Предыдущая публикация
Хэрриот Джеймс.
О всех созданиях — прекрасных и удивительных (отрывок из книги)
Собака, бегущая по обочине шоссе, — зрелище не столь уж редкое, но в
этой было что-то такое, отчего я притормозил и поглядел на нее еще раз.
Небольшая, шоколадно-коричневая, она приближалась по дальней стороне шоссе — не просто трусила по траве, а неслась карьером, отчаянно работая всеми четырьмя лапами и вытягивая вперед морду, точно любой ценой должна была догнать нечто невидимое за изгибом длинной темной полосы асфальта. Я только только успел увидеть устремленные вперед глаза и болтающийся язык, как она, промелькнув мимо, оказалась уже далеко позади меня. Откуда здесь взялась собака? Боковое шоссе пролегало далеко от ферм по пустынным высотам, и нигде не было видно стоящей машины. Да и в любом случае она бежала не просто так — все ее движения свидетельствовали об исступленной спешке.
Нет, так невозможно! Надо разобраться в чем дело. Я задним ходом
развернулся и поехал обратно. Прошло неожиданно много времени, прежде чем я увидел впереди собаку, бегущую а упорной надежде нагнать невидимое нечто. Услышав шум приближающегося автомобиля, она на мгновение остановилась, но тут же побежала дальше. Однако видно было, что она совсем измучена и, обогнав ее шагов на тридцать, я вылез из машины. Я опустился на колено и, когда собака поравнялась со мной, схватил ее. Это оказался бордер-терьер. Он не вырывался, а только еще раз взглянул на машину и снова уставился на пустое шоссе впереди с тем же жутким отчаянием в глазах.
Ошейника нет, но шерсть на шее примята, словно еще совсем недавно ее
придавливала полоска жесткой кожи. Совсем еще молодой пес, примерно двух - трех лет. На ребрах лежал слой жирка, свидетельствовавший, что он не голодал. Я начал ощупывать, нет ли на нем болячек, и тут он весь напрягся у меня под рукой: к нам приближался автомобиль. Секунду пес вглядывался в него с жаркой надеждой, но машина промчалась мимо, и, весь поникнув, он снова тяжело задышал.
Вот, значит, что! Его выбросили из машины! Какое-то время назад любимые люди, которым он беззаветно доверял, открыли дверцу, вышвырнули его в неведомый мир и беззаботно укатили. Мне стало тошно — физически тошно, а потом во мне поднялась жгучая ярость. Грабителю, взломавшему банковский сейф, можно найти извинение, но только не им, не такому поступку.
— Ну-ка, приятель, — сказал я, осторожно подхватывая его на руки, —
лезь в машину. Поедешь со мной.
Терьер сжался, судорожно вздрагивая, и дальше я вел машину одной рукой, а другой легонько его поглаживал.
Хелен, когда мы добрались до дома, быстро поставила перед ним миску с
крошевом из мяса и галет, но он даже не взглянул на еду.
— Как они могли? — пробормотала она. — И почему? Что их толкнуло на
такую жестокость?
Я ответил, проводя рукой по жестким кудряшкам.
— Почему? Да причины можно найти самые поразительные! Иногда собаку бросают, потому что она стала слишком злобной, хотя на сей раз такая ссылка не прошла бы. - Или же, — продолжал я, — собак бросают просто потому, что они успели надоесть хозяевам. Люди берут очаровательного щенка и теряют к нему всякий интерес, едва он подрастает. А может быть, подошло время уплатить налог за собаку: для некоторых людей такой причины вполне достаточно, чтобы поехать покататься где-нибудь подальше от дома и бросить там недавнего баловня на произвол судьбы.
Я замолчал. Список был длинный, но зачем огорчать Хелен рассказами о
том, чему я столько раз бывал свидетелем? Люди переезжают, и оказывается, что на новом месте держать собаку почему-то неудобно. Родится ребенок, и все внимание, вся любовь отдаются ему одному. А то и просто вдруг захочется обзавестись более престижной собакой.
Я снова поглядел на терьера. Пожалуй, так с ним и произошло. Ну что гадать понапрасну? Я позвонил в полицию. Нет, никто не заявлял о пропаже собаки. Ничего другого я и не ожидал.
Весь вечер мы всячески старались развлечь терьера, но он продолжал
лежать, положив голову на лапы, закрыв глаза и нервно вздрагивая. Признаки жизни он проявлял, только когда по улице проезжал автомобиль: голова приподнималась, уши настораживались, но через несколько секунд шум замирал, и голова вновь поникала. Хелен положила его к себе на колени и больше часа утешала, однако он замкнулся в своем горе и словно не замечал ни гладящих рук, ни ласковых слов.
