Предыдущая публикация
«Это было в Лоте, много лет назад.
На митинг собралось тысяч десять шахтёров. Главную площадь города заполнили шахтёры всего угольного края, где не стихают волнения, порождаемые извечной нищетой. Политические ораторы говорили подолгу. В раскалённом полуденном воздухе плыли запахи угля и морской соли. Рядом лежал океан, и под его толщами на десять с лишним километров тянулись мрачные коридоры, где люди добывали уголь.
Теперь они слушали речи под слепящим солнцем. С высокого помоста мне открывалось море черных шляп и шахтёрских касок. Я выступал последним. И когда сказали, что я прочту свое стихотворение «Новая песнь любви Сталинграду», произошло нечто удивительное, некое обрядовое действо, которое навсегда запечатлелось в моей памяти.
Едва прозвучало мое имя и название моего стихотворения – все, как один, молча обнажили головы. Обнажили головы потому, что после суровых политических речей должна была говорить поэзия, сама Поэзия. С высокого помоста я увидел, как согласно поднялись и опустились десять тысяч рук, – небывалым перекатом волны, ударом бесшумного моря, чёрной пеной безмолвного почтения.
И тогда мои стихи окрепли и звучащий в них призыв к борьбе и освобождению обрел новую силу.
Я говорил о времени и небе,
о яблоке, о грусти листопада,
о трауре утрат, дожде и хлебе,
но эта песнь – о стали
Сталинграда.
Бывало, луч моей любви влюблённой
невеста берегла с фатою рядом.
Но эта песнь – о мести, окрылённой
и освящённой здесь,
под Сталинградом.
Я мял в ладонях шёлк и шорох ночи,
в сквозящий сумрак погружаясь взглядом.
Но в этот миг, когда заря клокочет,
я рассветаю сам
со Сталинградом.
Пусть юный старец, ноющий уныло
о лебедях и о лазурной глади,
разгладит лоб и вновь воспрянет силой,
услышав эту песнь
о Сталинграде.
Мой стих не выкормыш чернильной жижи,
не хлюпик, глохнущий при канонаде.
Он этой жалкой долей не унижен:
его призванье – петь
о Сталинграде.
******
Да здравствует твой непокорный ветер,
который воспоют ещё баллады!
Да здравствуют твои стальные дети
и правнуки стального
Сталинграда!
Да здравствуют бойцы и комиссары,
богатыри, которым нет преграды,
и солнце, в небе пышущее яро,
и лунный свет ночного
Сталинграда!
И в час, когда навек замрёт мой голос,
пускай осколок твоего снаряда
положат мне на гроб, а сверху – колос,
кровавый колос нивы
Сталинграда.
И это будет памятник поэту,
которому иных наград не надо:
пусть я и не ковал твою победу,
но выковал острей клинка вот эту
стальную песнь во славу
Сталинграда».
Следующая публикация
Нет комментариев