Книга 2. Глава 31.
Начало первой книги: Начало второй книги... Предыдущая глава…
Вера с огорчением смотрела на испорченную заготовку.
Конечно, она не сомневалась, что какой-то процент брака обязательно будет, но своего огорчения из-за реального положения дел скрыть не могла.
Она расстроено оглядела рабочий стол, заваленный инструментами, обрезками бумаги, картона, лоскутками оставшейся кожи и тяжело вздохнула.
Если честно, хотелось всё бросить.
Сколько она уже занимается этим бесполезным делом? Целый месяц. А дело толком так и не сдвинулось с мёртвой точки. То есть, теоретически она уже кое-что знала, знаний было даже много, а вот практически ничего не умела, и это было очень досадно. Теория и практика. Это как небо и земля…
Катя, только что проснувшаяся, терла кулачками глаза и удивленно щурилась.
- Мама, ты что, совсем не спала? – она посмотрела на нагромождение непривычных предметов на старом письменном столе.
- Совсем… - кивнула головой Вера.
- Разве так можно? – удивилась дочь, выбралась из-под одеяла и уселась рядом со столом на стул, то и дело зевая.
Она всё никак не могла вынырнуть из такого приятного, уютного сна, который ей приснился под утро.
Кате снилось, что они с мамой живут не здесь, а совсем в другом месте, в просторной квартире с видом на реку. Ходят, взявшись за руки, гулять в большой парк и кормят там белок, которые смешно подпрыгивают и берут орешки прямо из рук, смешно топорща усы и тараща глаза-бусинки.
- Как видишь, золото моё, можно… - снова вздохнула Вера.
- А я думала, что не спать всю ночь разрешается только в новый год, - протянула дочь, с любопытством разглядывая инструменты.
Их было много. Некоторые Катя уже видела или могла угадать, например, шило. Некоторые выглядели совсем странно – словно крошечные разномастные ножи, насаженные на пластиковые рукоятки.
Ещё на столе лежала какая-то чудная металлическая штуковина, которую Катя видела в первый раз, похожая на срезанный металлический прут, только отшлифованный и гладкий с одного конца.
- Что это? – Катя встала со стула и подошла к столу, - можно посмотреть?
- Конечно, можно, - Вера стала показывать дочери инструменты.
- Смотри, это – скальпели, - она взяла в руку один из «ножей», - ты о них уже знаешь, но на всякий случай повторюсь: их трогать нельзя, она очень острые и можно пораниться, помнишь?
Катя послушно кивнула.
- А это? – она взяла в руки странный металлический предмет.
- Это импровизированная «косточка», - Вера погладила дочь по голове, - импровизированная, потому что на самом деле «косточка» обычно выглядит по-другому, её делают в виде пластинки, но мне удобно работать именно этой. Это специальный инструмент для разглаживания неровностей на коже. Правильное его название - «фальцбейн». Видишь, какая она гладкая?*
Катя провела маленькими пальцами по кончику инструмента.
- И правда, - девочка улыбнулась, - совсем гладкая и блестит!
Вера невольно рассмеялась.
- Катюшка, ты настоящая девчонка! Как сорока – нравится всё, что блестит!
- Дразнишься? – подозрительно спросила дочь, нахмурившись.
- Конечно! – хихикнула Вера, чмокнув Катю в нос.
- А почему ты не спала? – задала Катя очередной вопрос, - работала?
Она снова окинула взглядом стол. Он остановился на испорченной заготовке.
- Не получилось? – огорченно спросила девочка и вздохнула, а потом погладила Веру по руке.
- Ты, мама, не расстраивайся, - она сочувственно смотрела на мать, - сначала почти всегда ничегошеньки не получается, особенно, когда учителя не слишком хорошие…
- Это ты сейчас про кого? – насторожилась Вера.
- Про Любовь Владимировну, конечно, - тут же ответила дочь и насупилась. – Мама, можно я не буду больше ходить в эту студию? Я и так нормально рисую, а там заставляют рисовать какие-то совершенно непонятные вещи.
- Какие? – Вера напустила на себя строгий, «учительский» вид и скрестила на груди руки.
Катя уже полгода посещала художественно-изобразительную студию «Рассвет». Но, видимо, рисование не было «коньком» её дочери. Или было?..
- Так что не так со студией? – переспросила Вера, пока дочь, наморщив лоб, подбирала правильные слова, чтобы выразить, что она испытывает к студии и к её руководителю, Любови Владимировне, в частности.
