Сюжет для этого рассказа, как и для многих других, подарила мне Варвара Митрофановна, жительница села Лески. И вот что она в очередной раз поведала:
-Дело было в 1960 году, осенью. Вышла я из декрета и пошла на колхозную работу, на уборку свеклы. После родов была слабая. Свекровь посоветовала обратиться к бригадиру, чтобы выделил участок, и я могла работать отдельно от звена, чтобы свои - домочадцы могли мне помогать. Особенно, когда надо будет на машину свеклу в поле бармаками погрузить, на свеклопункте - разгрузить. Тогда всё делали вручную. Вот я и пошла в контору просить. Подхожу и слышу, внутри кто-то кричит:
- Караул! Спасите! Помогите…!
Интересно, кого с утра в конторе душат? А может это кому-то с похмелья плохо? Разве сообразишь? Господи, что случилось! Открываю дверь, а там собрались мужики на наряд, в центре сидит один, схватившись за голову. Оказалось, что это своё вчерашнее приключение представляет в ролях шофер Иван из Виноградовки.….
Хуторок Виноградовка был мал, но красив в любую погоду, даже в стылую дождливую осень. Хаты его единственной улицы были разбросаны десятками штук по краям широченного лога. Та часть, где прямо за домами стоял по склону уютный дубовый лесок, именовалась «Дубровкой», напротив - «Лисички»… и так лоскутами до самой Ивановки, включая клуб, магазин, школу, мельницу, ферму….
На плоской, как стол низине лога располагались огороды, сады, выпасы для скота, часть колхозных построек и даже стандартное по площади футбольное поле, только вместо перекладин на воротах висела натянутая проволока.
В середине лога был небольшой, промытый водой ярок – водомоина. Весенние полые воды часто его заполняли, причем на долгие недели. Половина хутора оказывалась отрезанной от советской власти. Тогда колхоз построил через водомоину настоящий мост. Через него могли передвигаться не только люди, но и гужевые повозки. Мост получился выпуклым, «горбатым», заметным издалека. В округе других мостов не было, и мы, сторожевские малыши специально ходили на него полюбоваться и по нему прогуляться.
Вообще-то, через эту водомоину, в пяти километрах севернее, когда-то был построен еще один солидный мост. Через него шла прямая дорога из Правороти на Прохоровку. Она была вдвое короче современной и подходила к тому месту, где теперь расположилась районная больница. По-видимому, в войну этот мост был взорван или стал жертвой бомбардировки. В таком разрушенном виде он мне запомнился. После войны его не восстанавливали, а остатки постепенно растащили.
Кстати, виноградовский мост тоже потом растащили на дрова.
А красоту Виноградовке придавало, наверное, ещё и то обстоятельство, что любоваться ею можно было сверху, с той возвышенности, где жили мы - сторожевские.
Входил хутор в состав большого колхоза, носившего имя товарища Дзержинского. Продолжительное время председателем колхоза была женщина. Непьющий председатель тогда был редкостью, а им повезло. Электричество в Виноградовку пришло на два года раньше, чем к нам в Сторожевое. Даже знаменитый финал чемпионата мира по футболу 1966 года мы ходили смотреть в хату Зениных, что была под «Дубровкой». А ведь мы входили в главный совхоз, центральная усадьба которого была в самом райцентре.
Председательша всей душой переживала за дело, а мужики за неё. С зерновыми культурами обычно справлялись. Техники хватало. Сеяли вовремя и убирали без особых хлопот. Труднее давалась сахарная свёкла. Это теперь вывели одноростковые семена, да сеялки изобрели такие, что выкладывают их поштучно в землю на положенном расстоянии да с гербицидом. А тогда с момента появления всходов всё женское население выходило в поле. На каждую свекловичницу приходилось по нескольку гектаров прорывки. Тяпка с короткой ручкой нужна была только для рыхления почвы, а сама прорывка совершалась голыми руками, вернее, растрескавшимися от едкой зелени пальцами.
Лишние растения аккуратно выдергивались, самый сильный побег надо было отделить от пучка многоросткового семени и оставить. Работа ювелирная. Чуть не так: и последний оставленный росток мог выдернуться вместе с удаляемыми, что часто и случалось к досаде труженицы. Каждый лишний пропуск в рядке влиял на урожайность, на результат социалистических соревнований, к которым колхозницы относились очень ревностно. Каждое звено хотело быть лучшим.
