НЕ ЗАМАЙ!

Выйдя из кладбищенских ворот, народ небольшими группками растянувшись по дороге, направился к домику покойной, на поминки направился. Впереди неспешно, усталой походкой, будто после тяжёлой работы, шла поддерживаемая под локоток соседкою, приехавшая из города, родная племянница покойной. Затем по трое и по четверо - провожавшие умершую Веру Захаровну, её соседки и подруги далёкой теперь, юности. Завершали эту скорбную процессию мужики с лопатами на плечах, сельская похоронная команда. Шли молча. А о чём говорить-то? Всё и так ясно. Покинул эту бренную землю хороший пожилой человек, уважаемый всеми теми, кто пришёл проститься и отправить в последний путь. Грустно!
У небольшого, в три окна, избы их уже поджидал родственница покойной, племянница, молодая женщина с мыльницей в одной руке, ковшиком в другой и с полотенцем через плечо. Ведро полное воды стояло на краю скамейки. Все обязательно помыли руки, так положено, ритуал.
Первыми прошли к столу мужики, а все остальные приготовились ждать, расположившись на лавке возле забора, на берёзовых пеньках и перевёрнутых вёдрах. В ногах-то правды нет, поди. Притомились, уже не молоденькие.
- На долго ли задержисси, Тоня,- обратилась с вопросом к приехавшей племяннице ближайшая соседка и подруга покойной, тётка Муся.
- Да недельки две побуду, кое-что нужно сделать, когда девять дней пройдёт, вскоре и поеду, - ответила Тоня,- а вы мне, тёть Мусь, поможете со скотиной решить? Продать, да и в добрые руки отдать? Может сами кур заберёте?
- Возьму пожалуй што, пяток курей, да петушка, больше-та не надоть,- неторопливо, будто раздумывая, произнесла женщина, - парасука-та купить мужик, сговорилися уж, ты яво ня знаишь, с другова конца сяла ён. Кума моя овечек заберёть, обещалася. На сену табе найду купца, погодь чуток,- и уже обращаясь к сидящим рядом соседкам,- бабы, разбяритя по сабе курей, кому скольки надоть.
Те согласно закивали головами.
- Ещё там много одежды справной осталось после тёти Веры, - продолжила Тоня,- всё прогляжу вначале, целую раздам, на помин души. Так уж вы, бабы, знайте, потом придёте возьмёте.
- Спасибочки, Тоня, понЯли, - ответили те и заверили, - об огороде не волнуйси, подсобим. Осенью приедешь, можить дажа с мамкою, собярём и картошку и другия овоща, не сумлявайси дажа.
- Буду рада помощи, - приложила руку к груди Тоня,- я-то в хозяйстве мало что смыслю. Да и мама меня подвела, надо же, ногу сломала, я не решилась её вести сюда на костылях, - посетовала, - теперь сидит страдает дома, плачет по сестре, - предположила.
- Как жа ты одну-та яё оставила, - возмутилась тётка Муся, - немощную?
- А чего ж мне было делать? Ехать всё равно пришлось. У мамы верные подруги там есть. Одна даже на время жить к нам перебралась, - успокоила её тревогу Тоня.
- А-а-а! Ну тады ладна, тады ладна!
Утирая рты и надевая на головы кепки, не спеша, пригибая головы перед невысокой притолокой, стали выходить из избы мужики. Тоня заторопилась к ним на встречу, рассчитаться. Женщины поднялись, неспешно направляясь к двери, пришёл и их черёд помянуть усопшую.
Прежде прочитали, пропели молитву, перекрестились на образа и расселись рядками за длинный стол. Две помощницы, в передниках и тёмных платочках, бесшумно, соответственно скорбному событию, разнесли и раздали в пригоршенки, как уж водится, по ложечке кутьи, и все, неуклюже, роняя зёрнышки риса, но тут же аккуратно подбирая, ссыпали в приоткрытые рты.
