Предыдущая публикация
Мужчина стоял в приемном покое роддома сгорбив плечи.
В руках его не было цветов, как это обычно бывает, когда встречают рожениц с малышами. Потрескавшиеся и искусанные губы крепко сжаты. Не так Игнат представлял себе встречу долгожданного наследника. Ох, не так!Так долго он мечтал о сыне, о пацане. И вот медсестра выносит ему кулек, перевязанный голубой лентой, и, не глядя в глаза, осторожно передает в руки. Ей самой неловко. Обычно, когда передает ребенка, она поздравляет счастливых отцов, но в данной ситуации слова поздравления будут звучать кощунственно. Медсестра молчит. Ей хочется, чтобы мужчина побыстрее ушел, забрав ребенка. А Игнат не торопится. Прижал к себе мальчонку, а в уголке глаз блестит слеза. Озирается по сторонам, будто не верит и кажется ему, что вот-вот появится мама его сына.
Только она не появится, об этом знает и молодая медсестра, и сам Игнат. Ему уже объясняли об осложнениях, возникших при родах, о том, как сердце Маши остановилось, о бесплодных попытках его завести.
-Зато ваш сын родился здоровеньким. Крепкий, здоровый мальчик, - сказали Игнату, будто это могло утешить.
Игнат слишком сильно прижал к себе малыша завернутого в байковое одеяло и перевязанного голубой лентой. Тот заворочался, замяукал. Мужчина опомнился. Надо уходить. Бедная медсестричка не знает уже куда глаза деть, так ей неловко. Она же ни в чем не виновата. А кто тогда виноват? Он сам! Это он настоял на рождении третьего ребенка. Маша не хотела. Она устала. Устала быть одной.Игнат работал дальнобойщиком, и рейсы ему перепадали очень денежные, так как мужчина был на хорошем счету. Жили они с женой неплохо, в достатке. Две дочки подрастали. А Маша жаловалась, что устала быть одна. Игнат машину купил хорошую, дорогую. Маша опять недовольна. Говорит, ей не машина нужна, а муж.
Когда третьим забеременела, хотела беременность прервать. А Игнат запретил. Запретил, уж очень ему сына хотелось. Вот он, сын, в его руках. А что теперь с ним делать без Маши? Работу придётся менять, это понятно. Имея на руках троих детей в рейс не уедешь. Всё-таки добилась Маша чего хотела. Добилась своей смертью.
Игнату хотелось завыть. Завыть, зарыдать, но он держался. На руках грудничок и ещё нужно готовиться к похоронам. Машу похоронить надо достойно, а значит нельзя давать волю своим эмоциям.
Дома Игната ждала Марина - подруга умершей жены. Раньше мужчина был с ней неласков. Марина раздражала его. Трется постоянно в их доме, потому что своей семьи нет. Игнат Маше высказывал и просил, чтобы хотя бы в его присутствии Марины в доме не было. И только сейчас Игнат понял, как был несправедлив к пухлой подруге жены. Марина была первой, кто прибежал, узнав печальное известие. Пока Игнат находился в трансе и не мог осознать случившегося, она взяла на себя заботу о его дочках. Девочки еще малы. Одной семь, другой пять. И, если честно, Игнат, находившийся постоянно в разъездах, не знал, как с ними обращаться
Игнат до дому добрался, а мальчик совсем раскапризничался. Его плач напоминал мяуканье котенка. Мужчина догадывался, что мальчик голоден. А что делать? Чем его покормить? Оглушенный известием о смерти жены, Игнат не подумал о таких вещах. Зато подумала Марина. Она уже купила и бутылочки, и детское питание. Сразу забрала мальчика из рук Игната.
-Ой, да какие мы маленькие, плачем мы, - сюсюкала женщина, раскрывая одеялко. - Ой, Игнат, посмотри, какой он светленький. Ни на тебя ни на Машу не похож. А это что у нас на щёчке? Грязь, что ли?
Игнат смотрел на мальчика, которого распеленала Марина, пока она пыталась оттереть что-то с его беленькой щеки. Малыш был белокожий, с очень светлым пушком на голове. На Игната точно не похож. Игнат смуглый, черноволосый, да и Маша была темненькая. Марина так яростно терла щечку ребенка, что мужчина испугался.
-Ты сейчас дырку в нем протрешь. Ему же больно. Дай-ка я посмотрю. Да это и не грязь вовсе. Родимое пятнышко.
