Предыдущая публикация
27 января 1944 года Ленинград был полностью освобождён от блокады.
Голосом несломленного города три года была поэтесса Ольга Берггольц, которая работала на радио.
В советских школах её назвали «музой блокадного Ленинграда». И конечно, власть пыталась скрыть историю её жизни.
В декабре 1938 года Ольгу Берггольц арестовали чекисты по ложному обвинению «в связи с врагами народа» и как «участника контрреволюционного заговора против товарищей Сталина и Жданова».
Беременная, она полгода провела в тюрьме, где после пыток и издевательств родила мертвого ребенка (обе ее дочери умерли прежде). Об этом Берггольц написала позже: «до сих пор реально чувствую, обоняю этот тяжелый запах коридора из тюрьмы в Большой Дом, запах рыбы, сырости, лука, стук шагов по лестнице, но и то смешанное состояние... обреченности, безвыходности, с которыми шла на допросы... Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: "живи"».
После начала блокады Ольга осталась в городе одна. Ее направили работать на радио, где ее голос и стал голосом самого блокадного Ленинграда.
Как и Левитан в Москве, Ольга Берггольц была внесена немцами в список лиц, подлежащих после взятия города немедленному уничтожению. Но Ольга Берггольц не боялась немцев. Она боялась НКВД.
В течение всей блокады она вела дневники. Когда блокада была прорвана, она их спрятала.
«Сегодня Коля закопает эти мои дневники. Всё-таки в них много правды…
Если выживу — пригодятся, чтобы написать всю правду».
Цитаты:
«Сегодня моего папу вызвали в Управление НКВД в 12 часов дня и предложили в шесть часов вечера выехать из Ленинграда. Папа — военный хирург, верой и правдой отслужил Советской власти 24 года, был в Красной Армии всю гражданскую, спас тысячи людей, русский до мозга костей человек, по-настоящему любящий Россию, несмотря на свою безобидную стариковскую воркотню. Ничего решительно за ним нет и не может быть. Видимо, НКВД просто не понравилась его фамилия — это без всякой иронии. На старости лет человеку, честнейшим образом лечившему народ, нужному для обороны человеку, наплевали в морду и выгоняют из города, где он родился, неизвестно куда. Собственно говоря, отправляют на смерть. «Покинуть Ленинград!» Да как же его покинешь, когда он кругом обложен, когда перерезаны все пути! Я еще раз состарилась за этот день…»
«В Москве не говорят правды о Ленинграде. Ни у кого не было даже приближенного представления о том, что переживает город… Не знали, что мы голодаем, что люди умирают от голода… Заговор молчания вокруг Ленинграда. Смерть бушует в городе… Трупы лежат штабелями… По официальным данным умерло около двух миллионов…А для слова — правдивого слова о Ленинграде — еще, видимо, не пришло время… Придет ли оно вообще?…»
«Мы все последние годы занимались больше всего тем, что соблюдали видимость. Может быть, мы так позорно воюем не только потому, что у нас не хватает техники (но почему, почему, черт возьми, не хватает, должно было хватать, мы жертвовали во имя ее всем!), не только потому, что душит неорганизованность, везде мертвечина… кадры помета 37–38 годов, но и потому, что люди задолго до войны устали, перестали верить, узнали, что им не за что бороться».
После смерти архив Берггольц был найден, конфискован властями и помещён в спецхран. Выдержки из «запретных» дневников Ольги Берггольц были напечатаны лишь в 2010 году.
Следующая публикация
Нет комментариев