8
Свидетельствует Ю. Н. Филимонпев, заместитель начальника главного научно-технического управления Минэнерго СССР:
"Ездили после Чернобыля на Игналинскую АЭС. Там в свете чернобыльской аварии проверили физику и конструкцию реактора типа РБМК. Сумма положительных коэффициентов реактивности ещё большая, чем в Чернобыле, во всяком случае не меньше. Паровой коэффициент выше двух бета. Ничего не предпринимают. Спросил:"почему не пишете по инстанции?" Ответили:"а что толку?" Тем не менее выводы комиссии о реконструкции всех реакторов типа РБМК в сторону повышения безопасности неукоснительно приняты к исполнению. В правительство представлено несколько актов расследования. В том числе Минэнерго СССР, правительственной комиссии и Минсредмаша. Все внешние организации сделали выводы против Минэнерго: виновата эксплуатация, а реактор здесь ни при чём. Минэнерго же, наоборот, представило более взвешенные и сбалансированные выводы, указав и на вину эксплуатации и на порочную конструкцию реактора. Щербина собрал все комиссии и потребовал согласованного заключения для представления в Политбюро ЦК КПСС"."Думаю о десятках погибших, имена которых мы знаем, и о многих нерождённых, о прерванных жизнях, имен которых мы никогда не узнаем, ибо они погибли из-за прекращения беременности у женщин, облученных в Припяти 26 и 27 апреля. К 17 мая 1986 года ВОХР Минэнерго СССР похоронил с воинскими почестями на Митинском кладбище четырнадцать человек, пострадавших 26 апреля на аварийном блоке и умерших в 6-й клинической больнице Москвы. Это эксплуатационники и пожарники. Борьба врачей за жизнь остальных тяжёлых и менее тяжёлых больных продолжалась. Работники аппарата Минэнерго СССР дежурили в клинике, помогая медперсоналу. В начале 70-х годов я лежал здесь на девятом этаже в отделении профессора И. С. Глазунова. Тогда ещё не было здания пристройки слева. Отделение битком было забито больными лучевой болезнью. Были и очень тяжёлые случаи. Запомнился Дима, парень лет тридцати. Подвергся облучению, находясь в полуметре от источника. Стоял к нему спиной и чуть правым боком. Пучок лучей шёл снизу. Максимум воздействия пришёлся на голени, стопы, промежность, ягодицы. Увидел не саму вспышку, а её отражение на противоположной стене и потолке. Поняв, в чём дело, побежал выключать что-то. Находился в аварийных условиях три минуты. К случившемуся отнёсся очень трезво. Вычислил приблизительную дозу, им полученную. В клинику поступил через час после аварии. Температура - тридцать девять, озноб, тошнота, возбуждён, глаза блестят. Говорит жестикулируя, немного по-шутовски представляя случившееся. Однако очень связно и логично. Немного не по себе всем от его шуток. Контактен, тактичен, терпелив. Через сутки после аварии у больного из четырёх точек (грудина, подвздошные кости, обе спереди и слева сзади) взяли костный мозг. Средняя интегральная доза на весь организм-400 рад. На четвёртые-пятые сутки поражение слизистой оболочки рта, пищевода, желудка. Во рту, на языке, щеках-язвы, слизистая отходила пластами, пропал сон, аппетит. Температура тридцать восемь-тридцать девять, возбуждён, глаза блестят, как у наркомана. На шестые сутки-поражение кожи правой голени, отёк, чувство распирания в ней, одеревенение, морфинные боли. На шестые сутки перелито около четырнадцати миллиардоклеток костного мозга. Больного перевели в стерильную кварцующуюся палату. Начался период кишечного синдрома. Стул двадцать пять-тридцать раз в сутки с кровью и слизью. Тенезмы, урчания и переливания в области слепой кишки. В связи с тяжёлым поражением рта и пищевода шесть дней пищу через рот не получал, чтобы не травмировать слизистую оболочку. Внутривенно переливались питательные смеси. В это же время на промежности и ягодицах появились вялые болезненные пузыри. Голень правой ноги сине-багровая, отечная, блестящая, гладкая на ощупь. С четырнадцатых суток началась эпиляция (выпадение волос), причем очень странно. Выпали все волосы справа - и на голове и на теле. Дима сам про себя говорил, что он как беглый каторжник. Своеобразный юмор висельника, однако он очень здорово подбадривал остальных двоих, облучившихся вместе с ним. Они совсем раскисли, хотя течение болезни у них было безусловно более лёгким. Дима писал им юмористические записки в стихах, но иногда срывался и круто переходил в депрессию. Очень долго его раздражали громкие разговоры, музыка, шум каблуков. Однажды наорал на врачиху, что от стука её каблуков у него понос начинается. Родственников к нему до трех недель не допускали. С сороковых суток состояние его улучшилось, а на восемьдесят вторые сутки Диму выписали. Осталась глубокая трофическая язва (незаживающая) на правой голени. Сильно хромает. Стоял вопрос об ампутации правой ноги по колено... Второй