Несмотря на кровавую и неудачную Первую мировую войну, царивший в стране голод и введение императором Николаем II скупки хлеба у крестьян, столичная элита в лице князей, купцов и дворян продолжала веселиться и кутить в ресторанах вплоть до революции 1917 года.
Часто это проходило под видом благотворительным балов для раненых и фронтовиков, но сути веселья это не меняло.
Об этом написала в январе 1917 года придворная фрейлина Романовых Вырубова: "Трудно и противно говорить о петроградском обществе, которое, невзирая на войну, веселилось и кутило целыми днями. Рестораны и театры процветали. По рассказу одной французской портнихи, ни в один сезон не заказывалось столько костюмов, как зимой 1915–1917 годов, и не покупалось такое количество алмазов и золота. Смерти как будто просто не существовало"....
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 22
У человека два круга потребностей. Ежедневные, простые - есть, пить, размножаться... И дальний круг, если нация ещё не опущена до уровня животных. Кто-то называл этот круг идеологией и обзывал всякими -измами. Я бы назвал это мечтой, осмысленной перспективой. Если нет идеи, то и требований к народу и конкретному человеку тоже нет. Значит нет развития, нет цели, нет прогресса. Постепенно исчезает всё. Даже юмор. Предмета для него нет. Над жеванием никто не смеётся. Значит будем смеяться над пердежом, как американцы. Нация умирает. ЕГЭ побеждает. Всё, что есть у нации забирается без боя. Забирают больные деньгами люди. Ослы с морковкой. Ну и их силовая гвардия - те же азиаты. У них со времён Чингиза три ценности - есть мясо, ездить на мясе и вводить мясо в мясо. Точка.
А от бессилия выть хочеться.
Но нас не мало единомышленников..
И среди нас не мало умных порядочных людей.Знающих и понимающих как грамотно, не нарушая законы организоваться.
Чтобы формировать и направлять вопросы власти
Влияющие на данный момент а иногда и на перспективу население.
Я вернувшись с войны ничего не пойму,
Кто-то слышит в России ещё про войну?
Сплошь концерты, эстрада - фанфары гудят,
Под Донецком бои, будто громом набат.
Стойки барные - водка, коктейли, вино
И понять никому здесь совсем не дано
Что не так далеко рвёт эр-эс небеса,
Коль вернёшься живой значит верь в чудеса.
"Ламборджини" летает проспектом в ночи,
А у нас над окопами снова "грачи"
И "артой" развороченный напрочь блиндаж,
И дороже "джинсЫ" стал давно камуфляж.
Вечер томный, над речкою виден салют,
Веселится "элита", ведь здесь не убьют.
Что тут может случится, пожар, камнепад?
Здесь никто не слыхал как работает "ГРАД".
Здесь не знает никто как грохочет "КАМАЗ",
Как трепещет на танке полотнище Спас,
Как снарядами пашут "зелёнку" в полях
И как страшно за друга а не за себя.
Здесь не знает никто как двухсотых возить,
Как парней молодых поминать, хоронить,
Как...ЕщёКТО-ТО СЛЫШИТ ЕЩЁ ПРО ВОЙНУ?
Я вернувшись с войны ничего не пойму,
Кто-то слышит в России ещё про войну?
Сплошь концерты, эстрада - фанфары гудят,
Под Донецком бои, будто громом набат.
Стойки барные - водка, коктейли, вино
И понять никому здесь совсем не дано
Что не так далеко рвёт эр-эс небеса,
Коль вернёшься живой значит верь в чудеса.
"Ламборджини" летает проспектом в ночи,
А у нас над окопами снова "грачи"
И "артой" развороченный напрочь блиндаж,
И дороже "джинсЫ" стал давно камуфляж.
Вечер томный, над речкою виден салют,
Веселится "элита", ведь здесь не убьют.
Что тут может случится, пожар, камнепад?
Здесь никто не слыхал как работает "ГРАД".
Здесь не знает никто как грохочет "КАМАЗ",
Как трепещет на танке полотнище Спас,
Как снарядами пашут "зелёнку" в полях
И как страшно за друга а не за себя.
Здесь не знает никто как двухсотых возить,
Как парней молодых поминать, хоронить,
Как глядеть мне в глаза матерям и отцам
Зная, смерть не имеет живого лица...
Я вернувшись с войны ничего не пойму,
Кто-то слышит в России ещё про войну?