Затем подали отварную, горячую картошку и кислый мучной квас, следом пышные дрожжевые блины с липовым, текучим мёдом. Наполнили большие, общие мисы наваристыми щами и все, подставляя под капли с ложек ломтики ржаного хлебца, зачерпнули не менее трёх раз, так уж положено. Потом настал черёд янтарной от жира куриной лапши, гороховой густой каши, гречки с жаренными грибами, солёной сельди под луковыми кольцами, сдобренной подсолнечным, густым, духовитым маслом. Пирожки с капустой, конфеты, яблочки ранние, всё кушалось с аппетитом и удовольствием. Выпили и по две, а кто и по три рюмочки свойской, как же без этого. Постепенно щёчки у всех раскраснелись, глазки заблестели. Голоса стали громче, разговоры продолжительнее, не одной фразой. Стали, насытившись, « отваливаться» от стола, но никто не торопил, не подгонял, а наоборот, Тоня уговаривала всех кушать, поминать тётю и постепенно разговоры за столом пошли только о ней.
- Хорошая женщина была твоя тётя, Тонечка, мудрая!- со вздохом произнесла соседка живущая через три дома, - и хозяйство в руках дяржала крепко!
- А помнитя, бабы, как она нам гадала? Дар у ей был! Ворожея! Точно!
- Сказывала всё в масть!- добавила невестка тётки Муси,- чирьи заговаривала, «ячмени» , бородавки, да и привороты делала. Гальке вон мужука от разлучницы вярнула, отвяла, отшептала. Правда, Галькя?- спросила она полную, курносую молодуху, жующую пирожок. Та согласно замотала головой.
- А я-та животом маялася, бывалоча так схватаить, тольки дяржися, волком прям выла,- вспомнила старушка Фёкла,- так вить жа сбор травяной подготовила Захаровна мене. Посля - та уж боля не хварала, как рукой сняло!
- Вота я интересуюся,- задала Тоне вопрос тётка Муся,- у матри твоёй такой дар имеется, аль нет?
- Не имеем,- ответила ей Тоня и пояснила, - у бабушки был и тёте достался, ни повезло в этом ни маме, ни мне. А может наоборот, хорошо как раз. С таким-то бременем тяжко жить. Видеть и понимать то, что другим не дано.
- Она конешна, Вера-та, упокойница таперича, тайнов много знала, -заметила тётка Муся,- тяжко их носить-та было.
- Надоть таперя за упокойницу молица много, в церкву ходить,- вздохнула старушка во всём чёрном, сидящая в уголке под образами, видимо монашенка,- што ба душа её, стало быть, успокоилася на том-та свете. Сами ведь понимаитя, привороты - отвороты, эта всё неправильна, а ещё заговоры, да нашёптывания, к примеру на воду, не по- христиански будить. Богопротивно, думаю. Много нечисти крутилося значить рядом, для простого-та человека опасна! Кому не доведися страшно! Уж я за неё помолюся усердно, - сказав так, она истово перекрестилась.
- Ну, кисель-та подавать, али ещё посидитя?- спросила, перебив монашенку, молодая женщина в переднике.
- Не торопися, Люба, успеица, посидим покуда, куды спяшить-та, - ответила ей тётка Муся и та скрылась за занавеской кухни.
Именно в этот самый момент, дверь открылась и на пороге появился молодой, лет тридцати, мужчина. Его взгляд встретился со взглядом Тони и щёки её зарделись, а он смущённо опустил глаза.
- Здравствуйте всем, - сказал,- вы ещё не закончили? Я за женой зашёл.
Люба появилась вновь, развязывая фартук:
- Ну вы уж тут без меня обойдётеся, пойду домой.
- Никаких «пойду»! Садитесь-ка оба к столу,- встрепенулась Тоня и уже обращаясь к мужчине,- ты что, Костя, не хочешь Захаровну мою помянуть? Помнишь, как она нас привечала, угощала, а сколько интересного рассказывала? Счастливый брак нам нагадала, помнишь?
- Да ты ж уехала и с концами, лет десять мы не виделись, так? Какой уж тут брак! - пристально посмотрев на Тоню, ответил ей Константин и присел к столу, - ну, помянем доброго человека. Пусть земля ей пухом будет!- он залпом выпил рюмку и принялся закусывать.
Люба, о чём-то размышляя, тихо сидела рядом, опустив голову, видимо притомилась за день. Вскоре поминальщицы попросили киселя, что говорило о завершении тризны. Кисель был густой, нарезанный на тарелке ромбиками, все брали эти кусочки ложками, крестились. После общей молитвы, получив из рук Тони полотенца в память о покойной её тёте, покидали скорбное мероприятие женщины, уходя прощались.