- Там скучно, мама, - наконец, изрекла Катя и тяжело вздохнула, - я люблю рисовать, конечно, но мне нравится рисовать что-то понятное. Например, если тебе говорят: «Нарисуй лошадь!», ты же не станешь рисовать верблюда, правильно?
- Определенно! – подтвердила Вера, - это же разные животные.
- А в студии мы сначала рисовали понятные вещи – людей, животных, пейзажи, кажется, это так называется, когда ты картинки с природой рисуешь, а потом…
Катя немного помедлила и развела руками.
- Потом нам стали говорить: «Нарисуй вот эту музыку!». И потом включают что-то такое… ужасно грустное и нудное, то, что мне совсем не нравится… Вроде бы красиво звучит, но я не хочу такое рисовать, понимаешь? Зачем?!
Голос Кати был полон негодования.
- Я, например, никак руки у человека не могу нарисовать нормально, а меня учат музыку рисовать! Можно, я туда больше не пойду, а? – Катя заглянула Вере в лицо.
Взгляд её был просящим, как у пушистого котёнка, выпрашивающего вкусняшку.
- Можно, - согласилась Вера. – Тем более, что уже почти лето.
- Ураааааа! – завопила Катюшка так громко, что Вера невольно схватилась за сердце.
- Солнце моё, разве можно меня так пугать? – она невольно рассмеялась. – Только имей в виду, что с сентября ты будешь ходить на подготовительные занятия к школе. Это обязательно.
- Так ведь это же только в сентябре! – тут же отозвалась девочка, - это ещё совсем-совсем не скоро. Ещё даже лето не началось.
Она убежала умываться, а Вера подумала, что вот так и должно выглядеть детство… Когда лето – это очень-очень долго. Целых три месяца! И каждый день полон событиями, плотно набит ими, как стручок – горошинами…
Только потом, когда детство заканчивается, начинаешь понимать, как быстро на самом деле бежит время…
Она снова задумалась. Что она сделала не так?
Вера в очередной, наверное, сотый раз, взяла заготовку в руки и стала крутить её в руках. Присмотревшись, она поняла, в чем ошибка и вздохнула.
Придётся всё начинать сначала.
Конечно, у неё получится, Катюшка была права. Но насколько проще было бы, если бы кто-то смог объяснить, показать… Да. Был компьютер, но сейчас она чувствовала себя Робинзоном Крузо на необитаемом острове.**
Она вспоминала эту детскую книгу, читанную-перечитанную ею много раз, и чувствовала, что сейчас она, словно Крузо, нашла в корзине с прелым зерном несколько зерён пшеницы, годной к посеву, только совершенно не знает, что теперь с этими зёрнами делать...
***
Она не один раз пробовала завести разговор на предмет обучения с той самой Юлией Петровной, про которую Вадим сказал, что именно она будет «работать с кожей».
Юлия Петровна Вере сразу не понравилась. Это была женщина лет сорока, чересчур ласковая и улыбчивая, как сахарная патока, и одновременно обладающая способностью всеми командовать.
Как в ней уживалось то и другое, было не понятно.
Когда Вере подступила к ней с вопросами о тонкостях работы, та, расплывшись в своей самой радушной улыбке, отрезала:
- Зачем тебе всё это? Ты что, действительно решила провести всю жизнь за рабочим верстаком с банкой столярного клея в обнимку? Не советую!
Она довольно пренебрежительно хмыкнула и продолжила:
- Давай, каждый будет заниматься своим делом. Тем более, что это намного проще. Ты делаешь доски и корешки, приносишь, я делаю всё остальное. Так будет быстрее и намного рациональнее. Я ведь права?
Она повернулась к Вадиму, восседающему, как всегда, в своём кресле за компьютерным столом.
- Что? – он посмотрел на неё с недоумением, - простите, я отвлёкся.
Вера не удержалась от смешка.
- Ты же не слушал, - она подошла к нему.
Вадим сразу же выключил монитор и повернулся в её сторону вместе со своим креслом.
- Я был занят, - Вадим важно поводил рукой в воздухе, я веду переговоры о большом заказе, поэтому мне простительно невнимание.
- Раз так, согласна, - Вера примирительно кивнула, - но ты бы не мог выслушать меня и Юлию Петровну?
- Конечно! – Вадим просиял, - я всегда готов выслушать двух прекрасных дам!
