Это история о мужчине из реальной жизни. Но адресована женщинам. Задумайтесь! Жизнь не всегда такая, как кажется. И об этом мой новый рассказ.
Макароны, тапочки и свеча…
Третий день не кончался вечер. Сколько Витька не старался поймать начало утра, все равно оно приходилось на сумерки, на окно без шторы и пустой флакон из-под водки. В голове как-то прояснялось и появлялась мысль, что жизнь все же существует. Правда, как ее продолжать понимания не было.
За окном скулил дождь. Привычно и беззлобно. Он был свой. Но все равно раздражал. Особенно, когда налетал ветер. Он начинал задувать в приоткрытую форточку и трепал оторвавшийся кусок обоев за старым шкафом. «Надо бы приклеить!» Раздражение усиливалось. Оно мешало сосредоточится и разобраться в случившемся.
Уже в который раз он пытался понять, почему так произошло. С чего начались глубинные проблемы их отношений с Сонькой. «Итак, начинал он. Макароны, тапочки, свеча…» И так было каждый раз, когда он пытался осмыслить и возможно что-то изменить в своей теперешней жизни. Другие мысли в голове не удерживались.
Выходит, любил ее. Мысль была новой, неожиданной. Об этом никогда не задумывался. Жили вместе. Много лет. Обычно, буднично, терпимо. В меру ссорились. Всё как у всех. Присутствие жены в доме было привычным как береза за окном, как ежедневное утро. А теперь получается – любил? А иначе откуда эта неутихающая боль? Это неуёмное желание удариться головой о стену? Ну ушла и ушла! Большое дело! Он ведь не раз прокручивал это в голове. Разве баб в городке мало? Или сам уже ни на что не гож? Ничего ведь не изменилось. Просто состарилась декорация. (Красивое слово.) Заменить и плюнуть. Березу за окном можно занавесить-спилить. А вот утро должно приходить само. Но не приходит. Уже который день.
Рука тянется за бутылкой на столе. Пуста. Нет, на дне ровно двадцать четыре капли резерва. Опознал поштучно. Обожгли нёбо, полоснули по горлу. До сердца не достали. А жаль…
Макароны… Надо бы закусить. Заесть эту нестерпимую горечь. Макароны ее рук дело. Последнее. Чтоб с голоду не помер. Жена готовить никогда не умела. Длинные спагетти слиплись толпой в объятьях и расставаться не собирались. Дружбаны. Нержавейка гнулась – проще ножом. Кусок липкого теста никак не находил места во рту. Такая гадость!..
Хватит. Сколько можно об одном и том же? Ну ушла и ушла. И хрен с ней! Витька встал. Прошел до окна не качнувшись. Состояние галактически-трезвое. Такое бывает, когда видишь насквозь Вселенную, а водка уже не действует… Может позвонить? Старый телефон давно разряжен. Зарядку надо найти.
Жил без неё и еще сто лет проживу… Куртка на спинке стула. Рука никак не находит рукав. Шарит. Рыскает. А может и не было его, рукава-то? Может… Нашелся.
Грязные ступеньки подъезда вниз, в преисподнюю. Не страшно. Не важно. Главное – не куда, а от кого.
На улице дождь. И это в марте. Еще снегу полно. Погода осенняя, скользкая. Как и мысли… Получается любил ее? Всей душой, всем огромным мужским сердцем, способным и на подвиги, и на страдания, и на смерть?.. Попытался ухмыльнуться грязно, злобно, цинично. Слезы выстрелили. Не спрашивая. По-свински. Витька раздраженно смахнул их тыльной стороной ладони, потряс головой и начал заново свой анализ: с чего всё началось? Макароны, тапочки, свеча…Всё, что осталось от бывшей жены. Забрала все свои вещи. И только эти три оставила. Не то впопыхах, не то без надобности. Вчера ушла на мучения и мрак. А может и не вчера. К теще. Пусть она и мать, это ничего не меняло. Жить с тещей он уже пробовал. Дважды. И каждый раз это были мучения и мрак.
«Куда идем? – спросил сам себя. – В «Наливайку», кафешку за углом. С мужиками веселее будет.»
В первый раз и вправду начиналось все хорошо. Молодожены Витя и Соня, не совсем молодые, но уже накрепко женатые прибыли с ворохом узлов, коробок и чемоданов. Заводское общежитие, в котором до этого обитал Сухогузов Виктор с женой, выкупил некий частный инвестор, который отнюдь не намеревался инвестировать в приобретенную недвижимость. Напротив, в его планах было выжать из нечаянно свалившейся пятиэтажки максимум пользы. Витька в эту пользу никак не вписывался, и ему пришлось покинуть выгодное служебное жилье.