больной - Сергей, двадцати девяти лет. Поступил из НИИ, где манипулировал с радиоактивными веществами в горячей камере. Из-за слишком близкого сведения кусков вещества произошел ядерный всплеск. Несмотря на сразу же начавшуюся рвоту, рассчитал ориентировочную дозу-10 тысяч рад. Через полчаса потерял сознание. Доставили на самолёте в крайне тяжёлом состоянии. Температура сорок, отёк лица, шеи, верхних конечностей. У него были такие руки, что измерить давление обычной манжетой не удавалось, сестрам приходилось надставлять. Очень терпеливо перенёс трепанбиопсию и пункцию костного мозга. Находился в сознании. Через пятьдесят четыре часа после аварии резко упало артериальное давление-до нуля. Через пятьдесят семь часов Сергей скончался от острой дистрофии миокарда... Лечащий врач, с которым я подружился, сказал мне: "Это, по существу, была смерть под лучом от непосредственного воздействия ионизирующей радиации. Спасти таких больных невозможно: ткань сердца просто ползёт, рассеченная радиацией..." Третий, Николай, тридцати шести лет, прожил пятьдесят восемь суток. Это были сплошные мучения: тяжелейшие ожоги (кожа сходила пластами), пневмония, агранулоцитоз. Кроме того, у него был тяжелейший панкреатит, он сильно кричал от болей в поджелудочной железе. Наркотики не помогали. Успокаивался лишь после наркоза закисью азота. Была ранняя весна. Кажется, апрель. Как и сейчас в Чернобыле. Светило солнце, и в больнице было очень тихо. Я заглянул к Николаю. Он лежал один в стерильной палате. Рядом с кроватью стоял столик со стерильными хирургическими инструментами, на другом столике мази симбезон, Вишневского, фурацилин, настойка прополиса, облепиховое масло, стерильный корнцанг с намотанной на него марлечкой. Всё это для обработки обнаженной кожи. Он лежал на высокой наклонной кровати. Над кроватью - каркас из железных прутьев, на нём мощные лампы, чтобы не было холодно, потому что Николай лежал совсем голый. Кожа от облепихового масла стала желтоватой... Но что это?.. Николай... Владимир Правик... Как всё поразительно страшно повторилось!.. Пятнадцать лет спустя-такая же палата, та же наклонная койка с каркасом, греющие лампы, по графику включающийся кварц... Владимир Правик, голый лежит на наклонном ложе под железным каркасом с лампами. Вся поверхность тела обожжена, трудно разобрать, где огнём, где радиацией, всё слилось. Чудовищные отёки снаружи и внутри. Распухли губы, полость рта, язык, пищевод... Ядерная боль особенная, она нестерпима и беспощадна, доводит до шока и потери сознания. Всё тело героя-пожарника переполнила ядерная боль. Раньше кололи морфий и другие наркотики, которые на время купировали болевой синдром. Правику и его товарищам сделали внутривенную пересадку костного мозга. Внутривенно же влили экстракт печени многих эмбрионов для стимулирования кроветворения. Но смерть не отступала... Всё уже было у него: и агранулоцитоз, и кишечный синдром, и эпиляция (выпадение волос), и стоматиты с тяжкими отеками и отслоениями слизистой рта... Но Владимир Правик стоически переносил боль и муки. Этот славянский богатырь выжил бы, победил бы смерть, если бы только кожа не была убита на всю её глубину, И казалось, что в таком состоянии не до мирских радостей и горя, не до судеб своих товарищей. Сам ведь на краю гибели. Но нет! Пока мог ещё говорить, Владимир Правик пытался узнать через сестёр и врачей, что с его друзьями, как они, живы ли, продолжают ли ещё борьбу, теперь уже со смертью. Он хотел, чтобы они боролись, чтобы их мужество помогало и ему. И когда каким-то непостижимым образом всё же доносились вести: умер... умер... умер...- Kак само дуновение гибели,-врачи говорили больным, что это не у нас, что это где-то в другом месте, в другой больнице... То была ложь во спасение. И вот настал такой день, когда стало ясно: сделано всё, что способна была сделать современная радиационная медицина. Все методы рискованной и обычной терапии применены для борьбы с острой лучевой болезнью, но тщетно. Даже новейшие факторы роста, стимулирующие размножение клеток крови, не помогли. Потому что нужна была ещё живая кожа. А её у Правика не было ни кусочка. Она вся была убита радиацией. Радиацией были убиты и слюнные железы. Рот пересох, как земля в засуху. Правик не мог говорить, только смотрел, мигал ещё веками без ресниц, которые выпали, смотрел, и в глазах порою вспыхивало жгучее нежелание подчиниться смерти. Потом внутренние силы сопротивления стали ослабевать и постепенно иссякли. Началось умирание, исчезновение плоти на глазах. Он стал таять, сохнуть, исчезать. Это мумифицировались убитые радиацией кожа и ткани тела. Человек с каждым часом, с каждым днём уменьшался, уменьшался, уменьшался. Умершие - почерневшие, высохшие мумии - стали лёгкими, как дети...