На секунду у Игната возникло подозрение, что ребенка перепутали в роддоме. Откуда у них такой беленький, да еще и с родимым пятном на щеке? Мысль мелькнула и испарилась. Мальчик требовательно плакал и хотел кушать. Этим занялась Марина, а Игнату сказала:
-Ты о сыне не переживай, я с ним побуду. Наверное, перееду на время к вам. Тебе же сейчас не до детей.
Игнат будто очнулся, оторвал глаза от жадно сосущего из бутылочки малыша. Испустил тяжелый вздох.
-Да, Марин, спасибо тебе большое. Поеду я в ритуалку. И поминки, наверное, сразу надо заказать.
-Да, я знаю одну столовую. Там недорого.
-Не надо, - нахмурился Игнат, - не надо там, где недорого. Я не собираюсь экономить на похоронах своей Маши.
-Но, Игнат, у тебя на руках трое детей. Тебе еще их поднимать. Деньги пригодятся.
-Есть у меня деньги, - грубовато бросил Игнат. - На все хватит.
Деньги у Игната были. Не зря он из рейсов не вылезал. Дом отстроил добротный, большой, машину купил, и сбережения имелись. Все мечтал когда-нибудь уйти из дальнобойщиков, открыть свой автосервис. И вот тогда, думал он, заживут они с Машей и детьми!
Похороны Маши прошли, как в тумане. Игнат действовал по инерции, делал все, что от него требовалось и держался, скрепив свое сердце железным ободком.
Мужчине все время казалось, что стоит ему чуть ослабить этот незримый ободок, он рухнет и больше не встанет, утонув в своем горе.Приехали родственники, говорили слова соболезнования. Единственная родная сестра Игната, Соня, приехать не смогла. Они уже и так пару лет с ней не виделись. Уж могла бы, наверное, в такой момент отложить свои важные дела. Но Соня живет в Москве, занимает какую-то там должность. Важная шишка. Вместо своего присутствия она прислала Игнату денег и дала наставление по телефону.
-Ты крепись, брат, крепись. На тебе теперь дети. Ты так хотел сына. Вот и воспитывай его. Отдай все тепло своим детишкам. Может быть ими горе от потери смягчишь.
Легко сказать, воспитывай, если Игнат не знал, с какой стороны к малышу подойти, да и с дочерьми будто заново знакомился. Что бы он делал, если бы не Марина?
Марина осталась в доме Игната и после похорон. Игнат предложил ей платить за услуги няни, и женщина быстро уволилась с основной работы.
Чтобы не сойти с ума, Игнат занялся своей давней идеей - открытием автосервиса. У него для этого уже был пристроен к дому двухэтажный гараж, так что отлучаться далеко не приходилось. Но, возвращаясь в дом мужчина все чаще и чаще находил своего сына мокрым, плачущим в кроватке и равнодушную к его слезам Марину. Однажды Игнат вскипел:
-Марина, я тебе за что деньги плачу? Почему Егорка снова мокрый и, скорее всего, голодный? Чем ты вообще занимаешься? Если так пойдет, я найду другую няню для своих детей.
-Ах так! - на глаза Марины навернулись слезы. - Это твоя благодарность, Игнат?
Посмотри на своих дочек. Они как куколки. С ними мне за радость возиться, потому что они твои. Ничего ты не видишь, Игнат.
Марина брякнула и прикрыла рот пухлой ладошкой. Ее мокрые глаза испуганно заметались и выражение лица стало такое, как будто она сказала лишнего.
Игнат остолбенел.
-Не понял, что значит - твои дочки? А Егор по-твоему чей?
-Прости, прости, Игнат, - шептала Марина. - О покойниках либо хорошо, либо ничего. Я бы тебе никогда этого не сказала, но ты же и сам не слепой. Посмотри на Егора и на себя, на своих дочек. Тебя же все время не было дома, а Маша была одна. Она женщина, она скучала.
Испачканные мазутом руки Игната сжались в кулаки и он непроизвольно сделал шаг к Марине. Наверное, его лицо было столь устрашающим, что женщина испугалась.
-Игнат, я не вру тебе. У меня даже доказательства есть. Фотография в телефоне. Я тебе сейчас покажу.