Юлия Петровна тоже подошла к его столу.
- Я говорила Вере, что каждый должен заниматься своим делом, - её улыбка из радушной стала многозначительной, словно эти двое знали что-то такое, о чем Вере было неизвестно, - в мастерской есть распределение обязанностей. Разве не так?
- Конечно, конечно! – Вадим даже вскочил с кресла, суетливо направился к столику с чайником.
– Давайте выпьем чаю! – невпопад объявил он.
Вера удивилась и посмотрела на своего «начальника».
- Увы, мне некогда распивать чаи, - Юлия Петровна с сожалением посмотрела на вазочку с печеньем, которая там стояла, - но конфеты я возьму.
Она взяла из вазочки три конфеты. На этот раз это была «Курага в шоколаде».
- Спасибо за угощение! – она принялась натягивать легкий плащ – день выдался прохладным.
Потом подхватила свою сумку, куда сунула принесенные Верой заготовки и выплыла из помещения мастерской.
Вера ничего не поняла, поэтому воззрилась на Вадима, наливающего себе чай, с досадой.
- Вадим, ты не хочешь мне ничего объяснить?
- Что именно? – удивился тот, подняв кружку, как будто отгораживаясь ею от неудобных вопросов.
- Ты же сам говорил, что Юлия Петровна будет меня учить? – Вера требовательно смотрела на мужчину.
- Она и будет, - примирительно кивнул тот, - только не сейчас, ты же видела – она сегодня торопилась. Юлия Петровна ведь не только у нас работает, но ещё и в типографии…
В тот раз Вера впервые почувствовала, что Вадим что-то ей не договаривает.
Когда в следующий раз у неё возник вопрос по поводу струбцин, а Юлия Петровна ответила точно также: «Тебе это ни к чему!», Вера разозлилась и устроила «бунт на корабле».
Что за глупая ситуация? Сами её позвали, сами обещали обучение, а что выходит на деле?.. Да и из Платона учитель, как из Веры – балерина. То есть никакой! Чему-нибудь научить её могла только Юлия.
***
Вадим на её вопросы отвечать отказался, тогда она спросила обо всём Валентину, когда в очередной раз пришла в мастерскую за указаниями по работе и за материалами для «досок».
Валентина, в отличие от Вадима, юлить не стала.
- Понимаешь, - начала она издалека, - изначально так и планировалось: Юлия или Платон будут тебя учить…
- Так в чем дело? – Вера искренне не понимала, почему попала в то положение, когда ты являешься чем-то в виде пятого колеса в телеге.
- Ты ведь сама уже поняла, что Платон даже сам не способен толком работать.
- Зачем же вы пригласили на работу человека, от которого нет никакой пользы?
- Я его не приглашала, - нехотя призналась Валентина после секундной паузы, - его Вадим нашёл. И кое-какая польза от него есть… Он, хоть и злоупотребляющий, конечно, но последний ум не пропил. Старые связи у него остались, и Вадим сейчас именно ими пользуется, когда договаривается о заказах.
- Хорошо, - согласилась Вера, допустим, - но Юлии что мешает меня учить? И потом, что это за игра «в гляделки» между ней и Вадимом у меня за спиной? Неужели непонятно, что мне такое не понравится?
- Не понимаешь? – Валентина досадливо поморщилась.
Вера не поняла, на кого именно была раздосадована старая подруга – на неё или на мастера.
- Не понимаю, - подтвердила Вера и сложила руки на груди.
- Вера, Юлия просто боится.
- Чего? – Вера округлила глаза.
- Не чего, я кого, - поправила Веру Валентина и улыбнулась многозначительно. - Тебя! Она увидела в тебе не просто конкурента, а конкурента с перспективами.
- Это как? – пожала плечами Вера, - всё равно не понимаю. Будь добра, объясни.
- Ты же историк, - подруга внимательно посмотрела на неё.
Вера задумалась.
Да, она историк… Что там было по этой теме?
Поначалу подмастерье, а попросту – ученик мастера, мог стать мастером вполне легко. Но с течением времени, века так с четырнадцатого, добиться повышения в мастера становилось всё сложнее.
Мастера всё строже берегли свои секреты и всё чаще начинали придумывать целый ряд правил для будущих мастеров: в учениках требовалось ходить не много, ни мало – несколько лет. Для того, чтобы попасть в цех, нужно было учиться только в том городе, где живёшь, уехать подмастерье права не имел: иначе приходилось начинать обучение сначала. Потом нужно было сделать пробную работу, которую оценивала особая комиссия… Что там ещё?