Свидетельствует В. Г. Смагин:
"В Москве в 6-й клинике на "Щукинской" поместили сначала на четвёртом, а потом на шестом этаже. Более тяжелых, пожарников и эксплуатационников,- на восьмом. Среди них пожарники Ващук, Игнатенко, Правик, Кибенок, Титенок, Тищура; операторы Акимов, Топтунов, Перевозченко, Бражник, Проскуряков, Кудрявцев, Перчук, Вершинин, Кургуз, Новик... Лежали в отдельных стерильных палатах, которые кварцевались несколько раз в сутки по графику. Физраствор, который всем нам влили в вену в припятской медсанчасти, на многих подействовал ободряюще, снял интоксикацию, вызванную облучением. Лучше себя почувствовали больные с дозами до 400 рад. Остальным было лишь чуть легче, их мучили сильные боли в облученной и обожжённой огнем и паром коже. Боль в коже и внутри изматывала, убивала... Первые два дня, 28 и 29 апреля, Саша Акимов приходил в нашу палату, темно-коричневый от ядерного загара, сильно подавленный. Говорил одно и то же, что не понимает, почему взорвалось. Ведь все шло отлично, и до нажатия кнопки A3 ни один параметр не имел отклонений. Это меня мучает больше, чем боль, сказал он мне 29 апреля, уходя навсегда".
Свидетельствует Л. Н. Акимова:
"Возле Саши дежурили его родители и брат. Они с Сашей близнецы. Брат отдал ему для переливания свой костный мозг. Пока мог говорить, он всё время повторял отцу и матери, Что всё делал правильно. Это его мучило до самой кончины. Сказал также, что к персоналу своей смены претензий не имеет. Они все выполнили свой долг. Я была у мужа за день до смерти. Он уже не мог говорить. Но в глазах была боль. Я знаю, он думал о той проклятой ночи, проигрывал всё в себе снова и снова и не мог признать себя виновным. Он получил дозу 1500 рентген, а может быть, и больше и был обречён. Он все более чернел и в день смерти лежал черный, как негр. Он весь обуглился. Умер с открытыми глазами..."
Свидетельствует В. А. Назаров, заместитель начальника ВПО Со-юзатомэнерго:
"Я посещал Славу Бражника 4 мая 1986 года. Молодой парень тридцати лет. Пытался расспросить его, что произошло. Ведь никто тогда в Москве толком ничего не знал. Бражник лежал весь отёкший, темно-бурый. Через силу сказал, что всё тело страшно болит, слабость. Сказал, что вначале проломило кровлю и на нулевую отметку машзала упал кусок железобетонной плиты, разбил маслопровод. Масло загорелось. Пока он тушил и ставил пластырь, упал ещё кусок и разбил задвижку на питательном насосе. Отключили этот насос, отсекли петлю. В пролом крыши полетел чёрный пепел... Ему было очень тяжко, и я не стал его больше расспрашивать. Все просил пить. Я дал ему боржоми. "Боль, всё болит... Страшно болит..." Я, говорит, не знал, что может быть такая страшная боль..."
Свидетельствует В. Г. Смагин:
"Я был у Проскурякова за два дня до его смерти. Он лежал на наклонной койке. Чудовищно распухший рот. Лицо без кожи. Голый. Грудь в пластырях. Над ним греющие лампы. Он всё просил пить. У меня был с собой сок манго. Я спросил, хочет ли он соку. Он сказал, что да, очень хочет. Надоела, говорит, минеральная вода. На тумбочке у него стояла бутылка боржоми. Я напоил его соком из стакана. Оставил банку с соком у него на тумбочке и попросил сестру поить его. В Москве у него родственников не было. И к нему почему-то никто не приехал... Возле СИУРа Лёни Топтунова дежурил его отец. Он же отдал сыну для пересадки свой костный мозг. Но это не помогло. День и ночь проводил у кровати сына, переворачивал его. Тот был весь загорелый до черноты. Только спина светлая. Он везде был с Сашей Акимовым. был его тенью. И сгорели они одинаково и почти в одно время. Акимов умер 11 мая, а Топтунов- 14-го. Они погибли первыми из операторов. Многие, кто уже считался выздоравливающими, вдруг умирали. Так умер внезапно на тридцать пятые сутки заместитель главного инженера по эксплуатации первой очереди Анатолий Ситников. Ему дважды переливали костный мозг, но была несовместимость, он отторгал его. В курилке 6-й клиники собирались каждый день выздоравливающие, и всех мучило одно: почему взрыв? Думали-гадали. Предполагали, что гремучка могла собраться в сливном коллекторе охлаждающей воды СУЗ. Мог произойти хлопок, и регулирующие стержни выстрелило из реактора. В результате - разгон на мгновенных нейтронах. Думали также о "концевом" эффекте поглощающих стержней. Если парообразование и "концевой" эффект совпали-тоже разгон и взрыв. Где-то все постепенно сошлись на мысли о выбросе мощности. Но уверены до конца, конечно, не были..."