- Можить к мене ночевать пойдёшь? Боязно, поди будить одной-та ? -предложила Тоне тётка Муся, - наговорили тута всякого.
- Да что вы! Тётя Вера меня пестовала, нянчила, нечего бояться!
- Да и лягу я не на её постель, а на диван. Вон думку возьму, да покрывалом укроюсь, - и призналась,- хочу ещё семейные фотокарточки поглядеть.
- Ну, тады, ладно.
Молодые женщины засуетились убирая со столов, перемывая в тазике посуду, выплёскивая помои и протирая стаканы.
Люба нет-нет, да и бросит тревожный взгляд в сторону беседующих неспешно Тони и Константина. А они увлеклись воспоминаниями, кажется забыв об окружающих. Только и слышалось:
- А помнишь, а ты помнишь…
Ну, наконец, шкафчики закрыты, всё убрано.
- Пошли домой што ль, а? Кость?
- Ты пожалуй иди, Любаша, я немного посижу, поговорим с человеком, десять лет не видались, скоро приду.
Супруге не понравились такие отговорки, но делать нечего:
- Ну, ну,- только и произнесла Люба.
- Большое спасибо за помощь, я очень благодарна,- привстала со скамьи Тоня, не желая прерывать интересный разговор.
- Не за что, - дверь резко закрылась, чего, кстати, собеседники даже не заметили, так увлечены были воспоминаниями.
- Я тебя вначале ждал, надеялся, думал рано или поздно приедешь. А ты ведь и на мои письма ни разу не ответила. И из армии я писал, - попенял Тоне Константин.
- Да? А я вот ни одного не получала! Думала сначала, что забыл. Потом узнала, мать с тётей замыслили разлучить нас. Решили, что мы с тобой не пара, что нечего мне больше делать в деревне, в общем - сговорились. Мать как-то сказала:
- Возраст у них такой, как бы грех не вышел, глаз да глаз нужен.
Тётя Вера выразилась, как сейчас помню:
- У Антонины планида по жисти другая и тама оне не паруюца с Костькой. Простоватай он дюжа, сельскай паренёк. Найдёть сабе призямлённаю, попроще, Тонькя пущай науки постигаить.
- Прям так и сказала? Ай да, тётка Вера, стратег!
- Меня в село больше не пускали, под любым предлогом, она сама к нам ездить часто стала,- горестно вздохнула Тоня,- я-то рвалась в село, а они запрещали, меня оберегали. А от чего Костя?- Тоня открыто, прямо посмотрела мужчине в глаза,- от любви нашей, так?
- Выходит, что так,- сразу охрипшим голосом ответил он, - ох и бабы!
Тоня поднялась с лавки, прошла, кутаясь в платок, будто враз замёрзла и остановившись у окна, глядя куда-то в темноту, через стекло продолжила:
- Я закончила институт, осталась работать на кафедре. Живу с мамой. В общем ничего, нормально живу, без особых потрясений.
- А я,- признался откровенно Константин, - ждал, что ты объявишься несколько лет после армии, да потом родители уж настояли, женился. Два пацана у нас, погодки. Так-то.
Помолчали.
- Ладно,- первой, вздохнув заговорила Тоня,- чего уж теперь? Всё хорошо в конечном итоге сложилось. У меня любимая работа, у тебя - дети. Рада была повидаться. Ступай домой, я устала, прямо с ног валюсь.
- Я тебя увижу ещё?- взволнованно спросил Костя.
- А надо ли?
- Да сразу так не всё вспомнишь, о чём хотелось бы поговорить, - с надеждой произнёс он.
- Потом, всё потом, может позже. Да в общем-то и не к чему теперь. Иди уж, жена заждалась, - с нетерпением указала ему на дверь Тоня.
Лёжа на диване, она вспоминала их встречи, поцелуи, приятные моменты общения. Но, странно! Вспоминала спокойно, без эмоций. Не трогала встреча эта, не бередила.
- Какой-то он стал мужиковатый! - огорчённо подумала Тоня,- значит всё прошло, перегорело!И не нужно ждать душевных томлений, их уж не будет.
