❗ Это тоже страницы нашей истории – трагичные страницы.
31 год с тех пор как прямо в Оптиной от руки сатаниста на Пасху 1993 погибли три насельника. С 23 по 26 августа наша поездка в Оптину пустынь. Нам, с Божьей помощью, посчастливиться побывать в родной, для души, обители!
❗ Много лет в монастыре Оптина Пустынь ежедневно поминают за Божественной Литургией убиенных братьев – иеромонаха Василия (Рослякова), инока Трофима (Татарникова) и инока Ферапонта (Пушкарева).
В их честь построена часовня и написана книга.
Многочисленные паломники приезжают сюда поклониться их святым могилам, и в молитвах попросить благодатной помощи в духовных и житейских нуждах.
Есть свидетельства о случаях чудесной помощи по молитвам убиенных братий.
❗ Этот отрывок из книги «Пасха Красная» Нины Павловой посвящен третьему из погибших - иеромонаху Василию.
❗ Иеромонах Василий. «Се восходим во Иерусалим…»
...За месяц до Пасхи о. Василий съездил на день в Москву и первым делом отслужил панихиду на могиле отца.
Вернувшись с кладбища, он спросил дома: «Мама, а где моя сберкнижка?»
История же с этой сберкнижкой была такая.
Когда-то отец с матерью положили вклад на имя сына и за годы скопили пять тысяч рублей.
Тогда на эти деньги можно было купить машину.
А будущее виделось им именно так — сын женится, купит машину.
❗ Но будущее оказалось иным — сын ушел в монастырь, деньги съела инфляция, и на трудовые сбережения долгой жизни можно было купить лишь бутылку ситро.
И все-таки старенькая мать не сдавалась и снова стала строить планы на будущее, надеясь, что монастырь — это временно, а сын все равно вернется домой.
❗ В свои семьдесят лет она пошла работать гардеробщицей, чтобы, урезая себя в питании, собрать хоть что-то сыну на жизнь.
Вера в Бога пришла потом, а пока она не умела жить по-иному, как верша этот жертвенный подвиг материнской любви.
❗ Отец Василий жалел мать и все откладывал разговор о сберкнижке, но, видно, откладывать было больше нельзя.
Он съездил в сберкассу, закрыл вклад и, отдав все деньги матери, сказал ей: «Мама, не копи для меня больше деньги, как я с ними предстану пред Господом?»
❗ Это было последнее земное свидание матери с сыном.
А перед самой Пасхой Анна Михайловна увидела сон, будто крыша над домом разверзлась и с неба к ней спускаются птицы неземной красоты.
«Ну, все — Страшный Суд!» — подумала она во сне, любуясь одновременно райскими птицами.
Снам Анна Михайловна сроду не верила.
Пасху встретила радостно, и перед самым страшным часом в ее жизни Господь даровал покой многоскорбному сердцу матери.
❗ Рассказывает паломница-грудница Капитолина, ухаживавшая тогда за цветами на могилках Оптинских старцев:
«Перед Пасхой я, признаться, сердилась на о. Василия и о. Ферапонта.
Весна, апрель — мне надо землю готовить и цветы сажать, а они как придут на могилки старцев, так и стоят здесь подолгу, молясь.
Отец Ферапонт минут по сорок стоял.
А о. Василий увидит, что мешает мне работать, и отойдет в сторонку, присев на лавочку.
Но чуть я отойду, он опять у могил. А я, грешная, не понимала, как нужны им были тогда молитвы. Оптинских старцев!»
❗ Мать о. Василия вспоминала потом: «Уж до чего он батюшку Амвросия любил, а об Оптинских старцах не мог говорить без слез».
И перед Пасхой произошло вот что: днем в центральный алтарь пришел от алтаря Амвросиевского придела взволнованный о. Василий, сказав находившемуся здесь игумену Ф.:
«Батюшка, ко мне сейчас преподобный Амвросий приходил».
Игумен, человек духовно опытный, испытующе посмотрел на него, взвесил все и, приняв решение, по-святоотечески смирил: «Да ну тебя. Скажешь еще!»
Отцу Василию был дан урок смирения, и он смирился, не рассказывая об этом больше никому.