Свидетельствует А. М. Ходаковский, заместитель генерального директора производственного объединения Атомэнергоремонт:
"Я руководил по поручению руководства Минэнерго СССР похоронами погибших от чернобыльской радиации. По состоянию на десятое июля 1986 года схоронили двадцать восемь человек. Многие трупы очень радиоактивны, Ни я ни работники морга вначале этого не знали, потом случайно замерили - большая активность. Стали надевать пропитанные свинцовыми солями костюмы. Санэпидстанция, узнав, что трупы радиоактивны, потребовала делать на дне могил бетонные подушки, как под атомным реактором, чтобы радиоактивные соки из трупов не уходили в грунтовые воды. Это было невозможно, кощунственно. Долго спорили с ними. Наконец договорились, что сильно радиоактивные трупы будем запаивать в цинковые гробы. Так и поступили. В 6-й клинике через шестьдесят дней после взрыва долечивается по состоянию на июль 1986 года ещё девятнадцать человек. У одного вдруг на шестидесятые сутки пошли на теле ожоговые пятна при общем неплохом состоянии. Вот как у меня.- Ходаковский задрал рубаху и показал на животе темно-коричневые пятна неопределенной формы.- Это тоже ожоговые пятна от работы с радиоактивными трупами..." Тут я хочу остановиться и привести выдержки из статьи американского ученого-атомщика К. Моргана. Привел бы подобные слова академиков А. П. Александрова или Е. П. Велихова, например, но они таких слов не произносили. Так вот что сказал Морган: "В настоящее время стало очевидным, что не существует такой малой пороговой дозы ионизирующего излучения, которая была бы безопасной или риск заболеть от которой (даже лейкозом) был бы равен нулю... Радиоактивные благородные газы (РБГ) являются основным источником облучения населения при нормальной эксплуатации АЭС. Особый вклад вносит криптон-85 с периодом полураспада десять и семь десятых лет... Я хотел бы выразить большое недовольство относительно распространенной в атомной энергетике практики "сжигания" и "выжигания" временных ремонтных рабочих. Под этим мы подразумеваем привлечение плохо проинструктированного и неподготовленного персонала к временному выполнению горячих работ (радиоактивных). Из-за отсутствия понимания риска хронического облучения такой персонал с большой вероятностью может создать радиационные аварии, в результате которых может быть причинён вред как ему, так и другим людям. Я считаю практику "выжигания" персонала глубоко аморальной, и до тех пор, пока в атомной энергетике не откажутся от подобной практики, я перестану быть активным сторонником этой отрасли... За последние десять-пятнадцать лет новые данные показали, что риск раковых заболеваний людей под воздействием радиации в десять или более раз выше, чем мы считали в 1960 году, и что не существует безопасной дозы..." И еще одно суждение-выдающегося советского ученого, действительного члена Академии медицинских наук СССР, крупнейшего специалиста по лечению лейкозов Андрея Ивановича Воробьёва: "Думаю, что после этой аварии должно закончиться средневековое мышление человечества. Очень многое требует сегодня переоценки. И хотя количество жертв в результате аварии ограниченно, а большинство пострадавших останется в живых и выздоровеет, происшедшее в Чернобыле показало нам масштабы возможной катастрофы. Это должно буквально переформировать наше мышление, в том числе и мышление любого человека, кем бы он ни был - рабочим или ученым. Ведь ни одна авария не бывает случайной. Значит, надо понимать, что атомный век требует такой же точности, с какой рассчитываются траектории ракет. Атомный век не может быть в чём-то только одном атомным. Очень важно понять, что сегодня люди должны знать, например, что такое хромосомы, так же хорошо, как знают они, что такое четырехтактный двигатель внутреннего сгорания. Без этого нельзя жить. Хочешь жить в атомном веке-создавай новую культуру, новое мышление.."