Марина выскочила из комнаты, вернулась с телефоном в руках. Быстро нашла в нем нужную фотографию. Поднесла экран к лицу Игната. У мужчины расплывалось в глазах. Он не хотел этого видеть. Видеть, как чужой белобрысый мужик сидит где-то за праздничным столом и обнимает за плечи Машу. Его Машу.-Вот видишь, Игнат, это какой-то командировочный. Он пробыл в нашем городе всего несколько дней. Это я сфотографировала их с Машей. Он здесь полубоком. Не видно, что на его щеке есть родимое пятно в форме капельки. Точно такое, как у Егора.
Марина говорила, а телефон в ее руках ходил ходуном. Игнат выхватил этот телефон и переломил, ударив об колено. Ему хотелось стереть эту фотографию с экрана, стереть навсегда, чтобы больше никогда не видеть. Мужчина плохо соображал в тот момент. Он выскочил из дома, но вместо того, чтобы вернуться в гараж, пошел в бар. Прямо так, в рабочей спецовке с грязными руками.Игнат целенаправленно напивался, чтобы алкоголь стёр из памяти фотографию из телефона Марины. Фотографию уничтожить можно, а вот живое напоминание лежащее дома, в кроватке и требующее непрерывной заботы? Как быть с Егором? До этого момента, глядя на мальчика, Игнат испытывал что-то вроде трепетной нежности. Один только миг перевернул все в его душе. Теперь он ненавидел это родимое пятно, эти белобрысые волосы. Чужой малыш, чужой сын! Эх, Маша, Маша, как же ты могла? Работал ведь только для тебя и детей.Поздно ночью Игнат вернулся в свой дом. Вернулся пьяным в стельку и сшибая все на своем пути. Марина не спала. Она подставила свое плечо и помогла мужчине дойти до спальни. Стянула с него обувь и прилегла рядом. Поглаживала по груди и шептала:
-Игнат, не все такие, как Маша. Вот я бы, например, никогда тебя не предала.
Мужчина уже почти засыпал, но от слов Марины дернулся и резко притянул ее к себе.На следующее утро Игнат чувствовал себя очень паршиво. Зато Марина порхала, как бабочка, и уже переносила свои вещи в его спальню. Мужчина жалел о том, что произошло, и больше всего на свете не хотел снова заводить разговор о Егоре. Но его начала Марина:
-Игнат, я понимаю, тебе очень больно, но раз уж ты теперь всё знаешь, что ты будешь делать с Егором?
-Не понял, что значит - что делать? А по-твоему, есть какие-то варианты?
-Конечно, есть. Он не твой сын, он абсолютно чужой мальчик. И всегда будет напоминанием об измене Маши. Давай сдадим его в детдом.
Хмурый, испытывающий похмелье Игнат открыл холодильник и доставал оттуда банку с солеными огурцами. Он уже почти донес ее до стола, собираясь выпить рассолу, когда прозвучали последние слова Марины про детдом. Банка выскользнула из рук мужчины и, ударившись об пол, разлетелась на острые, крупные осколки. В комнате заплакал Егор, как будто понимая, что решается его судьба. Игнат шагнул к Марине, наступив на один из огурцов разбросанных по полу, и заговорил ледяным тоном:
-Слушай меня внимательно. Я говорю один раз и повторять не буду. К этому разговору мы больше не вернемся. Никто и никогда не должен знать, что Егор не мой сын. Он записан на меня, значит, я его и выращу. И ты, если хочешь быть со мной, будешь молчать и заботиться о всех детях одинаково. Ты меня поняла?
Марина торопливо закивала и засуетилась. Достав половую тряпку из-под раковины она начала собирать растекающийся огуречный рассол.Женщина усвоила урок и, так как очень хотела быть с Игнатом, больше никогда не заикалась о детдоме для Егора. При мужчине она притворялась и корчила из себя заботливую мать. Вот только Игната так часто не было в доме и тогда подрастающему Егору прилетало от мачехи.Со временем и сам Игнат начал понимать, что сказать легко, а сделать намного труднее. Очень трудно было относиться к Егору, как к своим дочкам. Мужчина старался, но при одном только взгляде на мальчика его сердце будто обволакивала ледяная корка. Он мог говорить одни и те же слова и девочкам и Егору. Только при обращении к дочерям в голосе была теплота, а Егор чувствовал лишь лёд.
В первый класс Егора никто не провожал. Это должна была сделать Марина, но она довела мальчика до ворот школы и, указав ему, где на линейку выстраивают его класс, толкнула спину.
