Предыдущая публикация
🔎 «…утрату и поражение оставь себе»
Очищение приходит через покаяние.
Иногда надо выговориться, чтобы облегчить душу. У любого врача, который занимается лечением больных, есть свое кладбище. Я о своём...
На нем лежат разные люди. Есть те, кому помочь было невозможно совсем. Например, огнестрельное ранение верхней полой вены с дефектом ткани в 3,5 см. Есть ранение глазницы зарядом от ракетницы, когда затухающим зарядом внутри черепа сварился мозг. Есть запущенные онкологические больные, повернувшиеся лицом к стене. Есть мезентериальные тромбозы, массивные тромбоэмболии легочной артерии, острые инфаркты миокарда у больных после операций, даже после плановых. Есть циррозы, терминальные перитониты, тяжеленные кишечные непроходимости, где исчерпаны возможности организма, и проведенное лечение не может догнать эти потерянные ресурсы. Кресты на этих могилах с вытертыми табличками имен и фамилий. Для доктора. Разве что какие-то обстоятельства могут напомнить о них или разбудить ассоциации в повторяющихся случаях. Да, помню, был такой случай...
Но есть кресты или даже грубые палки на могилах, где повязаны зеленые ленточки «неотомщенных», как у некоторых южных воинов, где фамилия написана кровью, жирными буквами, со следами подтеков на нижних краях букв. Те больные, которые иногда приходят в снах, с немым упреком: «Ну что доктор! А ведь у меня был шанс! А ты не смог! Или не сумел? Или понадеялся на удачу? Или не позвал на помощь, пусть она была и далеко?»
От этого седеют волосы, болит сердце и душа, растут бляшки в сосудах. Но именно они заставляют двигаться вперед, читать книжки, учиться у более опытных, пробовать новое, совершенствовать технику, выбирать лучшие инструменты, материалы, находить, учить и готовить себе помощников. Это жесточайшие мотиваторы совершенствования. Они заставляют работать над ошибками. Ночью, в движении, в перерывах, в беседах, приходят в виде ассоциаций в трудный момент.
Наша специальность - «самая-самая», самая философская, самая трудная, самая творческая, самая загадочная, самая ответственная, самая дисциплинирующая, самая прогрессивная и перспективная. При одном маленьком условии. Её надо искренне любить. Но это лирическое отступление.
Фамилия этого больного не сотрется в моей памяти никогда. И это не тот случай, когда надо праздновать победу над, казалось бы, безнадежной ситуацией. «Добычу и победу отдай другим, утрату и поражение оставь себе». Эту фразу Далай ламы я случайно прочитал недавно в книжке про альпиниста, в одиночку поднявшегося на Эверест. Райнхольд Месснер «Хрустальный горизонт». Попадется, почитайте, не пожалеете.
Тогда я уже уволился из армии, устроился работать в Мариинскую больницу Питера. На отделение, где когда-то работал Александр Андреевич Русанов. Можно представить, что это была за школа!
Первое дежурство. Поступает перфоративная язва ДПК. Банальная ситуация. Уже сколько их мной ушито или иссечено. Но я обкатываюсь помощником. Оператор открывает живот и молча начинает мобилизовать большую кривизну. Примерно минут за сорок в условиях перитонита выполняется резекция желудка. Технически настолько совершенно, что хоть снимай фильм. И это при перитоните!
Я, ничего не понимая, стараюсь не задавать вопросов, старательно помогаю, чувствую одобрительное молчаливое согласие в движениях. Но... «Всё потом расскажу!»,- словно понимая моё недоумение, говорит оператор.
Мы моем живот и заканчиваем. В моей голове фантазийно развивается течение послеоперационного периода со страшными осложнениями. А в реалии я вижу больного в коридоре через три дня, топающего в туалет, а через неделю его выписывают без малейших осложнений.
Старые хирурги помнят еще те времена, когда шла борьба между «резекционистами» и «ваготомисто-пилоропластикамщиками» (извините за сленг). Территориально я оказался в строю резекционистов. И должен был осваивать это дело. Учиться было легко. Патологии- предостаточно, учителя блестящие. До сих пор живы спецы высочайшего уровня, прямые ученики Александра Андреевича, которые продолжают оперировать, несмотря на возраст. Низкий мой им поклон!
Первую свою резекцию я сделал самостоятельно под руководством зав отделения мужчине из тюремного изолятора, где заведующий немного подрабатывал. У пациента была большая язва желудка. Все прошло на ура. Больной выписался, я «проставился». И уже потом потихоньку втянулся в этот процесс.
Пришли времена, когда меня стали ставить ответственным дежурным хирургом. Бригады были сильными, всегда в них было как минимум два человека, которые сами ходили ответственными и могли выполнить операции большого объема и высокой категории сложности. На моей памяти бывали дежурства, когда за ночь выполнялось по три резекции желудка, уже не считая непроходимостей, аппендицитов, ущемлений. Одним словом, тяжелейшая, но очень сильная школа. Она до сих пор остается одной из самых сильных в городе.
Правда медицина идет вперед, методы и методики лечения, в том числе и инвазивные, совершенствуются. Показания к резекции желудка сейчас уже значительно сузились. Но в те времена в той клинике был апогей «резекционизма». Равняться можно было только с клиникой А.И.Горбашко. Высшим пилотажем считалась резекция при язвенном кровотечении. И это действительно так. Как неустанно повторял наш старейший и мудрейший анестезиолог «дядя Коля» Калюжный, «успех в лечении больного с кровотечением зависит только от двух моментов: мастерства хирурга и наличия крови». Очевидная простая врачебная мудрость...