Свидетельствует В. Г. Смагин:
"В 6-й клинике лечился и главный инженер Чернобыльской АЭС Николай Максимович Фомин. Пробыл с месяц. После выписки незадолго до его ареста обедали с ним в кафе. Он был бледен, подавлен. Спросил меня: "Витя, как ты думаешь, что мне делать? Повеситься?" "Зачем же, Максимыч?- сказал я.- Наберись мужества, пройди всё до конца..." С Дятловым мы были в клинике в одно время. Перед выпиской он сказал: "Меня будут судить. Это ясно. Но если мне дадут говорить и будут слушать, я скажу, что всё делал правильно". Незадолго до ареста встретил Брюханова. Он сказал: "Никому не нужен, жду ареста. Приехал вот к генеральному прокурору спросить, где мне находиться и что делать..." "И что говорит прокурор?" "Ждите, говорит, вас позовут"..." Арестовали Брюханова, Дятлова и Фомина в августе 1986 года. Брюханов был спокоен. Взял с собой в камеру учебники и тексты для изучения английского языка. И сказал, что он теперь как Фрунзе, приговоренный к смерти... Дятлов тоже спокоен, выдержан. Фомин потерял себя. Истерики. Сделал в камере попытку самоубийства. Разбил очки и стеклом вскрыл себе вены. Вовремя заметили. Спасли. На 24 марта 1987 года был назначен суд, который отложили из-за невменяемости Фомина. Разыскал и встретился с заместителем начальника турбинного цеха блока No 4 Разимом Ильгамовичем Давлетбаевым. Как я уже писал, он был на БЩУ-4 в момент взрыва. За время аварии получил более 300 рентген. Вид очень больного человека. Мучает лучевой гепатит. Сильно отёчное лицо. Нездоровые, налитые кровью глаза. Но держится молодцом. Подтянут, собран. Несмотря на инвалидность, работает. Мужественный человек. Попросил его рассказать, как было в ту ночь 26 апреля 1986 года. Он сказал, что ему запретили говорить о технике. Только через первый отдел. Я сказал, что о технике всё знаю, даже больше, чем он. Нужны подробности о людях. Но Разим Ильгамович был скуп: "Когда пожарники появились в машзале, там всё уже сделали эксплуатационники. За время аварийных работ в машзале я несколько раз вбегал на блочный щит управления, докладывал начальнику смены. Акимов был спокоен, чётко отдавал распоряжения. Когда началось, всё встретили спокойно. Ведь мы по роду своей профессии были готовы к подобному. Не в такой, конечно степени, но всё же..." Видно, что Давлетбаев старается говорить в пределах разрешенного первым отделом. Я не перебиваю. Характеризует Александра Акимова, своего вахтенного начальника: "Акимов очень порядочный и добросовестный человек. Симпатичный, общительный. Член Припятского горкома партии. Хороший товарищ..." Характеризовать Брюханова отказался. Сказал: "Брюханова не знаю". Высказал своё мнение о прессе, печатавшей репортажи из Чернобыля: "Она представила нас, эксплуатационников, как неграмотных, почти злодеев. Поэтому под воздействием прессы на Митинском кладбище, где похоронены наши ребята, с могил сорвали все фотографии. Пожалели только фото Топтунова. Совсем ещё молодой. Как бы неопытный. Нас считают злодеями. А между тем десять лет Чернобыльская АЭС выдавала электроэнергию. Хлеб нелегкий, вы знаете. Сами работали..." "Когда вы покинули блок?"-спросил я. "В пять утра. Началась острая рвота. Но мы всё успели сделать: и погасили пожар внутри машзала, и вытеснили водород из генератора, и заменили водой масло из маслобака турбины. Мы не были чистыми исполнителями. Мы многое переосмысливали. Но поезд тогда уже ушёл, имею в виду технологический процесс на момент приёма смены. И остановить его было уже невозможно. Но мы не были простыми исполнителями..." Да, во многом можно согласиться с Давлетбаевьм. Атомные операторы не просто исполнители. В процессе эксплуатации атомных станций им приходится принимать массу самостоятельных и ответственных решений, зачастую очень рискованных, чтобы спасти блок, с честью выйти из аварийной ситуации или тяжелого переходного режима. Всего многообразия всевозможных сочетаний режимов и неполадок никакими инструкциями и регламентами, к сожалению, не предусмотришь. И тут важны опыт и профессионализм эксплуатационников. И Давлетбаев прав, говоря, что после взрыва операторы показали чудеса героизма и бесстрашия. Они достойны преклонения. Но ведь это - уже после взрыва...