Наконец глаза Тони смежил сон, дрёма навалилась на веки, однако засыпая услышала вдруг, тихие крадущиеся шаги вдоль дома. Кто-то шёл, осторожно ступая и только слышен был хруст кусочков кирпича, да обломков обсыпавшейся с фундамента штукатурки, под ногами идущего.
- Господи! Кто это! - в страхе сжалась под покрывалом Тоня.
Холодный свет луны пробиваясь через прикрытые только короткими шторками - задергушками окна, освещал комнату. Проникая через одно окно, преломлялся у пола и освещал прямоугольником бельевой шкаф. Через другое окно, так же - печку. А вот через третье, ломался лунный свет у пола и ложился ровным прямоугольником на кровать покойной Веры Захаровны. Именно в этом потоке холодного, безжизненного света, льющегося через окно, появилось колышущееся очертание тёмной, размытой, нечёткой фигуры. Будто она улёглась на ложе и замерла, не шевелясь. Страх сковал Тоню. Она в ужасе зажмурила глаза!
- Нечисть! Господи, спаси! Оборони!
Когда, через некоторое мгновенье решилась взглянуть - никого не было. Лунный свет, да давящая тишина! Ни звука!
- Что бы это могло быть? Неужели правду монашка говорила? - с ужасом недоумевала молодая женщина, но ответа не находила, а усталость брала своё и вскоре забылась Тоня тревожным сном, полным нелепых видений и ярких вспышек.
Подхватилась Тоня, вскочив с дивана, от резкого стука в дверь. Накинув халатик выскочила в сени и оказалось, что это тётка Муся привела покупателя на подсвинка, потом подъехали на тракторе за сеном. Ах, да! В деревне встают рано! Ну и закрутилось, завертелось, о ночном приключении забылось. В суете да колготе прошёл день. Вспомнила о своих страхах женщина уже ближе к ночи. Да собственно ночь опять не принесла отдохновения. Ближе к полуночи, когда окончательно затихло село и погрузилось в сон, послышалось шарканье, скрип, поскрёбывание, постукивание. Тоня прижукла на диване, не зная, что уж и предположить.
Привидение? Не верилось! Её явно что-то пугало, какая-то чертовщина!
Неожиданно резко по стеклу провезли чем-то острым и от звука этого волосы на голове несчастной, запуганной женщины, встали дыбом.
- Мамочки!-прошептала она и перекрестилась.
Звук повторился и Тоня, не решившись взглянуть в ту сторону, в ужасе свернулась комочком, её трясло. Страх! Холодный, липкий, враз сделал влажными ладони рук, бисером пота осыпал лоб! Однако, краешком глаза всё же увидела Тоня то, что привело тут же в трепет.
К окну прильнуло, вглядываясь внутрь, мертвенно-бледное, неживое, раскосое лицо то ли с чёрными, а может синими губами. Длинными металлическими когтями оно ещё раз процарапало стекло. От этого звука, который она не переносила с детства, рот наполнился слюной, скулы свело, сердце гулко колотилось!
Вдруг, метнувшись в простенок между окон, это Нечто враз исчезло.
Обессиленная Тоня зарылась головой в подушку.
Утром она размышляя пришла к неутешительному выводу, что сказать о ночных приключениях никому не сможет. Её не поймут! А того хуже забоятся следить за домом и огородом, когда придётся уехать, станут обходить стороной. Посчитают ещё, что место проклятое, дело тут нечисто, ну, как обычно в селе бывает. Этого она не могла допустить. К тому же рано или поздно, а дом надо будет продавать. Буду молчать! Однако, уехать ей захотелось немедля, да нельзя. Кто же кроме неё организует поминки, закажет панихиду, сорокоуст? То-то и оно, что некому.
Целый день Тоня перебирала вещи, откладывая те, что должна раздать людям. Просматривала фотокарточки, подбирая подходящую на будущий памятник. А вечером зашёл Константин. Остановился в дверях в нерешительности:
- Можно я с тобой посижу?-спросил.