Автор стиха
Олег Кашицин
Идеь война а страна разделена на два лагеряУ меня в ленте найдете его обращение к власти.
Из книги Войтоловского Льва Наумовича "Всходил кровавый Марс по следам войны"
....Вам придется съездить во Львов. В главное санитарное управление. Возможно, что там получена лимфа... Вам сегодня изготовят срочное предписание.
Львов
Спускаюсь в кавярню (кофейню). Оркестр визгливо наяривает «На сопках Манчжурии». За столиками — дельцы с жуликоватыми лицами, одновременно похожие и на актеров, и на шпионов, и на биржевых аферистов. Рядом со мной густо подмалеванная дама лет тридцати пяти, полная, румяная, с золотыми зубами, ведет разговор глазами с двумя бритыми господами с соседнего столика. В углу — группа длинноволосых мужчин в бекешах, с санитарной повязкой на рукаве. По-видимому — журналисты. У одного лицо знакомое: один из тех, что печатают свои фотографии на открытках, а боевые корреспонденции «с полей сражений» — на страницах «Русского слова». Между ними — офицер с забинтованной головой. Утопают в облаках табачного дым...ЕщёА в непосредственной близости от фронта в г.Львов
Из книги Войтоловского Льва Наумовича "Всходил кровавый Марс по следам войны"
....Вам придется съездить во Львов. В главное санитарное управление. Возможно, что там получена лимфа... Вам сегодня изготовят срочное предписание.
Львов
Спускаюсь в кавярню (кофейню). Оркестр визгливо наяривает «На сопках Манчжурии». За столиками — дельцы с жуликоватыми лицами, одновременно похожие и на актеров, и на шпионов, и на биржевых аферистов. Рядом со мной густо подмалеванная дама лет тридцати пяти, полная, румяная, с золотыми зубами, ведет разговор глазами с двумя бритыми господами с соседнего столика. В углу — группа длинноволосых мужчин в бекешах, с санитарной повязкой на рукаве. По-видимому — журналисты. У одного лицо знакомое: один из тех, что печатают свои фотографии на открытках, а боевые корреспонденции «с полей сражений» — на страницах «Русского слова». Между ними — офицер с забинтованной головой. Утопают в облаках табачного дыма и среди опорожненных бутылок и забинтованных офицеров набираются приподнятых чувств для своих патриотических корреспонденции.
Большинство посетителей кавярни — проститутки и тыловая военщина, поддерживающие между собой довольно тесное общение, если судить по репликам, перелетающим от столика к столику, и по приторному запаху йодоформа в кавярне. Очевидно, «безопасные и верные средства» оказываются недействительными по отношению к местному офицерству. Львовские венерические госпитали переполнены есаулами и корнетами, что, конечно, не мешает последним разыгрывать роль самоотверженных героев, пострадавших на поле брани. Об одном из таких львовских подвижников рассказывают, что, лежа в палате для сифилитиков, он получал очень трогательные письма от своей наивной жены, которые все заканчивались восторженной припиской: «Целую твои священные раны».
— Я не знаю, кем и когда построен Львов, — говорил мне тихий прапорщик Болеславский, — но он, наверное, построен на развалинах Содома и Гоморры.
Так чувствует каждый окопный обитатель. Он готов ринуться за первым призраком счастья, хотя бы счастье это называлось крашеной Зосей или Минкой. Главное, чтобы счастье было податливо и доступно. Долгая осадная война приелась офицеру в окопах. Ему нужны быстрые стратегические движения. Миг — и готово! И дым коромыслом — в ресторане. И в номере — Содом и Гоморра...
А Львов переполнен, Львов живет, наживается и торгует на всех бульварах и перекрестках этим податливым счастьем.
Далее из разговора с местной женщиной
— Разве это жизнь? Во что превратился Львов? Пьянство, мерзость, разгул... Боишься прикоснуться к трамвайной ручке, на скамью опуститься, чтобы не заразиться бог знает какой пакостью. Фи! А дети? По улицам шляются четырнадцатилетние проститутки...
— Это от голода?
— Какой там от голода... От войны! Война к легкому хлебу приучает и к легким мыслям о жизни. Сегодня жив, а завтра — неизвестно, что будет. Так буду ж я жить, как вздумается!.. С проституцией еще полбеды: дело личное. А сколько воровства развелось, сколько отчаянных грабежей! В Каменке у меня разграбили дом, до нитки все унесли. Только голые стены...