Подмастерьям, пока они находились в этом звании, строго-настрого запрещалось работать на себя, а значит, они были лишены какого-то существенного источника дохода. А чтобы попасть в цех, требовался немалый денежный взнос. Получался замкнутый круг.
В результате даже возник термин – «вечный подмастерье».
Конечно, всех этих условностей целиком Вера не припомнила, но и этого вполне хватило, чтобы она поняла, наконец, в чем дело.
Юлия Петровна изначально не собиралась передавать Вере собственные секреты перёплётного дела.
- Ааааааа… Ясно, - Веру внезапно озарило. – Она боится, что я слишком быстро перерасту статус «подмастерья» и сотворю свой собственный «шедевр»?
- Совершенно верно, - Валентина снова досадливо поморщилась, - она видит в тебе соперницу на место.
Вера устало вздохнула.
- Разве это плохо, если в мастерской будет не один мастер, а два?
Валентина усмехнулась.
- Для нас это, конечно, хорошо. Для Юлии – не очень. Сейчас мы ей хорошо платим за каждый экземпляр переплёта, что она делает. Если появишься ты – придётся делиться.
- Чем? – Вера опять удивилась, - чем делиться? Не деньгами же?
- Нет, не деньгами. Но заказами делиться придётся. Сейчас она всю работу делает одна, соответственно и процент за неё получает одна. Юлия командует парадом. Может даже покапризничать, может запросить больше… Тебе достаются копейки, как подсобнику. Она бы и «доски» сама клеила, если бы настолько сильно не привыкла к простой работе. Что такое типография? Это поток, стандарт… А у нас штучные вещи, ручная работа. На самом деле в твоей заготовке работы больше, чем в той, которую выполняет Юлия. Но у неё преимущество: она выполняет частные заказы, оставаясь в типографии после основной работы. Никто ведь не берёт с неё денег за пользование прессом или резаком, да и за клей никто счет не предъявляет. Она этим пользуется, весьма успешно, кстати. Такие дела…
- Хорошо, я всё поняла, - Вера помахала в воздухе рукой, прерывая дальнейшие разъяснения, - тогда почему Вадим сразу мне всё не сказал? Честно? Почему всё время придумывал отговорки?
Валентина снова заговорила.
- Я хочу за него извиниться. Он просто не знал, как тебе это сказать, для него мастерская – дело новое. Он переживает… Юлия – его знакомая, не моя. Она ему сразу заявила, что ничему никого учить не собирается. Только я тебя на тот момент уже пригласила, поэтому он не знал, как лучше поступить.
Вера покачала головой.
- А ты почему мне ничего не сказала? – она посмотрела на подругу, - я ожидала, что между нами сохранятся прежние отношения.
- Так и есть, Вера, - Валентина устало провела по лицу рукой, - просто столько на меня вдруг свалилось… Извини Вадима, пожалуйста. Он сам попал в двусмысленное положение. Сначала наобещал тебе с три короба, а только потом начал с «учителями» разговаривать. Он совсем не думал, что Юлия ему откажет, но она была категорична.
- Что же мне теперь делать? – Вера расстроено уселась на диван.
- Думаю, то же самое, что ты делала и раньше. Быть самоучкой.
- Как будто это так легко… - Вера даже прикрыла глаза. – Тебе материалов не жаль, которые я при этом отправлю в мусорное ведро? Платить за них сама я не в состоянии, а кожа – удовольствие дорогое…
- Я согласна платить.
Валентина неожиданно встала, а голос её прозвучал твёрдо и многозначительно.
– Тем более, я уверена, что много выбрасывать не придётся. Максимум один кусок кожи и пару листов картона. Такое количество мастерскую точно не разорит. А мастер мне нужен, причем не со стороны, а свой. Человек, которому я доверяю. Так что я согласна платить, - повторила она.
***
Теперь Вера с Катей смотрели на испорченный переплёт…
Это, конечно, не целый кусок кожи, но половина точно.
Хотя, Вера уже понимала, что сделала не так, поэтому была уверена, что больше не допустит ошибки. И всё же, насколько проще было бы, если бы кто-то всему научил…
Позавтракав, Катя убежала на улицу, к подружкам.
