Предыдущая публикация
Два часа ночи.
Поступает бабушка. Пароксизм фибрилляции предсердий. Выясняется, что она врач-рентгенолог. Думаю: «О Господи, только не это».
Беседуем, смотрю, слушаю. Отвожу на рентген; на рентгенограмме описывают правостороннюю нижнедолевую пневмонию, мы должны сделать КТ, и, если всё подтвердится, переводить через Эпидбюро.
Бабушка берет свой снимок, придирчиво оглядывает и говорит:
— Ерундень. Нет никакой пневмонии. Просто снято паршиво.
Думаю: «Господи! Ну за что?»
И дальше в течение часа, пока мы ждём КТ, она ест мой мозг чайной ложечкой, поясняя, что снимок «мягкий», что его не «додержали», что, по большому счёту, это не подлежит интерпретации, и , откровенно говоря, её терзают смутные сомнения по поводу квалификации наших рентгенологов.
Изрядно побитая, доползаю до КТ за заключением. Пневмонии нет в помине. Возвращаюсь.
— Людмила Григорьевна, — говорю, — снимаю шляпу. Вы были правы, всё так и есть, Вы безмерно круты, пневмонии нет, победа сил добра над силами разума, сейчас поедем в отделение лечиться.
Бабушка, гордо откидывая прядь со лба:
— А я Вам сразу сказала, что так и будет.
Распечатывала титульный лист истории болезни, случайно бросила на него взгляд. 97 лет Людмиле Григорьевне.
Утром заглядываю в палату, спрашиваю, как дела.
— Не хочу Вас пугать, но, кажется, я ещё жива.
Господи, позволь мне быть такой же в этом возрасте!
Лина Певзнер
Следующая публикация
Нет комментариев