… Вот характерная черта трех оптинских братьев — монашеское трезвение с сознанием своего недостоинства каких-либо откровений свыше…
❗ Рассказывает А.Т.: «Как-то в келье о. Василия я завел разговор о стяжании благодати и даров Духа Святого. А о. Василий сказал:
— Мы монахи последних времен и духовных дарований нам не дано. Нам их не понести. Наше дело — терпеть скорби.
— А как их, батюшка, терпеть?
— А как боль терпят? Стиснул зубы, намотал кишки на кулак и терпи. Представляешь, что будет, если нам явится Божия Матерь? Впадем в прелесть, и все».
Однако продолжим хронику событий перед Пасхой.
На Страстной неделе из Оптиной уезжала паломница, ездившая на исповедь к о. Василию откуда-то издалека и поступившая затем, по слухам, в монастырь.
Уезжая, она заплакала и спросила:
«Что, о. Василий тяжело заболел? Почему он сказал мне: „Больше мы с тобой не увидимся, но, запомни, я всегда буду с тобой?“»
❗ Незадолго до Пасхи о. Василию рассказали о неприглядных действиях некоторых местных жителей и угрозах расправиться с монахами, а он ответил: «Это мой народ».
Еще до монастыря он написал в стихотворении:
«Так и тянет за русские дебри умереть в предназначенный срок».
Слова оказались пророческими.
❗ Это был русский человек с тем характерным чувством вины за все происходящее, какое свойственно людям, наделенным силою жертвенной высокой любви.
Монашество и священство усугубили это чувство, и, поступив в монастырь, он написал в дневнике: «Когда осуждаешь, молиться так: ведь это я, Господи, согрешаю, меня прости, меня помилуй».
А вот одна из последних записей в дневнике: «Возлюбить ближнего, как самого себя, молиться за него, как за самого себя, тем самым увидеть, что грехи ближнего — это твои грехи, сойти в ад с этими грехами ради спасения ближнего.
Господи, Ты дал мне любовь и изменил меня всего, и теперь я не могу поступать по-другому, как только идти на муку во спасение ближнего моего.
Я стенаю, плачу, устрашаюсь, но не могу по-другому, ибо любовь Твоя ведет меня, и я не хочу разлучаться с нею, и в ней обретаю надежду на спасение и не отчаиваюсь до конца, видя ее в себе».
❗ Рассказывает иеромонах Ф., инок в ту пору: «Перед Пасхой я дважды исповедовался у о. Василия и ходил потом в потрясении.
Уже на исповеди у меня мелькнула догадка, что о. Василий имеет дерзновение брать на себя чужие грехи.
Утром Страстной Субботы о. Василий говорил проповедь на общей исповеди.
Я был тогда на послушании, входил и выходил из храма, не имея возможности прослушать проповедь целиком.
Но то, что я услышал, подтвердило догадку — да, о. Василий берет на себя наши грехи, считая их своими.
Как раз в ночь перед этим я читал об одном старце, умиравшем воистину мученически, поскольку он набрал на себя много чужих грехов.
И я почему-то думал об о. Василии: да как же ты, батюшка, умирать будешь, если берешь на себя наши грехи?»
❗ Лишь великие Оптинские старцы и подвижники древности имели дерзновение брать на себя чужие грехи, отмаливая их.
Отец Василий себя подвижником не считал.
И речь идет о вынужденных действиях или о подвиге русского монашества в тех беспримерных условиях, когда лежали еще в руинах монастыри, не хватало священников, а у молодых иеромонахов от перегрузок рано пробивалась седина в волосах.
«У вас, как у нас в сорок первом — сказал отец одного инока, воевавший солдатом в Великую Отечественную войну. — Молодые да необстрелянные, а с эшелона и прямо в бой.
Ползешь против танка с бутылкой зажигательной смеси — душа заходится, но ведь кто-то должен ползти».
Словом, шел тот монашеский «сорок первый год», когда кто-то должен был ползти под танки и сходить ради спасения ближнего в ад.
❗ …Рассказывает оптинский рабочий Николай И.: «Случилось в моей жизни такое страшное искушение, что я решил повеситься. Шел на работу в Оптину лесом и всю дорогу плакал.
Иеродиакон Владимир, узнав, что со мной, сказал: „Тебе надо немедленно к о. Василию“. И привел меня в келью к нему.
Отец Василий стирал тогда в келье свой подрясник и был одет по-домашнему — старенькие джинсы с заплатами на коленях и мохеровый свитер, до того уже выношенный, что светился весь.