Она неопределённо пожала плечами, но указала на стул. Говорили о разном, смеялись, вспоминая, то приключения на реке, то поездку на лошадях в ночное. Пришли к выводу, что здорово было, молодость, любовь - чего тут скажешь? Попили чаю и Константин, взглянув на ручные часы, откланялся. Тоню он немного развеселил, разговор прибавил ей храбрости и до самого сна улыбка не сходила с губ её. Ну а ночью началось невероятное. Странные тени метались за окном, скреблись, постанывали, завывали, пытаясь открыть входную, заложенную на крючок дверь, трясли её. Тоня забеспокоилась:
- А вдруг Оно откроет? И что тогда? Убьёт меня? - от одной этой мысли ноги становились ватными.
Долго шуршали с глухой стороны дома, где-то возле сарая. Слышно было, как громыхает лестница, приставленная к стене, на неё видимо лезли, корячились, громоздились, она ширкала, тёрлась по железу крыши. Однако стихло. Через некоторое время, уже за окном, увиделся отблеск огонька свечи, описал в воздухе дугу замер, нарисовав крест, и снова всё мгновенно стихло.
- Мне бы одну только завтрашнюю ночь продержатся, - тяжело и опустошённо подумала Тоня, - а там поминки и домой! Нет сил больше!- и ещё пришла мысль, - если бы хотело убить, давно бы убило. Выживает меня нечисть! Неуж-то тётя моя так нагрешила? Это жутко!
Утром, обойдя дом, обнаружила Тоня кусок белой тряпки, висящей на ступени лестницы, точнее клок выдранный ржавым гвоздём.
Находка вселила надежду! От души немного отлегло.
- Прости меня, тётя Вера, за сомнения мои!
Это уже что-то, доказательство! Видимо от одеяния, значит это человек, он рядится, чтобы пугать и его можно попробовать изловить!
У Тони родился план действий. Чем сидеть и дрожать в доме, лучше подкараулить Приведение, как она назвала неизвестное существо, и попробовать разобраться с ним.
Ближе к полуночи, покрыв голову тёмным платком, одевшись во всё чёрное, чтобы стать невидимой в ночи, взяв электрический фонарик и вооружившись скалкою, Тоня потихоньку покинула дом. На диване предусмотрительно оставила грудой одеяла, придав им форму спящего человека. Прокравшись во двор, к лестнице, она прикатила берёзовый чурбак и уселась на него возле сарая, скрытая от посторонних глаз поленницею дров. Принялась ждать.
Постепенно ветер усиливался, раскачивая деревья. Вдалеке небо высвечивалось всполохами молнии, слышались раскаты грома, отдалённые пока. - Ну и ночка, ещё гроза приближается! Да-а-а! Детективная история получается! Примерно через час Тоня почувствовала присутствие постороннего и вдавилась спиною в поленницу, крепко сжав в руке скалку. Кто-то осторожно шёл вдоль дома и вывернувшись из-за угла, оказался внезапно освещённым грозовой вспышкой. Это был человек! Невысокий, одетый в белый балахон, по-видимому из простыни. Он шустро принялся взбираться вверх по лестнице, цепляясь за крышу подтянулся до трубы и наклонившись над нею, сделав руки воронкой, принялся завывать на разные лады в её чрево!
- Представляю, как сейчас страшно в доме! Бедная я! - с ужасом подумала Тоня. Но вот человек насладившись ором и предвкушением страха жертвы, стал осторожно спускаться, сползать по старенькой, вихляющейся лестнице, щупая ступеньки ногою. В тот момент, когда оставалось только спрыгнуть на землю, Тоня подкралась и нанесла удар под колени Привидению, держа скалку за одну ручку. Ноги подломились и человек рухнул вниз, скрючившись на земле от неожиданности. Резким движением, воспользовавшись минутной беспомощностью, Тоня крепко схватила ряженого за шиворот и поволокла к дверям дома. В это время крупными каплями по спине застучал дождь, раскаты громыхали прямо над головой и молния, часто сверкая, освещала жуткую сцену предстоящего возмездия. Затащив в кухню, Тоня кинула Привидение на пол и закрыла дверь на крючок, боясь, как бы Оно не очухалось и не вздумало бежать.
А Оно, распластавшись на полу, закрыло руками в перчатках лицо.