МИТИНСКОЕ КЛАДБИЩЕ
В первую годовщину чернобыльской катастрофы я поехал на Митинское кладбище почтить память погибших пожарников и атомных операторов. От станции метро "Планерная" на автобусе No 741 через двадцать минут езды, сразу за деревней Митино, раскинулся огромный город мёртвых. Кладбище совсем новое, чистенькое. Могилы уходят за горизонт. Слева от входа аккуратный, облицованный желтой керамической плиткой непрерывно действующий крематорий, из трубы которого шёл быстрый чёрный дымок. Справа от входа-кладбищенская контора. Кладбище молодое. Посаженные на могилах деревья ещё не выросли. По весне стоят пока тёмные, с нераспустившимися листьями. В разных местах кладбища над могилами взлетают и садятся стаи воронья, расклевывают оставленную на могилах пищу - яйца, колбасу, конфеты... Иду по главной кладбищенской улице. Метрах в пятидесяти от входа слева от дороги-двадцать шесть могил с белокаменными надгробиями. Над каждой могилой небольшая мраморная стела с гравированной позолоченной надписью: фамилия, имя, отчество, даты рождения и смерти. Могилы пожарников, их шесть, утопают в цветах: вазочки и горшочки с живыми цветами, венки искусственных цветов с красными лентами и надписями на них от родных и сослуживцев. На могилах атомных операторов цветов поменьше, венков вообще нет. Министерство атомной энергетики и Минэнерго СССР не вспомнили в годовщину Чернобыля о павших. А ведь они тоже герои, они сделали всё, что смогли. Проявили мужество и бесстрашие. Отдали жизни... Но лежат здесь и те, кто случайно оказался той роковой ночью у места трагедии, не понимая подлинного значения происходящего. Ясное голубое небо, солнце, теплынь. Грай взлетающего и садящегося на могилы воронья, уходящая вдаль до горизонта главная улица кладбища и на ней люди, люди, идущие к дорогим могилам. Невдалеке от захоронения чернобыльцев послышались звуки автоматных выстрелов. Посмотрел в ту сторону. Взвод солдат салютовал из "Калашниковых". Подошедший мужчина сказал, что хоронят солдата, погибшего в Афганистане. На могильных стелах пожарников выгравированы золотые звезды. Здесь лежат Правик, Кибенок, Игнатенко, Ващук, Тищура, Титенок... Над могилами же атомных операторов на мраморных надгробиях нет никаких знаков отличия. Нет и фотографий, которые вначале были. Теперь осталась только фотография на могиле Леонида Топтунова. Совсем ещё мальчишка, усатенький, круглолицый, пухленькие щёки. Отец его возле могилы соорудил аккуратную красивую скамеечку. Мне показалось, что у Топтунова самая любовно ухоженная могила. Двадцать шесть могил... В шести из них покоятся герои-пожарники. В двадцати остальных-операторы четвёртого энергоблока, электрики, турбинисты, наладчики. Две женщины-Лузганова и Иваненко, работницы военизированной охраны. Одна была на проходной напротив четвёртого блока, дежурила там всю ночь до утра. Вторая в строящемся ХОЯТе (хранилище отработанного ядерного топлива) - в трёхстах метрах от блока. И в этих могилах тоже подлинные герои, чьё мужество спасло станцию в не меньшей степени, чем мужество пожарников. Я уже говорил о них ранее. Вот они: Вершинин, Новик, Бражник, Перчук-машинисты турбинного зала, которые погасили пожар изнутри, пожар, развитие которого имело бы страшные последствия для всей АЭС. Насколько мне известно, к наградам они не представлены. Не награжден и начальник смены реакторного цеха Валерий Иванович Перевозченко, сделавший всё возможное и невозможное, чтобы спасти подчиненных ему людей, вывести их из зон высокой радиации. И заместитель главного инженера по эксплуатации первой очереди Анатолий Андреевич Ситников, не пощадивший жизни, чтобы разобраться, что же на самом деле произошло с четвёртым реактором. И лежащий здесь виброналадчик харьковчанин Георгий Илларионович Попов, который и вовсе случайно оказался там, но машзал не покинул и всем, чем мог, помогал турбинистам тушить пожар в машзале. Хотя мог уйти и остаться живым. Не награжден и электрик Анатолий Иванович Баранов, который вместе с Лелеченко локализовал аварийную ситуацию на электрооборудовании, замещал водород в генераторе, подавал питание на четвёртый блок в условиях бешеных гамма-полей. Лелеченко похоронен в Киеве. Посмертно награжден орденом Ленина. В связи с наградами следует сказать ещё об одном. Материалы по награждению атомных операторов, живых и мёртвых, готовились под завесой умолчания. Почему, спрашивается? Иду вдоль могил, подолгу останавливаясь возле каждой. Кладу к надгробиям цветы. Пожарники и шесть атомных операторов скончались в страшных муках в период с 11 по 17 мая 1986 года. Они получили наибольшие дозы облучения, больше всех приняли радионуклидов внутрь, тела их были сильно радиоактивны, и, как я уже писал, были они похоронены в запаянных цинковых гробах. Так требовала санэпидстанция, и я думал об этом с горечью, ибо земле помешали сделать её последнюю работу-превратить тела умерших в прах. Проклятый ядерный век! Даже здесь, в извечном человеческом исходе, нарушаются тысячелетние традиции. Даже похоронить, по-людски предать земле нельзя. Вот ведь как получается... И всё же говорю им: мир праху вашему. Спите спокойно. Ваша смерть всколыхнула людей, они хоть на вершок отошли от спячки, от слепой и серой исполнительности... Склоним головы перед ними - мучениками и героями Чернобыля. Так в чём же он, главный урок? Самый главный-это ощущение зыбкости человеческой жизни, её уязвимости. Всемогущество и бессилие человека продемонстрировал Чернобыль. И предостерёг: не упивайся своим всемогуществом, человек, не шути с ним. Ибо ты причина, но ты и следствие. В конечном счёте это мучает больше всего: те рассечённые радиацией нити хромосом, убитые или изуродованные гены, они уже ушли в будущее. Ушли, ушли... Май 1987 г.
Григорий Медведев.
Документальное расследование
От издательства
«Чернобыльская тетрадь» первая книга о катастрофе, описывающая её зарождение, ход и последствия. Книга переведена на многие языки мира и стала одним из источников, использованных американским режиссёром Крейгом Мэйзином при создании сериала «Чернобыль» в 2019г. «Обязательная для прочтения книга, написанная советским физиком, инженером – атомщиком Медведевым, который сам был на месте событий, – отметил Мэйзин в своем Twitter. – Отличное сочетание исторического повествования и научного подхода».