Говорили 15 минут. Помню, о. Василий сказал: „Если можешь — прости, а не можешь — уйди“.
Помолился еще. Вышел я от него в такой радости, что стою и смеюсь! Скажи мне кто-нибудь 15 минут назад, что я буду смеяться и радоваться жизни, я бы не поверил.
А тут радуюсь батюшке — родной человек! И за сорок лет своей жизни я такого красивого человека на земле еще не встречал.
Стал я после этого ходить на исповедь к о. Василию, решив попроситься к нему в духовные чада.
Но пока я собирался, о. Василия уже не стало. Я полтора месяца не мог потом ходить в монастырь, плакал».
❗ Отец Василий был иеромонахом всего два с половиной года.
И к начинающему батюшке ходили сперва на исповедь в основном приезжие, да и то по принципу: ко всем батюшкам длинная очередь, а к о. Василию почти никого.
«Да что вы к о. Василию не ходите?» — удивлялись отцы Оптиной.
«Я боюсь его», — отвечали люди постарше.
А подростки говорили между собой: «Нет, к „монументу“ не пойду».
Был грех, о. Василия за глаза называли «монументом», ибо он был монументален от природы. Рост под два метра, могучие плечи. И когда он часами недвижимо стоял у аналоя, то издали казалось, что стоит монумент.
На исповеди никогда не садился, не замечая предложенного стула, и выстаивал Великим постом на ногах по 18 часов в сутки.
Говорил исповедникам мало — чаще молча выслушивал исповедь.
Иных это смущало: «Да слышит ли он, что ему говоришь?». А посмертно узнали из его дневника — он не только слышал каждое слово исповедника, но вопиял о каждом великим воплем любви: «Это я, Господи, согрешаю, меня прости!..»
Говорят, о. Василий записывал имена тех, кого исповедовал или крестил, и полагал за них потом в келье земные поклоны.
❗ Рассказывает монахиня Варвара: «Бывало, о. Василий не скажет ни слова на исповеди, а отходишь от него с такой легкостью, будто мешки поснимали с плеч.
У меня тогда не было духовного отца, и я хотела попроситься к о. Василию, но смущало одно, что молодой больно.
❗ Иеродиакону Серафиму запомнилось, как инок Трофим сказал однажды: «Чем больше освобождаешься от страстей, тем меньше интерес к материальному».
А один местный житель вспоминает, как перед Пасхой он рассказывал Трофиму, что готовится к новоселью и перевозит вещи в новый дом.
«А у меня теперь настроение такое, — сказал инок, — что все бы вынес из кельи».
❗ Перед Пасхой, как уже говорилось, инок Ферапонт раздает свои вещи. Точно так же поступает и о. Василий, правда, с оговоркой — раздавать ему было особо нечего.
Когда после смерти сына Анна Михайловна впервые увидела его келью, она опешила при виде этой монашеской нищеты — вместо кровати доски с подстилкой из войлока, вместо стула чурбак у печки, а на щелястом полу пред аналоем старая телогрейка, на которой по ночам о. Василий клал земные поклоны, стараясь не беспокоить соседей.
Дом был ветхий, с хорошей слышимостью, и сосед отца Василия через стенку монах Амвросий уже привык слышать ночью эти постоянные звуки земных поклонов, засыпая и просыпаясь под них.
«Как? — растерялась мать. — Он же сам мне писал: „Как я люблю мою келью!“ А чего, не пойму, тут любить?»
Это была келья аскета, где не было ничего лишнего.
❗ И все-таки кое-что было — у о. Василия был подсвечник.
Этот подсвечник и сорок свечей он передал со знакомыми в Москву в подарок рабе Божией Ирине.
А еще он переслал с попутчиками в Петербург сорок свечей и крест десятилетнему мальчику Мише.
Наконец, у о. Василия был подаренный ему деревянный напрестольный крест с изображением Спасителя, которым он особо дорожил.
С этим крестом русские паломники прошли через весь шумный торговый Иерусалим путем крестных страданий Господа и взошли с ним на Голгофу, освятив его на Гробе Господнем.
❗ Возможно, по поводу этого креста из Иерусалима о. Василий попытался написать стихотворение, так и оставшееся незавершенным, но примечательное вот чем — он мысленно восходит на Голгофу, пытаясь донести свой крест.
Начинается стихотворение с личной Гефсимании:
Когда душа скорбит смертельно,
А вас нет рядом никого,
Так тяжелеет крест нательный,
Что чуть живой ношу его.