Теща встретила улыбкой. Разместила. Жену в отдельной комнатушке, а Витьку в зале на диване. В чужом доме не поспоришь. Так и потянулась жизнь. Все со всеми, а он на диване. Словно в соседях. Жить вроде можно, но стрёмно. Какой нормальный мужик позволит со своей женой в соседях жить? Витька –работящий. Дом начал строить. Купил по дешевке у тещи её ветхую дачу. В ненадобность она стала, недвижимость есть, а толку – одни налоги. Утеплил, подправил. Загляденье. Соседи дивятся, теща злится. Теперь такой домик ей самой нужен. Даже переехала к ним, считай! Все лето до ноября живет. А куда деться, дача на нее оформлена. А Витька опять в соседях. В чуланчике себе место соорудил, там, где мастерская была, и живет теперь припеваючи. А что остается делать? Строгает, мастерит после работы. Дом еще немалых трудов требует, только успевай поворачиваться. Теща не гнобит, не ругает. Иногда даже к столу зовет общему. Чем не жизнь, вроде и жена рядом, из-за нее и затеял всё, чтоб рядом быть. Так бы и дальше шло, да однажды осенило. И даже не самого, дружок Генка подсказал.
– Зря стараешься, кореш! Домик изладишь – и выкинут.
– Как это?
– Да легко. Дом чужой строишь. Работник ты там и больше никто. Теща твоя на всех углах звонит, что никчёмный Витька мужик. Не пара дочке. Другого грозит найти. Вот, мол, и приданое ей готовлю, домик свой подарю.
Будто оборвалось что внутри. Будто кипятком окатился… И снова в общежитие.
«Наливайка» сияла огнями в виде ёлочной гирлянды по фасаду, которую после Нового года так и не сняли. Да и с названием было не всё просто. Когда-то амбициозный хозяин с помпой назвал его «Клондайк». Тогда еще разрешены были азартные игры и другие способы быстрого обогащения. Однако со временем посещавший заведение народ мельчал и деградировал. Книг не читал, и многообещающий Клондайк по созвучию превратился в заурядную «Наливайку». Так было понятней и привычней.
– Здорово, Генка!
– Угу!
–Давно здесь?
– С обеда! Деньги есть?
Деньги у Витька были. Выпили по пивасу. В голове зашумело. «На старые дрожжи…»
– От меня Сонька ушла!..
– Угу!..
– Сонька говорю, дрянь ушла.
– Давно?
– Не знаю. Макароны, тапочки, свеча…
– Эт чё?
– Это мне оставила.
– Тапочки чьи.
– Еёные.
– Значит, не ушла. Куда она без тапочек?
– Ушла. Тапочки я ей подарил на восьмое марта. С розочками. А теща сказала, как у шалавы… так что ушла. – Витьке хотелось поговорить, выплеснуться. Сочувствия хотелось. Понимания. Чтоб Генка проникся. Матом выругался, кулаком стукнул…
– Сдалась она тебе!..
Витька стал маленький и сутулый.
– И то верно…
Обратная дорога показалась короче. Подгоняла Генкина мысль: сдалась она тебе!.. И правда! «Щас пир устрою. Витька зашел в магазин, купил водки, курицу и шмат соленого сала. Щас, веселуха будет…»
Предвкушение перемен несло его по мартовским лужам как бумажный кораблик. Намокший и нелепый следи льда.
Но дом не обрадовал. С порога напомнил: макароны, тапочки, свеча… будь они неладны.
«Щас праздник устроим…»
Но куража уже не было. На глаза попались тапочки жены. Те самые, с розочками. Зло пнул.
Курица немного пригорела. Витька, бывало, неплохо готовил, но тут задумался.
Настрогав сало ломтями, он налил в кружку водки и придвинул к себе сковороду с курицей. «За праздник! За свободу…»
После водки мысли прояснились и стали снова как Вселенная. Почему ушла? Почему не объяснила?.. Он и сам ничего не мог объяснить. Зачем-то поднялся, зачем-то принес тапочки с розочками. Пусть здесь стоят.
Вселенная была слишком мала, чтобы он мог уместить в ней свои мысли. Его Вселенная умещалась в этой комнате, и в ней больше не было светила.
Курица попалась пресной. Как прошлогодняя солома. Именно так – рыхлая и колючая. Она царапала рот и обжигала нёбо. Гадость какая!..
Хозяин достал кастрюлю с макаронами, открыл и понюхал. Макароны пахли домом. Его Витькиным домом.
«Праздник – так праздник, напомнил мозг.» Мужчина достал свечу и зажег. Это был тот самый новогодний атрибут, который светил им в январскую ночь. Тогда в жизни все еще было понятно.
Он отрезал кусок макарон и положил себе на тарелку…
Под утро рассвело. Старое общежитие спало. Его пустые глазницы не тревожил рассвет, которому не хотелось наступать. На всю округу светилось только окно без занавесок. Легкий ветерок набегал в раскрытую форточку и все также трепал оторванный кусок обоев за старым шкафом. Он колебал пламя свечи, которое, будто перед образами, светило всю ночь. Стол был пустой и праздничный. Единственными украшениями были женские тапочки с розовыми цветами и догорающая новогодняя свеча. Пламя угасало. В его последних отблесках на выцветших обоях стены куда-то рвался уродливый человеческий силуэт. Спрыгнуть? Соскользнуть? Но чужая шершавая рука, перекинутая через крюк для люстры, надежно держала его за шею.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Комментарии 5