Предыдущая публикация
(история из жизни)
Мы ее ненавидели. Кто из зависти, что у Гали богатые родители, которые давали доченьке денег, не считая. И Галя имела наглость приезжать и уезжать в институт на такси. А со второго курса на собственной одной из первых в городе иномарок.
Мы ее ненавидели.
За задранный вверх нос. И манеру смотреть сверху вниз. Рост метр семьдесят три и высоченные каблуки этому отчасти способствовали.
Мы ее ненавидели.
За дерзкую усмешку, идеальный английский язык, за то, что ей звонили на мобильник (а ни у кого из студентов еще не было мобильного телефона) знакомые американцы, которым она бегло, с широченной белозубой улыбкой – громко отвечала. Как же, как же – шипели мы. С нашими цементными пломбами, а у некоторых даже и с металлическими, пардон, из нержавейки – коронками. Стеснительно прикрывали щербатые или кое-как пролеченные рты ладошками – все пальцы в заусенцах. У Гали то… маникюр… Как же, как же. Языковая школа, репетиторы, поездки за границу.
Это для Гали и ее семьи рухнул железный занавес. Чтобы она могла летать в Париж да Лондон и крутить романы с иностранцами.
Мы варили супчики из одной сосиски и лапши на всю семью. Сжирали по буханке хлеба на двоих, чтобы голод приглушить. А Галя сидела на диетах и читала американскую фантастику в оригинале.
Гадина.
А кто же еще?
Я бы не назвала наше дружное чувство классовой враждой.
Скорее именно ненависть и зависть, умноженные на отчаяние. От того, что в наших то жизнях ничему роскошному не бывать.
Нет в существовании и выживании места богатству. Не будет ни такой машинки, ни новой – родители подарили, трехкомнатной квартиры в центре, ни всегда идеального маникюра с педикюром (весной она первой переобувалась, щеголяла ярким красным лаком).
Ходили слухи, что Галя сделала лазерную эпиляцию.
Где? Везде!
Во всяком случае, ножки у нее были, как у куклы: гладкими, гладкими...
Ненавидели.
Психовали.
И… заискивали. Чего уж тут. Было.
То одна, то другая девочка из толпы нищих или просто бедных студенток, пыталась пристроиться к Гале. Вроде как королевам положена свита.
У конторских пацанов, например, всегда были шестерки рядом.
Но… Галя не собиралась никем править.
Попытки сближения игнорировала.
Ходила, вернее шествовала одна. Чуть в стороне. Самоуверенная гордячка.
Мальчики даже не пытались ухаживать. Нервно вздрагивали, когда она цок-цок-цок приближалась подиумной походкой от бедра - слишком близко. Так, что можно было унюхать запах, который облаком кружился вокруг, легким шлейфом окружал фигурку.
Девочки ехидно цедили через губу. Мол, сегодня опять Пуазоном облилась. Так мы называли DIOR POISON.
У Гали были отличные ножки. Длина клетчатой или красной юбки ладонь выше колена. И неизменная черная водолазка под горло.
Мы привыкли к такому образу.
Ремень в тон на талии.
Волосы убраны в хвост. И честно называли вид Гадины вульгарным. Хотя сами могли вырез до пупка на блузке соорудить. Или обрезать платье по самое не могу – трусики наружу. Но это же мы. Бедные, честные девчонки.
А Галя дело другое. Ей не прощали вполне себе приемлемое мини.
Гадина!
Гадина!
Гадина!
Однажды она простыла. Подкашливала. Была бледнее обычного. Потом не пришла неделю, вторую. Кто-то сказал, что лежит в терапии. Чуть ли не с пневмонией. Долго думали, навещать или нет. Она же с нами не. И ни…
Все же как-то решились. Может и от некоторого злорадства. Мол, все при ней, а она чахнет. Не иначе как от общей подлости ее ядовитой натуры. Вот!
Как раз под Новый год дело было. Собрали, что смогли. Пару книжек, одну из них на английском, отняли у кого-то. Носки вязаные. Ведь зимой в палатах бывает холодно, - пригодятся. Три пришибленных мандарина. И вместо цветов - веточка елки.
Пришли. Назвали фамилию.
Двух из пяти, а мы приперлись кучей, пропустили наверх в отделение. Остальным велели подождать, пока первые сходят и вернутся.
Гадины на месте не оказалось. Куда-то отошла.
Мы – две обезьянки, стояли и глазели, впервые в одноместной палате побывали. В платной. Они только-только появились в больничках.