А далее некий муж восходит на Голгофу за Господом, пытаясь донести туда Его крест. В Евангелии этот крест несет Симон Киринеянин.
Но у о. Василия сюжет иной — личный.
И он понес. Но на подъеме
Упал и встать уже не мог…
Очнулся он при страшном громе,
Когда распятый умер Бог.
И все что вспомнил он о жизни,
Что стало самым дорогим — Тот путь
плевков и укоризны, Когда Господь был
рядом с ним.
❗ Стихотворение так и осталось в виде незавершенного наброска.
Но завершим очень важную для о. Василия мысль: главное, говорил он не единожды, донести свой крест до конца и не упасть на подъеме, так и не соединившись с Господом.
Вот почему этот крест из Иерусалима, который донесли до Голгофы и освятили на Гробе Господнем, имел для него особый смысл, и он почитал его главной святыней своей кельи.
❗ Во вторник Страстной седмицы о. Василий пришел с этим крестом в иконописную мастерскую, где были тогда двое иконописцев — о. Ипатий и о. Иларион.
У игумена Ипатия был во вторник День Ангела, и о. Василий тепло поздравил его.
Оба иконописца обратили внимание, что о. Василий был в особом состоянии: «Тихий-тихий такой, совсем тихий».
В этом состоянии особой тихости и кротости он рассказал им историю креста, с которым русские люди взошли на Голгофу.
А затем сказал о. Ипатию: «Вот я подумал… Мне хочется, чтоб он был у тебя. Пойдем найдем ему место».
Крест повесили на стену близ Святого угла.
Позже обнаружилось — о. Василий принес этот Голгофский крест на место своей личной Голгофы: он был убит возле мастерской иконописцев, упав напротив креста.
❗ 9 августа 1993 года, на день великомученика и целителя Пантелеймона, на этом кресте, на теле Спасителя с левой стороны под ребрами обильно выступило миро.
Капли были крупные, как после дождя, и не высыхали две недели. Крест, оказалось, был чудотворным.
Завершая хронику событий перед Пасхой, отметим один момент, почему-то запомнившийся многим.
На Страстной седмице о. Василий произнес проповедь на тему: «Се восходим во Иерусалим, и Сын Человеческий предан будет».
И одно место из проповеди вдруг поразило многих неизъяснимым образом, и в храме воцарилась такая мертвенная тишина, будто сказано было прикровенное слово о будущем.
❗ Вот это прикровенное слово, которым прозорливые Оптинские старцы извещали друг друга о грядущем.
Накануне своего отъезда-изгнания из Оптиной и в предвидении близкой смерти преподобный Оптинский старец Варсонофий сказал своему ученику, будущему старцу преподобному Никону:
«„Се восходим во Иерусалим, и предан будет Сын Человеческий… и поругаются Ему, и уязвят Его, и оплюют Его“.
Вот степени восхождений в Горний Иерусалим: их надо пройти. На какой степени находимся мы?»
❗ А двадцать семь лет спустя преподобный Оптинский старец Никон сказал на проповеди в предвидении своего ареста, лагеря и уже приближающейся смерти: «Се восходим во Иерусалим, и предается Сын Человеческий, якоже есть писано о Нем… Спасающемуся о Господе необходимо предлежат степени восхождения в Горний Иерусалим».
Книг об Оптинских старцах тогда не было, и рукописи еще лишь предстояло издать.
В отличие от о. Василия, читавшего рукописи, о тайной перекличке Оптинских старцев знали в те годы лишь немногие.
И все же дрогнули сердца, и ярко запомнился тот миг, когда о. Василий по-молодому звучно сказал с амвона: «Се восходим во Иерусалим. И спросим себя ныне, готовы ли мы пойти за Господом на страдание?»
Он замолк, глядя внутрь себя, а в храме воцарилась мертвенная тишина. И молчание длилось долго…
❗Радость моя, наша поездка состоится с 23 по 26 августа
Программа:
✅ Введенский монастырь «Оптина пустынь»,
✅ Монастырь Спаса Нерукотворного
✅Казанская Авросинская пустынь (Шамордино)
Стоимость 12500
Более полную информацию вы можете получить по телефону
☎8(934) 668 22 90
( с 10 до 20 часов)
Всегда рады видеть в наших поездках, Радость моя!
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1