Зазвонил мобильный и она, не глядя, нажала зелёную кнопку.
- Вера, - услышала она знакомый голос, - не бросай трубку, пожалуйста!
- Что тебе нужно?
Бывший муж не появлялся в её жизни уже давно. Вернее, он постоянно пытался появиться, но она пресекала на корню все подобные возможности.
То, что произошло в парке, все эти неприятные звонки с непристойными предложениями… Тогда она была вынуждена сменить номер телефона, но узнать новый Анатолий, конечно, мог. Оставались общие знакомые.
- Как ты узнал мой номер? – Вера была раздосадована.
Неужели ей снова придётся идти в салон связи и снова брать новую сим-карту…
- Неважно, - голос Анатолия был виноватым, - я хотел извиниться…
- Даааа? – протянула Вера, делая вид, что ничего не понимает, - а за что?
- Я знаю, что тебе звонили… - Анатолий немного помедлил, но почти сразу продолжил торопливо говорить. – Это не я… ты мне веришь?
- Толя, честно? – Вера в нетерпении постучала ногой по полу, - мне всё равно - ты это был или не ты. Или кто-то другой сделал подобную пакость по твоей наводке. Мне всё равно, понимаешь? Все эти попытки отравить мне жизнь мелкие и весьма жалкие, к тому же.
- Но это, действительно, не я.
- Но ты знаешь, кто это сделал? – Вера добавила твердости голосу.
Разговор был очень неприятным.
- Это была мама… Ты её прости, пожалуйста. Я сам только узнал!
- Анатолий, это уже никакого значения не имеет. Твоя мама странная женщина, я всегда так считала. Мне казалось, что она изначально была настроена против меня, считала, что я вношу разлад в вашу семью. Мне всегда было интересно – чем именно и какой разлад… Видимо, я была права. Ну, ладно, это дело прошлое. Сейчас тебе что от меня нужно?
- Я не хочу, чтобы ты думала, что те звонки… Словом, я не хотел, чтобы ты думала, что это моих рук дело.
- Хорошо. – Вера глубоко вздохнула. – Ты всё мне рассказал, теперь я всё знаю. Это всё?
- Ты даже не хочешь со мной поговорить? Я, например, соскучился…
В голосе Анатолия послышались нотки натянутого раздражения.
Вера едва не рассмеялась. Ничего не изменилось, совершенно ничего. Анатолий всегда должен быть номером один и никак не иначе.
- Толя, у меня полно других дел, чтобы тратить время на бессмысленные разговоры.
- Это какие же важные дела? – Анатолий неожиданно повысил голос.
- Тебе не всё равно? – Вера начала терять терпение.
- Почему ты со мной разговариваешь в таком тоне? – бывший муж начал заводиться.
- В каком тоне я с тобой разговариваю, Толя? В каком «таком»? Тон у меня обычный. Что же касается моих дел, то они только мои. Мне казалось, мы с тобой давно всё выяснили: к моим делам ты теперь не имеешь никакого отношения.
- Ты сама так решила! – мужчина всё-таки не выдержал и вспылил, - ты не хотела тихой, спокойной семейной жизни! Захотелось свободы! Что, теперь довольна этой свободой?
- Да, Толя, теперь я довольна, - отрезала Вера, - и прекрати мне звонить. Давай договоримся: я готова говорить с тобой только в том случае, если обсуждаемый вопрос будет касаться Кати. Если у тебя всё, позволь мне идти работать.
- Да какая у тебя работа, работать она пойдёт! – раздалось в трубке, которую Вера уже убрала от уха.
Слушать, что ещё скажет ей бывший муж, Вера не стала. Она быстро пробежалась пальцами по кнопкам, занося номер телефона Анатолия в черный список.
Конечно, позже она его вернёт обратно. Примерно через неделю.
Теперь Вера в полной мере ощутила, что понимает известную поговорку: «Что имеем - не храним, потерявши – плачем».
Анатолий, наверное, никогда не изменится…
***
- Бабушка, вы нас ждали? – Иван с порога принюхался, и встряхнул головой, как щенок, только что вылезший из лужи.
Зина не выдержала и рассмеялась.
- Разумеется, мы вас ждали, гости дорогие, - нараспев проговорила она, - редко приходите редко… Понимаю, что другой край города, но всё-таки могли бы и почаще нас навещать.
Марья, зашедшая в прихожую вслед за матерью, кинулась к Зине, порывисто её обняла.