Автор книги – инженер-атомщик, с начала 60-х годов занимавшийся ремонтом атомных подлодок, эксплуатацией и строительством АЭС. Участвовал в строительстве ЧАЭС в должности заместителя главного инженера станции. На момент аварии – заместитель начальника главного управления Минэнерго СССР по строительству АЭС. С 70-х годов писал повести и рассказы о буднях атомной энергетики, которые предостерегали о скрытой опасности мирного атома в эпоху господства концепции «абсолютной безопасности АЭС». «Чернобыльская тетрадь» была завершена уже через год после трагедии, 24 мая 1987г., в разгар перестройки. Несмотря на перестройку, автору стоило большого труда опубликовать книгу лишь в июне 1989г.– цензура ещё по инерции выполняла свои функции. Публикации способствовало письмо академика А.Д.Сахарова Генеральному секретарю КПСС М.С.Горбачёву в защиту «Чернобыльской тетради»: «Я убежден, что общественность не только может, но и обязана знать все обстоятельства чернобыльской катастрофы вопреки цензурным ухищрениям ведомств, их интересам и амбициям. Любые ограничения здесь наносят ущерб и нашему обществу, и памяти погибших, моральному состоянию пострадавших. Скрывая факты, мы подтверждаем возможность их повторения. Это сокрытие не логично уже по одному тому, что все факты сообщены нами в МАГАТЭ. Что же, мировая общественность вправе знать о наших событиях больше, чем мы сами?» И повесть была напечатана, став первым наиболее полным рассказом мировой общественности о событиях на ЧАЭС. В этом смысле книга является историческим документом. Г.Медведев опросил множество свидетелей, а основных участников событий знал лично ещё до катастрофы. Автор бесстрашно, не взирая на лица и должности, анализирует все уровни, ошибки на которых могли привести к аварии: проектный, управленческий, надзорный и эксплуатационный. Действительные причины аварии читателю предстоит узнать, прочитав книгу. За тридцать лет после чернобыльской аварии был выполнен большой объём организационно-технической работы, повысивший безопасность эксплуатации АЭС. Изменились требования к обеспечению безопасности во всех странах, эксплуатирующих АЭС. Но авария на АЭС «Фукусима» показала, что ошибки чернобыльской катастрофы вновь повторились через четверть века в Японии. В чём же кроется корневая причина повторения этих страшных ошибок? В поисках ответа на этот вопрос читатель увидит, что «Чернобыльская тетрадь» – Hе только хроника, но и свидетельство проявлений человеческой природы в небывалых условиях техногенной катастрофы. Н.А.Бердяев на заре XX века писал: «Машина может быть великим орудием в руках человека, в его победе над властью стихийной природы, но для этого человек должен быть духовным существом…» И потому для управления опасной техникой требуются люди высокого духа, ведь последствия обыденной халатности, лжи, кумовства и некомпетентности, имевшие прежде локальное влияние, в атомную эру принимают вселенские масштабы. Спасение – в осознании людьми, оставшимися в живых, не только недостатков техники, но и глубинных недостатков своей собственной человеческой природы. В преодолении их – залог безопасности жизни ныне живущих и будущих поколений.
От автора
Боль, угрызения совести, испытанные мною, когда я узнал о чернобыльском взрыве, были особенными. Ведь я в течение десяти лет до Чернобыля писал и публиковал повести и рассказы на атомную тему, предостерегая людей о возможности ядерной катастрофы. Повести «Экспертиза» и «Энергоблок» прямо об этом. Фимиам, десятилетиями воскуряемый официальной наукой и атомными ведомствами «абсолютной безопасности» мирного атома, заглушал своим «благовонием» все мои предостережения. Теперь я обязан был написать о Чернобыле, насколько это было в моих силах, наиболее правдиво (ведь я не был ночью 26 апреля у места взрыва), собрать материал, документы, свидетельства очевидцев и участников событий и, опираясь на свой опыт атомного энергетика и литератора, средствами документального и художественного исследования воссоздать картину чернобыльской ядерной трагедии. Книга была закончена мною в мае 1987 года, но опубликована в «Новом мире» лишь в июне 1989 года. Подробно о создании книги и сложных перипетиях её продвижения в печать я рассказал в повести «Без кислорода».
Григорий Медведев.
Уважаемые Друзья, Однополчане и Одноклассники!