Этот больной поступил ночью. Мужчина 53 лет, язвенное кровотечение, подтвержденное экстренной ФГДС, кровотечение на первой волне, массивное, в ходу, низкий гемоглобин, геморрагический шок. Сразу в операционную, подготовка на столе, операция и гемотрансфузия параллельно.
К тому времени мой «резекционный багаж» пошел на второй десяток, серьезных осложнений не было, но и больных с таким кровотечением не было. Как это бывает у новичков крылья у меня расправились, гордо причислив себя к этой школе, уже уверенными движениями взялся я за это дело. Сейчас понимаю, откуда растут крылья у самоуверенности, этой хирургической беды. От недостатка опыта и лихачества. Только время корректирует эти пороки. И, конечно, Учителя! В очередной раз им мой поклон! Но, вернемся к ситуации...
Так случилось, что бригада в этот день была не самой сильной. Помощник - слабоват, операционная сестричка - новенькая, я работал с ней раз пятый, наверное, и пока еще хорошее взаимодействие не сложилось. Это сейчас в время операции я в сторону сестры не смотрю практически совсем. Есть много приемов и жестов в нашем общении, которые сестры уже давно знают, к ним привыкли, и все происходит автоматически слаженно. Опыт, как говорят.
А в тот раз все было как-то неудобно, ситуация требовала быстроты, а все получалось суетливо. Все время приходилось отвлекаться на лишние движения, то нитка не та, то зажим неудачный, то аппарат заедает, то помощник «тормозит», то анестезиолог просит приостановиться. Что теперь судить... "Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива".
Все шло как-то не так. Да и на дворе глубокая ночь. Желудок мы «отвалили» быстро и без проблем. Пришла очередь за ДПК. А кровотечение продолжается. Культя отрытая. Глубокая язва задней стенки. И этот сосуд! Фотография в голове на всю жизнь. Пульсирующая струя из сосуда диаметром около 1,5 мм прямо из глубокого дна язвы.
Технически прошить возможно. Но нужна абсолютно подходящая по изгибу и диаметру игла и нитка. То, что в руки дает сестричка- совсем неудачное. Прошу заменить. Это время. Бежит к другому столу, приносит снова не то. А время летит, кровь бежит, нервы на пределе, спасибо анестезиологу, хоть он не подгоняет. С третьего захода находим что-то подходящее, но все равно большое и неудобное. Умудряюсь прошить, но глубоко, через всю язвищу, с захватом всей подслизистой, да и, как это потом окажется тканью поджелудочной железы. Сейчас понимаю, что именно это «момент истины». Была бы возможность включить машину времени, отмотать эти кадры с сегодняшними мозгами, пошел бы с сестрой к столу с иглами выбрал бы подходящую, «изгольнулся» бы, но прошил так, чтобы сильно не зацепить поджелудочную. Но тогда, этой ночью, у этого больного, в этих условиях, этими «кривыми ручками» кровотечение было остановлено.
Но и был запущен процесс, определивший дальнейшее течение. Культю ДПК закрыли тоже без проблем. Ибо то количество приемов, использовавшихся в данной клинике при резекции и обработке культи ДПК - есть великая книга мудрости и опытности для операторов. Результат работы школы. Но природу не обманешь. Не герметизм укрывания культи в подобных случаях приводит к осложнениям! Этого тогда я еще до конца не понимал. Завершили операцию достаточно быстро, кровь долили до нужных показателей, привели больного в приличное, если можно так сказать состояние.
А дальше началось то, что и должно было произойти. Хотя этого я до конца не понимал, в силу своей неопытности. Трое суток послеоперационного периода шли неплохо, больной даже присел в постели.
Надо отметить, что выхаживали мы больных в обычных палатах, сами, редко с участием родственников. Специальной хирургической реанимации не было. Как говорил профессор: «Хочешь, чтоб больной поправился, ставь рядом раскладушечку и живи там, рядом с ним!» Правильные слова! Сейчас времена другие...Ну, да ладно...
А на четвертые сутки, согласно всем правилам и срокам течения патологического процесса... началось. Все признаки несостоятельности культи. Подтянулись старшие товарищи. Вместе пошли на релапротомию. Головчатый панкреатит. Начинающийся «развал» культи. Процесс, на который повлиять уже крайне сложно. Ушили, задренировали, отграничили, отмыли... Все это, конечно, надо. Но «поезд с рельсов уже сошел».
Коварство поджелудочной железы известно, да еще в условиях постоянного раздражения желчью из культи. Я действительно практически поселился в отделении, так хотелось помочь. Видеть эти глаза страдающего пациента, немую мольбу жены, к которой мы вместе то мыли желудок, то меняли простыни и подкладки, перевязывали, смотрели за трубками. А больной таял... И исход определился... Плохой исход.
Все это происходило на моих глазах. Надо понимать мои чувства и то, что в этой смерти есть и моя вина. Старшие товарищи относились к этому с пониманием, видно было, что каждый из них в подобной ситуации бывал. То советом, то обсуждением, совершенно без упреков, злопыхательств, старались приободрить. Но время и действия обратно не вернешь. Как положено, прошла ЛКК, меня не побили, но старшие попытались разобраться в этом, докапываясь до истиных причин случившейся беды.
Главное, что я вынес с того обсуждения, именно обсуждения, а не административного разноса, это то, что поджелудочная железа, при с которой при резекции желудка приходится работать, требует такого деликатного обращения, как работа с младенцем...
Вот и весь сказ. Как сказал бы мой замечательный коллега: «В жизни всегда есть место подвигу, но лучше от этого места держаться подальше!».
Да вот не получается... утрата и поражение остается себе...
(с) Макаревич А.К., хирург
Следующая публикация
Комментарии 1