- Бабушка, мы так скучали!
- Это кто тут скучал? – в прихожую вышел Яков.
Абсолютно седые, густые волосы были тщательно подстрижены и причёсаны. Такая же седая, ухоженная борода придавала лицу вид строгий, даже аристократический.
Яков опирался на трость, разумеется, старинную, весьма внушительного вида, с металлическим набалдашником в виде льва.
- Ваня, Марья, поцелуйте деда! Лерочка, Серёжа, проходите скорее! - он радостно улыбался.
- Яков Григорьевич, держитесь молодцом! – Сергей протянул руку тестю для рукопожатия, - Зинаида Макаровна, вы всё хорошеете…
Зина замахала руками, весело поглядывая на Леру. Та улыбалась, сосредоточенно опустошая принесенные с собой сумки.
- Какие наши годы, правда, Яша? Мы ещё на свадьбах у внучат польку-бабочку станцуем!
- Бабушка, что такое «полька-бабочка»?*** – воззрилась на Зину Марья, забыв, что нужно отнести на кухню пакет, который ей вручила мать.
- Это танец такой. А мы сейчас вас ужином накормим и тряхнём стариной, - захохотала Зина, - правда, Яков?
Тот лишь подмигнул жене в ответ.
- Папа, ты хорошо себя чувствуешь? – заметив, что Яков, усевшись в кресло, незаметно прикрывает глаза, спросила Валерия.
- Всё хорошо, - Яков улыбнулся дочери, – а вот и Графит… Проснулся, проказник.
В комнату вальяжно вошёл огромный сиамский кот.
- Графит, где ты был? – дети сразу же устремились к нему.
Кот сел, прищурился и принялся наблюдать за гостями. Он усиленно делал вид, что происходящее его не касается. Эмоции выдавал лишь слегка подрагивающий кончик хвоста.
- Как всегда – абсолютно невозмутим, - Валерия дотронулась пальцем до холодного кошачьего носа.
Графит слегка дернулся, но достоинства не уронил, продолжая сидеть неподвижно, словно статуя.
Дети тут же уселись на пол рядом с ним, поглаживая по очереди живую игрушку.
Кот их восхищение сносил терпеливо, с некоторой долей снисхождения.
Сергей с Яковом остались с детьми в комнате, а Валерия с Зиной отправились на кухню.
- Ну, что… Как дела, Лерочка? – Зина большими кусками нарезала овощную запеканку, - что дети?
Она внимательно посматривала на Валерию, успевая раскладывать еду по тарелкам.
- А что дети? – улыбнулась Валерия, - дети нормально. Мы с Серёжей тоже. Всё хорошо, мама Зина. От Наташи есть новости?
- Да уж, там новости, - Зина покачала головой, - приходила она, конечно… Поговорили мы. Зря она замуж пошла за этого Игорька, уж слишком стремительная у них любовь приключилась.
- Разве дело в стремительности? – Валерия улыбнулась.
- Не только, - усмехнулась Зина, - но и в ней тоже. С другой стороны, кто мы такие, чтобы чужими судьбами играть, как фигурами на шахматной доске? Я давно привыкла к тому, что как в чужую жизнь ни вмешивайся - всё равно останешься виноватым. В результате, мы с Яковом оказались правы – не пара они с Игорьком. Но Наталье нужно было эти шишки самой набить.
- Про Дамиана слышно что-нибудь? – Зина продолжила расспросы с видом, словно спрашивает просто так.
- Давно ничего не было, – ответила Валерия, внимательно поглядывая на женщину, - как пришло последнее письмо, так больше не было известий. Но это было полгода назад. Почему ты спрашиваешь?
- Да так… - Зина помешала ложкой в какой-то кастрюльке.
По кухне пополз аромат специй.
- Что он тебе писал? – между прочим, снова спросила Зина.
- Мама Зина, он монах, - Валерия подняла на неё глаза, – что он может особенного написать? Писал, что молится за всех нас, особенно за моих детей. Не понимаю, почему он каждый раз это подчеркивает…
- В самом деле? – Зина ловко переворачивала деревянной лопаткой подрумянившиеся котлеты.
- Конечно, наши двойняшки дались нам нелегко, особенно мне, - Валерия улыбнулась, - но сейчас всё хорошо. Я, правда, не понимаю, почему Иван и Марья так волнуют Дамиана.