Отдышавшись и нависнув буквально над поверженным врагом Тоня, еле сдержалась, чтобы не дать Привидению пинка:
- А ну, открой лицо и вставай! Хочу посмотреть, кому я дорогу перебежала, что меня взялись со свету сживать.
Но ряженый только сильнее втянул голову в плечи, неуклюже заелозив по полу.
- Что ж, тогда придётся соседей позвать, да участкового, пусть разберётся. Это ж уголовное дело! - как бы в раздумье произнесла Тоня.
Человек тяжело вздохнул и нехотя, обречённо поднялся с пола опустив руки.
Тоня отшатнулась! Лицо было не узнаваемо! Кто это? Размазанные полосы засохшей зубной пасты, чёрной туши и синих теней, смешанные со слезами - зрелище жутковатое! Подтащив к рукомойнику, Тоня, держа за «шкирку,» умыла ряженого. Открытие её ошеломило:
- Лю-ба? Ты-ы? Не ве-рится! -Тоня опустилась в изнеможении на стул,- за что же так со мной?
Люба зло, с презрением окинула взглядом Тоню:
- В чужой прудок, чай закинешь неводок? Поостерегися, гляди уловом не надорвися, аль в моём прудке не уходися, захватчица!
Как-то сразу навалилась усталость и безразличие, сказалось нервное напряжение последнего времени и неделя, почти бессонных ночей.
- Сбрендила что ли?- спросила тихо Тоня.
- А ты не замай чужого мужика! Не замай!- хрипло, глядя себе под ноги, пробурчала Люба,- не твоё! И уже подняв голову, уверенная в своей правоте, выкрикнула, - у нас дети
у нас дети, семья!
- Да разве ж я покушаюсь на вашу семью?- Тоня аж подпрыгнула на стуле,- да мне дела нет до вас! Что было, то было, десять лет назад. Не нужен мне твой муж, как ты не поймёшь, не люблю я его, дойдёт ли до тебя? - Тоню всю трясло.                                    
 - Тебе может и не нужён, а он-та весь исказнилси! Не спить, ходить из угла в угол! Курить и курить, тяжко вздыхаить! Будто обдумываить чего, решение будто боится принять! С детьми не возица, безразличнай стал и ко мне. Ночью шепчет:
 - Тоня!Тоня! Каково мене-та? Уезжай ты, Христа ради! Дай нам спокойно жить!- выпалила, сжав пальцы рук, Люба.
 - Во дела! А я и не знала, общалась по-дружески, - покачала головой, приходя в себя Тоня,- уеду, угомонись! Завтра, а может уже и сегодня, поминки проведу и уеду.
 Помолчали, думая каждая о своём, пытаясь осознать услышанное, но чувствовалось что у обеих отлегло от души.
 - Прости мене, Тоня, глупую, не серчай, прости, - Люба неожиданно кинулась целовать и обнимать соперницу, - я хотела напугать, штоба ты бежала без оглядки! Больше ничаво! Честно слово!
Потом долго говорили, говорили обо всём. Дождь меж тем закончился. Занимался рассвет нового дня.
 - Пора тесто заводить, блины печь,- устало вздохнула Тоня.
 - А я помогу, вместе быстро справимси, а в храм попросим дойтить тётку Мусю.
Тоня согласилась.
 Ближе к вечеру пришли человек пять старушек. Сидели, поминали Веру Захаровну.
Люба разливала лапшу, когда тётка Муся спросила Тоню:
 - Ну как ты тута спала-ночавала? Призраки не наведывалися, не пужали? 
  Рука Любы с ковшом на миг замерла над миской.
 - Как же, было одно Привидение, куда же без него!
Рука с ковшом мелко затряслась.
Старушки напряглись, стали креститься.
 - Да я с ним поговорила, по - свойски,- продолжила Тоня, - пристыдила, оно и убежало!
Лапша из ковшика вылилась в мису. Старушки, поняв шутку Тони, захихикали, прикрывая рты платочками.
Этой ночью, впервые, кажется за много дней, спала Тоня безмятежно и спокойно. Утром, побывав на кладбище, постояв у могилы тёти Веры и мысленно поговорив с нею, подхватила сумки и заперев дом отправилась на автобусе в город. Домой. Восвояси.Елена Чистякова-Шматко