Я неоднократно наблюдал, как, закончив прорывать рядок, женщина, отбросив тяпку, падала со стоном на землю боком, и в таком положении постепенно, кряхтя, расправляла согнутую затекшую спину. Разогнувшись, вставала, вздыхала, произносила сокровенное: «Гон длинный, а суп редкий», - крестилась на Восток и становилась на очередной ряд.
В обеденный перерыв она прибегала домой, встречала из стада корову, загоняла, привязывала. Корова с раздутым выменем рёвом требовала немедленной дойки. Но вначале надо было постирать и подкрахмалить запылившийся обязательный белый платок, чтобы к концу перерыва он успел предстать сухим перед каталкой и рубелем.
Эта считавшаяся добровольной каторга тянулась из года в год всю трудовую бабью жизнь. Причем, люди из колхозов разбегались, а площади посевов не сокращались. «Упряг» для женщины все время рос и рос, так же, как и росли участки не убранной до зимы свеклы, которую морозы превращали потом в кисель.
Самое удивительное, что, не смотря на все невзгоды, чувствовали себя свекловичницы людьми счастливыми, причем, даже более счастливыми, чем многие теперь. А, уж, как они могли спеть и сплясать в день «серебряных бармаков»…. Когда, после окончания всех работ, отполированные о землю бармаки отмывали от грязи, то они действительно отсвечивали черненым серебром.
Виноградовский шофер Иван вряд ли слышал о том, что настоящий мужчина должен посадить дерево, построить дом и воспитать сына. Но дом он построил, деревьев вокруг насадил, а с сыном….
Дело даже не в мудрости этой, просто в деревне мужику одному без помощника жить тяжко. Вон у соседа Витька, хоть и мал еще, а уже может коня в поле подержать за узду, пока отец мешки грузит, или вторую ручку поперечной пилы взять, чтобы не болталась, когда дрова пилит.
Посадить дерево и построить дом каждый может, было бы желание, а вот родить сына – дано не всем. Здесь мало желания, мало способностей, мало трудолюбия. Нужна удача, божий промысел. Не будет удачи – хоть в доску разбейся, а сына не получишь. И так было веками. Это теперь, говорят, медицина за большие деньги может организовать хоть тройню сыновей сразу.
А тогда у Ивана первые две попытки оказались… дочками. Третья попытка подходила к своей развязке. Заканчивался девятый месяц беременности его жены. Надежда теплилась….
А в колхозе, в ту осень, как на грех, все шло наперекосяк. Весь сентябрь шли дожди. В октябре немного подсушило, но свёкла шла тяжелая. Дергалась она хорошо, но с большими налипшими комками грязи. Земля не стряхивалась, сколько корни не трепли, не бей оземь.
Да и у Ивана тот день не задался с утра. Сначала жена не хотела отпускать на работу – рожаю, мол. Потом лаборантка на Беленихинском свеклопункте отказалась принимать груз.
-Сам, - говорит, - смотри, какая вся свёкла черная!
-А как ей не быть черной, если руки у бабы в грязи по локоть? Что можно сделать?
Спор не помог. Вернула груз на доочистку. Привез его назад в поле. Звеньевая подняла крик, прибежал бригадир. Он велел снова везти на свеклопункт, но захватить туда и звонкоголосую звеньевую. То свекловичное поле было над меловой горой под Плоским, напротив Ивановки. Дорога была ровная, накатанная. Когда начался спуск, и машина набрала приличную скорость, Иван почувствовал, как педаль тормоза вдруг провалилась. Он её качнул, потом ещё…. Тормозов не было.
-Таня, держись! - крикнул он звеньевой уже на бешеной скорости, - можем взлететь. Тормоз отказал!
-Не горюй, Ваня, - отвечала попутчица, - у мены трудодней много, нам председатель такие поминки закатит!
Шутка придала бодрости, Иван еще крепче вцепился в баранку. В самом низу на ухабе груженую машину слегка подбросило, в воздухе перекосило, но не опрокинуло. Упали сначала на левые колёса, после отскока на правые, проехали и стали.
Водитель вышел, осмотрел машину. Трансмиссия, вроде, не пострадала…. Тогда подобрали вылетевшие из кузова корнеплоды и на малой скорости тронулись. Неспеша, доехали до свеклопункта. Там звеньевая подняла такой шум, что приёмщики махнули рукой.
Иван подогнал задом к кагату свой бортовой ЗИЛ (кагат - это подобие египетской пирамиды построенной из корней свёклы только вытянутой вдоль полотна железной дороги), и все пять тонн они бармаками аккуратно, строго по линии уложили в конец кагата.
