"Ты же знаешь, дорогой, что в полном смысле этого слова я не люблю тебя, и не хочу, чтобы ты полюбил меня, потому что тебе будет больно, когда нам придется расставаться. А это обязательно случится, потому что я когда-нибудь буду выходить замуж. И я не хочу тебе делать больно. Я хочу дарить тебе радость..."
Она подарила ему эту радость. Неземную радость обладания очаровательной -- в первый раз настоящей, а не продажной женщиной. Которая отдалась ему не из жалости, не снисходя до него, не из выгоды, а по доброй воле, с радостью, словно воздавая ему за все горести, принесенные Дениз и Мари, за его мучительное одиночество, за уродство, за вечную боль.
Часто он пытался представить себе, что это такое -- обладание красивой, умной, порядочной и страстной женщиной. Теперь он знал -- это высшая радость на свете, то, ради чего Адам отказался от рая. Так прошло все лето -- незабываемое лето, которое они провели в его родовом замке. И перед тем, как ей надо было возвращаться на работу, он не выдержал -- попросил остаться в этом раю до Рождества. Этим и выдал себя.
Последнее прозрачное покрывало спало с этой давно уже нетаинственной тайны -- да, он ее любит. Да, он лгал, потому что боялся потерять ее. Но просит дать шанс. Ее ответ поразил его своей всесокрушающей жестокостью:
"Да, Анри, ты урод и калека, тратящий свою жизнь на то, чтобы забыть об этом. Но твои надежды тщетны. Ни одна женщина не сможет полюбить тебя так, как ты об этом мечтаешь. И я не смогу. А если бы ты стал меня осыпать своими миллионами, я перестала бы видеть тебя, я бы видела только твои деньги. А за это я стала бы тебя ненавидеть. Деньги отравят наше существование, превратят их в самое уродливое, что есть на свете. И что нам теперь делать? Перестать встречаться. Именно это я обещала тебе, если ты когда-нибудь меня полюбишь. Но... я слабая женщина.
Мы были так счастливы. Давай попробуем все заново. Только ты должен мне пообещать никогда больше не говорить о любви".
Страшная и жестокая агония продолжалась еще более полугода. Конечно, он дал такое обещание, и, конечно, не сдержал его. Он терзал ее вечными подозрениями и обвинениями, заканчивающимися слезами и мольбами о прощении. Он мучил ее и терзал себя. Но измениться не мог. Это было выше его сил -- перестать любить.
А в начале следующего лета ему срочно надо было отправляться на персональную выставку в Лондон, которую собирался посетить сам принц Уэльский. Пришлось ехать -- этого он себе не простил до конца своих дней. По возвращении Анри нашел у себя под дверью прощальное письмо -- Мириам уехала с каким-то миллионером в неизвестном направлении.
Кстати, портретов Мириам художник так и не создал.
Теперь он окончательно переселился жить в бордель.
*
Его "семьей" стали тамошние женщины и те, что любили других женщин. Только они могли успокоить этого напивающегося до бессознательного состояния бушующего Квазимодо, когда он, не помня себя, поносил всех и вся. Он до такой степени стал для них "своим", что они совершенно не стеснялись его. Переодевались, мылись, красились, прихорашивались, даже ласкали друг друга у него на глазах.
Лотрек часто рисовал их, приговаривая: "Посмотрите, какая техника нежности! Как они любят друг друга. Мужчины не умеют так любить". (Многие из его картин этого периода настолько откровенны, что никогда не выставлялись -- они хранятся в частных коллекциях -- прим. авт.)
Но алкоголь все быстрее съедал его силы. И не только алкоголь -- еще и страшная болезнь, заработанная в ранней молодости, на которую он махнул рукой и никогда не лечил -- сифилис. Постепенно он почти совсем забросил работу. Даже рисовать своих подружек ему стало неинтересно -- он только пил... Он уже никогда не бывал трезвым.
Комментарии 4