пополнением боекомплекта. Случалось, что танк загорался от вражеского термитного снаряда и Саша едва успевал выпрыгнуть из моря огня и дыма», — писал журналист Александр Фридляндский, тесно общавшийся с ним на дорогах войны.
Сам же Шура в дневнике написал так: «Ты можешь потерять в бою танк, потерять лучшего друга, близкого родного человека, но, если ты жив, если бьется твое сердце, ты не имеешь права терять присутствие духа».
Летом 1944 года Александр сменил «КВ» на самоходную артиллерийскую установку ИСУ-152. Во время боев в Белоруссии экипаж гвардии лейтенанта Космодемьянского снова отличился - в сражении за Бабичи и Батраковцы. Самоходка Александра прикрывала советские танки. В разгар боя он обнаружил, что вражеское самоходное орудие вышло во фланг танковому подразделению. Еще чуть-чуть, и советские танки будут гореть, один за одним... Однако Космодемьянский успел раньше, выведя противника из строя. В том же бою его экипаж уничтожил свыше тридцати немецких солдат, четыре дзота, четыре противотанковых орудия, раздавил два блиндажа и поджег склад с боеприпасами.За этот подвиг молодой офицер, едва преодолевший 18-летие, был награжден орденом Отечественной войны I cтепени. Сам герой относился к наградам без пафоса. «Очень правильно говорят в народе: не смотри, что на груди, а смотри, что впереди», — записал он в дневнике.
Весной 1945 года Александр Космодемьянский в очередной раз блестяще проявил себя в боях - это были бои за Кенигсберг. Так, 6 апреля 1945 года на своей машине он самостоятельно форсировал канал Ландграбен, уничтожив там батарею фашистов, и удерживал плацдарм до создания переправы войск. А 8 апреля в качестве командира батареи вместе с подразделением, преодолев минное поле и плотный заградительный огонь, первым ворвался в форт «Королева Луиза», нанеся мощным огнем серьезный урон гитлеровцам. Гарнизон форта в составе 550 человек капитулировал, а советским воинам достались 9 исправных танков и склады с оружием.
Кенигсберг пал 10 апреля , но вокруг гитлеровцы продолжали отчаянно сопротивляться. В бою 12 апреля 1945 года у населенного пункта Метгетен батарея Космодемьянского подбила два самоходных орудия врага, уничтожила 18 дзотов и укрепленных зданий с гарнизонами врага, истребила до 50 солдат противника. В эти же дни, узнав о гибели корреспондента Петра Лидова, первым рассказавшего о подвиге Зои, Александр написал матери письмо, где были такие слова: «Мама, Петр Лидов погиб! Как же это страшно, что он погиб так незадолго до победы! Накануне победы погибать — это так обидно»...
Александр Космодемьянский тоже не дожил до победы - 13 апреля 1945 года его смертельно ранило осколком вражеского снаряда. В тот день его батарея вступила в бой с противотанковой батареей гитлеровцев у населенного пункта Фирбруденкруг. Подразделение Александра уничтожило четыре вражеских орудия и до роты пехоты. Но потом самоходку Космодемьянского подбили, и он, выбравшись из поврежденной машины, имел все основания выйти из боя. Тем более что исход его был уже ясен — ворвавшаяся в населенный пункт советская пехота добивала врага. Но старший лейтенант Космодемьянский пошел в атаку вместе с пехотинцами. А через некоторое время вместо очередного письма Любовь Тимофеевна получила похоронку.
В письме матери Героя от командования части говорилось следующее: «Населенный пункт был уже в наших руках. В числе первых ваш сын ворвался и в этот населенный пункт, истребил до 40 гитлеровцев и раздавил четыре противотанковых орудия. Разорвавшийся вражеский снаряд навсегда оборвал жизнь дорогого и для нас Александра Анатольевича Космодемьянского». Читая эти страшные строки, Любовь Тимофеевна чуть было не потеряла сознание от переполнявшей ее боли...
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года за мужество, отвагу и героизм, проявленные на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками, Александру Космодемьянскому посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. А накануне первого Дня Победы в Москве на Новодевичьем кладбище состоялись его похороны - тело 19-летнего Александра предали земле рядом с сестрой, перезахороненной здесь же тремя годами ранее. Так напротив Зоиной могилы вырос новый могильный холм. В смерти, как и в жизни, они снова были вместе.
«Сколько раз Шура спрашивал: "Мама, как ты представляешь себе День Победы? - писала Любовь Тимофеевна в своей повести «О Зое и Шуре». - Как ты думаешь, когда это будет? Ведь правда же - весной? Непременно весной! А если даже зимой, то все равно снег растает и расцветут цветы!"
И вот Победа приближалась. Это был уже канун Победы. Канун счастья. А я сидела у гроба своего мальчика. Он лежал, как живой: лицо было спокойное, ясное. Не думала я, что мы так свидимся. Это было больше, чем могло вынести обыкновенное человеческое сердце...»
Следующая публикация
Нет комментариев