Резко раскрылась дверь.
Вошла суровая тетка. Ростом даже повыше Гали. Показательно широкая в плечах. Явная бой-баба или Родина мать.
Это, смотря как – с одной стороны баррикады ты с ней оказался или по разные.
Врага она будет крушить или ты под мощную длань подвернешься.
Взгляд суровый. На голове химия, уже поредевшая шевелюра. И фамильная манера смотреть прищурившись.
Мазер. Решили мы. И синхронно поздоровались.
Тетка улыбнулась. Похвалила наши немудреные гостинцы. Сказала, что Гале все передаст. Увидеть ее мы не сможем. Она в барокамере. Еще два часа не вернется в палату. Ну, тогда мы покивали. Попросили передать приветы и пошли себе вниз.
А на выходе из отделения нас поймала санитарка.
Мол, как хорошо, что вы подружку навещаете. Такая девка хорошая, храбрая, особенная. И сидит одна целыми днями, как сыч. Вы чаще приходите.
Я зацепилась за слово храбрая.
- Почему? С какой стати?
Санитарка руками как мельница замахала.
- Неужели не знаем? Девка-то почему носит водолазки под горло с длинным рукавом? У нее же спины, плечиков и нет клочка кожи целого. От затылка до задницы жуть кошмарная. Ведь смотреть на эти рубцы слезы горькие. Собой заплатила. А дитенков вытащила! Как раз старшеклассница была. Лет пять назад. Летом шла и увидела огонь. А пацанчик кричит. Галя ваша, вот зверюга же, нашла чем высадить стекло. Влезла в дом. Мальчика сразу взяла. Передала тем, кто стоял и смотрел. Очевидцы собирались понемногу. Тут пацан и завопил, что еще сестренка в доме. Ну, Галя и стала ее искать. В дальней комнате под кроватью. А вылезти в окно уже не смогли. Отрезало огнем.
Она прижала ребенка к груди. Накинула какой-то плед или одеяло себе вперед, на малышку в несколько слоев. И спиной вперед ломанулась через все двери. Почему волосы у нее почти не сгорели – загадка. Затылок только чуть-чуть. А спина и плечи до костей. Почти год в ожоговом валандалась. А на ребенке ни царапинки, ни пятнышка.
Двух спасла. А вы спрашиваете, почему храбрая.
Откуда санитарка это все знает? Да она соседка погорельцев. Про Галю же статья была в газете. Неужели не помним.
Лето. Каникулы. Лет пять назад. Не про такие случаи мы читали, видимо. А может, и не читали перестроечную прессу вовсе. Почему не случилось ни у кого из группы с ней общих одноклассников или друзей? И так бывает… Не знали!
Сказать, что вышли из отделения пришибленные?
Нет. Хуже. Как через мясорубку пропущенные.
Я изгрызла себе губы.
За каждое мерзкое слово, сказанное и подуманное про Галю, хотелось надавать оплеух. Себе самой. Всем нам.
Перенервничали мы голубушки, выслушавшие историю - обе. Выложили нашим, тем трем, что ждали. Всех накрыло. Это был даже не стыд. Кипяток.
Жгло. Трясло.
Помню, стояли в коридоре, в обнимку пятеркой и ревели.
Обещали друг другу, что приставать к Гале не будем. Чтобы не было еще противнее. Что не станем ей навязываться.
Но…
Гадиной? Никогда.
Гадины это мы.
Все.
Не навещали ее. Не смогли.
Через месяц Галю выписали. Она явилась совершенно прежней. Только помаду с бежевой сменила на ярко красную.
Группа ждала ее тихо.
На парту в первый день занятий положили открытку.
С выздоровлением тебя!
И всеми подписями нашими.
Галя удивилась. Покрутила в руках прямоугольник картона. Повернулась к нам. А мы честно – двадцать пар глаз смотрим, не моргая.
- Это мне?
- Да.
- Спасибо.
Очень «содержательный» диалог получился. Но другого, видимо, не заслужили. Так и жили параллельными судьбами. Изредка кивая друг другу в коридорах.
Через год Галя уехала по обмену. В Штаты.
Мы больше ее никогда не видели. Вроде вышла замуж за бизнесмена, человека ее круга. И живут на две страны сразу. То у нас, то там. Дела, дела.
Галя, спасибо, что ты есть.
Будь счастлива...
#опусыирассказы
✍Наталя Шумак и Татьяна Чернецкая.
Следующая публикация
Нет комментариев