-Вон, видишь ту тетю и детей. Это твоя учительница и твой класс. Иди к ним и делай все, что говорят. Домой потом сам прибежишь, тут недалеко. А у меня дела.
Мама куда-то усвистела. Егор, проглотив очередную обиду и ужасно стесняясь, подошёл к своей первой учительнице. Цветов, как у других детей, у него в руках не было. Линейка начиналась и за строем мальчишек и девчонок стояли их возбуждённые родители. Они пытались фотографировать, поправляли банты и галстуки своим чадом. Егор, надув губы, стоял один. После линейки детей отвели в кабинет. Учительница провела классный час, со всеми познакомилась и отпустила домой. Уроки должны были начаться со второго сентября. Родители разобрали своих первоклассников по домам, а Егор плелся один по школьному коридору.-Эй, белобрысый, - услышал он голос из-под лестницы. - Что это у тебя на щеке? Птицы нагадили! Иди, морду помой!
Под лестницей загоготали старшие ребят. Егор знал, что они понимают, что на щеке у него родимое пятно, просто решили над ним поиздеваться.
-Сам иди помой! - постарался как можно грубее ответить мальчик.
-Что ты сказал? - старшеклассник вынырнул из-под лестницы и схватил Егора за пиджак.
Рванул на себя и пиджак затрещал. Старшеклассника остановил окрик какой-то учительницы, проходившей мимо. Егор выскользнул из рук пацана, но было поздно. Пиджак был порван в двух местах.
Мальчик выбежал из здания школы, тяжело дыша. Мама правильно сказала. Дорогу до дома он знал. А идти туда совсем не хотелось. Мама вновь разозлится, будет обзывать его нехорошими словами, может быть, даже ударит. А папа промолчит, окинув своим тяжелым взглядом. Мама Егору не родная, она всегда говорила это мальчику, но папа, папа-то родной! Сегодня первое сентября и он обещал сестренкам Егора, что после уроков отвезет их в кафе, есть мороженое. Егору он этого не обещал, но мальчик так надеялся... Теперь этой надежде не суждено было сбыться. За новый, порванный пиджак папа, конечно же, его никуда не возьмет.
Вот почему папа больше любит сестер, чем его? В чем Егор провинился? Это чувствуется во всем. Девчонок он катает на машине, возит на природу, а Егора оставляет дома. Папа даже машину водить учит девочек, а его - пацана и к рулю не подпускает. Их он может и обнять и поцеловать, а к Егору не прикасается, объясняя это тем, что он пацан и ему нежности ни к чему. А Егору так хотелось иногда прижаться к папе, и чтобы он погладил его по голове, так, как гладит сестренок.
Сёстры учились не очень хорошо, и, пойдя в школу, Егор обещал себе, что он обязательно будет получать одни пятёрки. Может быть, тогда папа посмотрит на него по-другому и даже похвалит. И вот, пожалуйста, первый день в школе и порванный пиджак! Егор привык к шлепкам и обидным словам мачехи, но папа... Он тоже будет им недоволен.
Мальчик шел по тротуару, шаркая подошвой своих новых ботинок и низко опустив голову. Он как раз поравнялся с автобусной остановкой, на которой стоял автобус, широко распахнув свои двери. Не задумываясь, мальчик нырнул в эти двери. Он уедет. Уедет далеко. Подальше от мамы и тяжелого взгляда отца.
Егор сел возле окошка и разглядывал незнакомые улицы. Люди входили в автобус, выходили, а Егор так и сидел, пока автобус, сделав полукруг, не остановился окончательно.
-Мальчик, - крикнул водитель, высовываясь из-за перегородки, - это конечная. Ты куда ехал?
-Сюда, - буркнул Егор, видя, что в автобусе он остался совсем один и выскальзывая из раскрытых дверей.
Он вышел на заасфальтированную площадку и понял, что это окраина города, потому что совсем рядом, на расстоянии одного квартала, начинается лес. Егор пошел к деревьям.
"Я уйду, уйду в лес" - со злостью думал он. " Уйду далеко-далеко и буду там жить. Построю себе шалаш, питаться буду ягодами. Я не нужен им, так пусть ведут в кафе девчонок. Пусть катают их на машине и гладят по голове, а я буду жить один".
Следующая публикация
Нет комментариев