Александра Воронова (Клестова)

На дороге между домом и сараем лежала она. В одном валенке, с замершей каплей на реснице, с куском сена, зажатым в руке. Пахло морозом, мокрой соломой и бедой. Утром её нашёл сосед — бывший бригадир, зашёл глянуть, что скот так орёт. Никто не откликался на крик, дверь распахнута, на плите недоваренный суп. А в сарае — недоенная корова, бешено мечущаяся по стойлу. И почему именно в тот день мороз ударил сильнее всего? Как будто сама смерть ждала момента, чтобы укусить посильнее. Говорят, деревни умирают не сразу. Сначала уходит последний ребёнок. Потом — последний тракторист. Потом выключается свет. И вот однажды ты заходишь в деревню, а слышишь только ветер. Ни одного крика, ни одного лая, ни одного выдоха. Только скрип покосившегося крыльца. Бабка, как потом выяснилось, звали её Мария, держалась до последнего. Ей было 84, деду — 86. Он уже почти не ходил, только на веранду выходил посидеть, а она — как заведённая: корова, куры, гуси. Иногда даже козу в лес водила — одна, в валенках,