В колхозных мастерских сказали, что ремонт машине нужен серьёзный, сегодня сделать не получится, да и день уже кончается.
Зашли в контору, доложились. Таня пошла пешком в Лески, Иван к жене в Виноградовку….
Дальнейшие приключения сам герой описывал так:
-Когда я подходил к дому, влил дождь. Надо было бы обсушиться, переодеться, поужинать, а жена Наталья с порога:
- Ох, Ваня, ни как тебя дождаться не могу. Наверно рожать буду. Одевай меня, поехали скорее в больницу!
- Как поехали скорее? Что за паника, - отвечаю, - я машину на ремонт поставил! Завтра отремонтируют и отвезу.
А Наташа кричит:
- Тогда беги на конюшню, запряги лошадь, ведь родить - нельзя погодить!
Дождь ещё сильнее полил. Надел на фуфайку бурку с башлыком и бегом через лог на конюшню. Конюх помог запрячь лошадь, бросил на повозку соломы.
-Ну, с Богом, Иван Иванович, кати за сынком!
Наташа уже оделась сама. По соломе расстелил рядно, усадил жену поудобнее, клеёнкой прикрыл, сам быстро сел, схватил вожжи.
-Но, поехали!
Стемнело, дождь льёт. А корова то, думаю, осталась недоенная, скотина, птица не кормленная…. Ещё до Беленихино километра два, а Наташа кричит:
-Ваня, стой, рожаю!
-Ну, ты совсем одурела – отвечаю, - среди поля рожать. Больница скоро! Не смей….!
И чувствую, Наташка моя на ходу ногами в ручицы упёрлась (ручицы - опорные стойки по углам кузова телеги), напряглась, «крякнула» и тут же закричал малыш. Вот тебе и не смей…! Остановился, спрыгнул, обошел телегу. Что делать дальше с ребёнком, не знаю... Тут она кричит:
- Пуповину грызи!
Легко сказать. А как это от живого человека мясо откусывать? Еле-еле страх переборол.
-Перегрыз, - говорю.
-Теперь завязывай!
А где в темноте концы? Какой из них завязывать? Чем? И как? Руки трясутся. Вот тут я и закричал во всю глотку:
- Караул! Помогите! Спасите…!
А кому кричать? Темнота кругом, да дождь шумит. Народ весь по хатам…. Ну, как мог, пуповину нащупал, завязал узелок. Расстегнул плащ, задрал фуфайку, сунул ребёнка к себе под рубаху. Поехали дальше. Дождь не прекращается. Время от времени щупаю за пазухой:
-Малой, ты там живой, дышишь?
Так с Божьей помощью и доехали до больницы.
Там у крыльца лампочка горела. Постучал. Вышла сестра.
-Вот, - говорю, - роженицу вам привез, только Наташа моя уже родила.
- А ребёнок где?
-Тут я поднимаю фуфайку и из-под рубахи достаю ребёнка. Она его берет, поворачивает к свету.
-Счастливый ты отец, - говорит, - у тебя сын родился!
-Ну, и дурак я контуженный, - думаю, - за всю дорогу не сообразил пощупать. Мог же сразу понять, что сыночка держу…. Сколько я его ждал, как ждал, а тут растерялся.
Вот, ребята, какого страху я вчера натерпелся, - закончил рассказ Иван, - до сих пор руки трясутся, как с похмелья. Всю войну под пулями проходил, а ничего подобного не испытал…, зато какое счастье! Сын у меня родился! Сын!
-Знаете, - подводя итог, сказала Варвара, - может, я что-то и переврала. Но спросить уже некого. Из тех, кто слушал рассказ покойного Ивана Ивановича тогда в конторе, в живых нет уже никого.
А отдельный участок мне бригадир выделил.
Н. Божков. 2015 год.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 26
Мне тоже досталось узнать,что такое уход за свеклой.Родители брали на прополку,вернее сама напросилась.Рядки тянулись до горизонта.
Спасибо за замечательный рассказ и за навеяные воспоминания.
Вспомнилось начало каникул школьных,у нас всегда была отработка в колхозе.
Свекловичным рядкам небыло конца и края.
Зато потом - счастье что прошли и бригадирша была довольна.
Вот только не помню сколько мы дней работали,но работа была в радость.
А первого сентября на линейке нам вручали грамоты за труд.