Хочу с вами поделиться возможностью - прочитать документальную повесть Григория Медведева "Чернобыльская тетрадь"! После взрывов на Чернобыльской АЭС, все жители СССР были в шоке и переживали за выживших "Ликвидаторов" этой ужасной катастрофы... Много было вопросов и предположений случившемуся - почему это случилось и кто виноват в этом взрыве??? Через много лет я смог узнать в подробностях что и как и почему. Ниже я коротко опишу мою связь c этим трагическим событиeм... В мае 1985ого года, мы с женой и детьми переехали с Кубани на Украину, в город Дружковку, Донецкой области. Я устроился на стройку, в СУ 4, что бы скорее получить жилплощадь, квартиру - малосемейку! У нас к тому времени уже было четверо детей, 3 сыночка и лапочка дочка! Мы были многодетной семьёй и получили малосемейку в течении одного года! В конце апреля 1986ого года мы были в гостях у жинкиных родителей, в ст. Ладожской. 27 апреля утром мы заметили в огороде странное явление, свежие листочки огурцов и прочая зелень, имела на себе чёрные пятна а потом и вовсе дырочки - ночью прошёл радиоактивный дождь... Наши дети и все остальные стали жаловаться на головную боль и рвоту, мне стало плохо уже после ужина, пришлось тоже несколько раз сбегать на улицу а так же были сильные головные боли... На следующий день, "голос Америки" передал, что 26ого апреля 1986ого года в 1 час 24 минуты, в Чернобыльской АЭС, в четвёртом блоке взорвался атомный реактор... В апреле 1988ого года меня с моими коллегами послали в командировку, в Чернобыль, наша СУ 4 там строила школу, в новом городе - Славутиче. Расстояние от Славутичa до Припяти - напрямую 49км… Так мы стали "Ликвидаторами"... Я работал стропальщиком около крана. В первый день я сразу почуствовал сильные головные боли, бригадир меня отпустил и я сходил в клинику. Там ничего не нашли и мне не помогли... Я вышел из клиники и увидел напротив аптеку, зашёл и купил себе пачку цитромона. По пути к школе я сразу разжевал и проглотил одну таблетку, не помогло, около крана съел ещё одну и через 10 минут мне немного полегчало... Потом я принимал через каждые 2 или 3 часа по 2 таблетки зараз и так весь день и весь месяц…Командировочные рабочие, спали на больших теплоходах, которые стояли в ряд около причалов на Днепре. Трое моих коллег из Су 4 и я, попали на теплоход, который назывался - "Маршал Жуков"! В Славутич и назад, нас возили на автобусах - "Икарусах". Кормили нас на убой, часто давали жареную печень. Через месяц командировка закончилась и мы вчетвером вернулись домой. После возвращения мои головные боли прекратились, но появилась одна проблема - я стал сильно потеть, при малейшем напряжении... Когда я вышел на работу, то встретился со своим другом коммунистом - (Он коммунист а я Баптист, но это не мешало нам дружить!). Он меня спросил, где я был и куда пропал? Я ему ответил, что был в командировке, в Чернобыле... Он сильно возмутился и сказал, что меня как многодетного отца, не имели права туда посылать... Он посоветовал мне, в следующий раз об этом сказать в управе и если не послушают, то обещал с ними разобраться! Такая попытка была через неделю, но я с ними сам справился. За радиацию я узнал в Германии, её последствия настигли меня через 14 лет, в 2002ом году... A ещё я узнал, что многие коллеги из СУ 4, которые были со мной в командировке, в Славутиче, умерли от разных онкологических болезней... Те что побывали там дважды - все умерли молодыми - лучевая болезнь укоротила их жизни... В настоящее время я уже с 30ого апреля 2007ого года не работаю - мне дали инвалидную пенсию, в связи с полной потерей трудоспособности... Меня догнали последствия лучевой болезни – радиация… Вот почему меня очень волнует всё, что связано с катастрофой на Чернобыльской АЭС... В 2022ом году мне случайно попал в руки старый Советский политический журнал - "НОВЫЙ МИР" 6ой номер, в котором находится очень важный документ - документальная повесть Григория Медведева - "Чернобыльская тетрадь". С большим волнением я читал эту повесть, часто со слезами на глазах - ведь это касалось меня лично... Я не был около, или в самой ЧАЭС и не был рядом со всеми работниками, с пожарниками и другими героями, которые мужественно сражались с пожаром и другими последствиями в четвёртом блоке, я помогал строить школу в Славутиче, который находится в 49ти км. от Припяти. Не зная того, я каждый день получал дозу радиации, последствия которой показали себя через 14 лет... Неделю назад я нашёл в интернете "Чернобыльскую тетрадь" Григория Медведева! Теперь я хочу с вами поделиться возможностью - иметь её в своём компьютере, читать и посылать всем, кто желает узнать горькую правду о трагических событиях произошедших 26ого апреля 1986ого года на Чернобыльской АЭС... Честь и Хвала всем рабочим, пожарникам, врачам, лётчикам - положивших свои жизни на Жертвеный Алтарь, ради Спасения своей Родины и всех живущих в ней!!! Если бы не их героические действия, то катастрофа и её последствия могли бы быть в разы страшнее.
Иван Дерксен
Падерборн 12.01.2024.
Присоединяйтесь к ОК, чтобы посмотреть больше фото, видео и найти новых друзей.
Нет комментариев