- Дмитрий всегда считал, что твои дети чем-то особенным отличаются, - Зина закончила приготовления и скомандовала, - хватит разговоров, поговорить успеем, давай накрывать на стол!
Валерия улыбнулась и подхватила со стола тарелки с запеканкой…
***
Марья, всё также сидевшая на полу, сосредоточенно смотрела на Якова.
Она чувствовала, что что-то не так.
Кровь, пульсирующая в висках, гулко стучала. Казалось, сейчас ей было слышно, как она переливается по её венам.
Яков улыбался, разговаривая с её отцом.
Его трость, которую он поставил у стены, поблескивала тяжёлым набалдашником.
Вдруг она, Марья, просто ненормальная?..
Её иногда называли так в школе, когда она, сосредоточившись на чем-то своём, совершенно не запоминала, что в это время происходило вокруг.
Марья прислушалась к себе так, как учил её брат.
Сначала, кроме шума собственной крови, бегущей по венам, она ничего не слышала. Шум был ровный, спокойный, даже сердце, казалось, почти перестало стучать. Оно стучало, только тихо-тихо, еле слышно.
Марья сосредоточилась сильнее.
Сначала она уловила едва слышное сердцебиение сидевшего рядом брата. Он тоже прислушивался.
Они переглянулись.
Сердце отца билось ровно и громко, отсчитывая удары, словно большой, глухой колокол. Он громко смеялся чему-то, слушая деда, и это мешало. Хотя, если подумать, посторонние звуки для Марьи словно отошли на второй план.
Наконец, она уловила то, что искала.
Дедушка… Его сердцебиение было то слышно, то оно почти совсем пропадало…
Марью охватило неожиданное, страшное, пугающее предчувствие беды.
Она посмотрела на брата.
- Ты тоже слышишь? - с ужасом прошептала ему Марья и, когда Иван кивнул, вскочила.
- Бабушка, звони в скорую, сейчас же! – Марья влетела на кухню и кинулась к Зине.
Испуганная Валерия едва не выронила тарелки, которые только что подхватила со стола.
- Марья, что такое? – Зина была не на шутку встревожена.
- Дедушка, это дедушка! Звони! Прямо сейчас!
- Подожди, я ничего не понимаю… - Валерия побежала в комнату.
Она увидела испуганного мужа и отца, немного побледневшего, поглаживающего рукой левую сторону груди.
- Папа, всё хорошо? – Валерия взяла его за руку и почувствовала, как рука мужчины слегка подрагивает.
- Я, пожалуй, прилягу, - Яков попытался улыбнуться.
- Бабушка, скорую! – Марья с отчаянием посмотрела на Зину, которая уже сосредоточенно набирала нужный номер.
- Здравствуйте. Срочный вызов. Нет, не совсем понятно, что случилось…
- Скажи им, что это сердце, - Иван встал рядом с Марьей, которая отчаянными глазами смотрела на деда.
- Это сердечный приступ. Да, мы уверены. Хорошо, я всё поняла. Ждём.
Зина бросила телефон и устремилась к мужу.
- Так… - бормотала она, словно разговаривая сама с собой, - дать успокоительное, таблетку под язык, измерить давление, сосчитать пульс…
Сергей, обняв детей, попытался увести их из комнаты.
- Не пойду, - Марья вырвалась из рук отца, - ты не понимаешь! Мне нельзя уходить!
Мужчина удивленно посмотрел на Валерию, но та только кивнула утвердительно: пусть остаются.
Тогда Сергей кинулся в прихожую, чувствуя острую потребность хоть в каком-то действии.
- Встречу врачей! – бросил он, судорожно влезая в ботинки. – Я быстро!
Валерия сидела возле отца. Лицо его было очень бледным, лоб покрылся испариной...
Врачи, появившиеся минут через десять, немедленно приступили к осмотру.
- Готовьте вещи, забираем, - сказал врач, закрыв чемоданчик, - кто поедет с нами?
- Я поеду, - Зина вытащила из шкафа сумку, – у меня всё собрано, можем ехать.
Лера, оставайтесь сегодня у нас, пожалуйста. Присмотрите за Графом. Я буду звонить, вернусь, как только будет что-то ясно.
Валерия только кивнула.
Якова осторожно переложили на носилки.
- Вы вовремя спохватились, вовремя дали лекарства, - сказал врач, стоя у входной двери, - самого страшного удалось избежать. Конечно, ситуация серьёзная, но мой прогноз благоприятен, ваш родственник поправится. Далеко не всегда так происходит. Вам очень повезло. Прямо чудо…
Он вздохнул и вышел.
Зина оставив на тумбочке ключи, выскочила за ними…
_________________________
*Фальцбейн - вспомогательный инструмент при переплете книг. С помощью косточки фальцуют (сгибают) листы бумаги, притирают их при приклейке, продавливают рубчики. Косточкой также расправляют кожу и ткани при крытье переплетных крышек, заправляют углы, приглаживают материал и обрабатывают готовую книгу. Косточка имеет гладкую поверхность, что позволяет ей не оставлять следы на бумаге и переплетных материалах. По форме косточка представляет собой хорошо отшлифованную пластинку с закругленными концами.
Традиционно косточки делают в виде пластинки из трубчатой кости крупного рогатого скота. Толщина пластинки обычно 3 — 4 мм. Изготовляют косточки и из других материалов: твердые породы дерева, фторопласт, оргстекло, металл.
Косточки бывают разнообразных форм и размеров. Это очень помогает в работе: для каждого процесса можно подобрать наиболее удобную.
**Робинзон Крузо – персонаж романа английского писателя Даниэля Дефо (1660—1731), впервые опубликованный в апреле 1719 года, повествующий о нравственном возрождении человека в общении с природой и обессмертивший имя автора. Написан, как автобиография морского путешественника Робинзона Крузо, желавшего ещё более разбогатеть скорым путём, но в результате кораблекрушения попавшего на необитаемый остров, где он провёл 28 лет. Сам Дефо называл свой роман аллегорией. Материалом для романа Дефо послужило описание пребывания шотландского боцмана Селькирка на необитаемом острове в 1704—1709 годах. Дефо избрал для своего Робинзона условия и изоляцию, сходные с теми, что достались Селькирку, но если Селькирк одичал на острове, то Робинзон нравственно возродился. В августе 1719 года Дефо выпустил продолжение — «Дальнейшие приключения Робинзона Крузо», а ещё год спустя — «Серьёзные размышления Робинзона Крузо», но в сокровищницу мировой литературы вошла лишь первая книга и именно с ней связано новое жанровое понятие — «Робинзонада». Роман дал начало классическому английскому роману и породил моду на псевдодокументальную художественную прозу, его нередко называют первым «подлинным» романом на английском языке. Роман, однако, переменил круг читателей и стал детской книгой. По количеству вышедших в свет экземпляров долго занимал исключительное место не только среди сочинений Даниэля Дефо, но и в книжном мире в целом. На русском языке впервые издан под названием «Жизнь и приключенія Робинзона Круза природнаго агличанина» в переводе Якова Трусова с французского языка (1762—1764).
***Полька — быстрый живой центральноевропейский танец, а также жанр танцевальной музыки, появилась в середине XIX века в Богемии (современная Чехия) и с тех пор стала народным танцем. Согласно легенде, полька, придуманная служанкой из Богемии Анной Слезак в 1830-х годах, быстро получила распространение в европейских городах. В Париже аристократы безуспешно пытались запретить «неприличный танец», в том числе с помощью полиции. Зимой 1843 года русский переводчик Владимир Солоницын писал, что «весь Париж сошёл с ума: все хотят танцевать польку, все учатся польке. Это танец не очень благопристойный, вроде «cancan», потому что в нём дамы должны сгибать одну ногу в колене и поднимать пятку так высоко, что при этом движении видна подвязка другой ноги». Считается, что название танца произошло от чешского слова «p;lka», означающего «половинный шаг», поскольку ритм польки требует быстро переступать с ноги на ногу. В России полька появилась в 1845 году. Этот танец — тогда очень модный во Франции — привёз из поездки в Париж танцовщик императорской труппы Петербурга Николай Осипович Гольц. Он поставил его на сцене, а потом распространил в великосветском петербургском обществе, и высший аристократический свет в скором времени затанцевал польку на балах и в салонах. У польки есть множество вариантов, в том числе – полька-«бабочка».
_______________________
Полное или частичное копирование, распространение, использование и размещение на сторонних сайтах запрещено. Размещение с указанием авторства и ссылки на авторский сайт - только с разрешения автора. Каждая глава повести имеет "Свидетельство о публикации" в соответствии с законодательством РФ об авторском праве.
________________________
Продолжение здесь…
#научи_меня_прощать2
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 26