В конце концов я пришел к выводу, что полезнее всего будет ввести ему
снотворное, и, когда мы ложились, он уже крепко спал в корзинке.
Утром он не то чтобы повеселел, но, во всяком случае, настолько пришел
в себя, что начал воспринимать окружающее. Когда я подошел и заговорил с ним, он перекатился на спину, не заигрывая, а так, словно повторял привычное движение. Я нагнулся и почесал ему грудь, а он смотрел на меня снизу вверх непроницаемым взглядом. Но мне всегда были симпатичны собаки, ложащиеся лапами вверх. Это и признак приветливого характера, и выражение доверия.
— Так-то лучше, старина, — сказал я. — Не вешай носа!
Его пасть вдруг широко открылась. Мордочка у него была смешная, как у
обезьянки, и на миг ее словно перерезала веселая улыбка, полная редкостного обаяния.
Хелен сказала у меня над ухом:
— Джим, он просто прелесть. Такой симпатяга! Я чувствую, что уже
привязалась к нему.
В том-то и была беда! Мне он тоже начал слишком уж нравиться. Как
нравились многие и многие брошенные собаки, проходившие через наши руки. Да и не просто брошенные, но те, кого приводили для усыпления с просьбой, от которой становилось тошно: «Вот если бы вы отдали его в хорошие руки…»
Я повернулся к ней и сказал:
— Хелен, но мы же не можем его оставить, ты сама понимаешь. Одной
собаки на две комнатушки более чем достаточно.
Она кивнула.
— Да, конечно. Только такой милой собачки я давно не видела. Во всяком
случае, когда он перестает бояться. Но что же нам с ним делать?
— Как собаке, потерявшей хозяев, ему следует отправиться в конуру при
полицейском участке, — ответил я, нагибаясь и поглаживая курчавые завитки на груди предмета нашего разговора. — Только если его не востребуют, через десять дней мы окажемся точно в таком же положении… — Я подцепил терьера под живот и уложил обмякшее покорное тельце себе на колени. И конечно, я могу навести справки среди клиентов, но почему-то никому не требуется собака, когда у тебя есть лишняя. — Я задумался. — Вот если дать объявление в газету…
— Погоди! — перебила Хелен. — Ты говоришь: в газету… по-моему, я на
прошлой неделе читала статью про приют для покинутых животных…
Я с недоумением посмотрел на нее и вдруг вспомнил:
— Совершенно верно. Сестра Роза, она работает в больнице. У нее взяли
интервью о бродячих собаках, которых она берет под свою опеку. Во всяком случае, попытка не пытка! — Я уложил терьера в корзинку. — Пока оставим малыша тут, а вечером я позвоню сестре Розе.
Поднявшись к себе выпить чаю, я обнаружил, что ситуация выходят из-под контроля. Когда я вошел, песик лежал на коленях у Хелен и, по-видимому, уже довольно долго. Она поглаживала курчавую голову и вид у нее был угрожающе задумчивый. Мало того, взглянув на него, я почувствовал, что сам слабею.
Надо было незамедлительно принимать меры, а то я сдамся. Схватив
телефонную, трубку, я набрал номер больницы и спросил сестру Розу. Вскоре в трубке раздался приветливый энергичный голос. Она, казалось, нисколько не удивилась и, судя по деловитому тону, по тому, какие она задавала мне вопросы, через ее руки, несомненно, прошло порядочное число потерявшихся и брошенных собак.
— Ну что же, отлично. Таких нам обычно удается пристроить. Так когда
вы его привезете?
— Сейчас, — ответил я.
Сестра Роза оказалась видной женщиной лет под пятьдесят, именно с таким улыбающимся румяным лицом, которое вообразилось мне во время нашего телефонного разговора. Она выхватила у меня терьера с жадностью искренней любительницы животных.
— Какой милашка, правда?! — воскликнула она.
Позади ее дома — современного загородного коттеджа неподалеку от
больницы — располагались конуры с огороженными проволочной сеткой
площадками. Несколько собак сидело отдельно, но на большой площадке весело играла компания собак самых разных пород.
— Вот сюда мы его и поместим, — сказала сестра Роза. — Это его
подбодрит и, не сомневаюсь, он быстро освоится с ними. — С этими словами она отперла дверцу в проволочной сетке и поставила терьера на утоптанную землю. Собаки тотчас его окружили и началась обычная церемония обнюхивания и задирания ног.
Сестра Роза подперла подбородок ладонью, задумчиво глядя сквозь крупные ячейки.
— Как бы его назвать… Ну, как же… Дайте-ка подумать… Нет… тоже
нет… ага! Пип! Пусть будет Пипом!
Она поглядела на меня, вопросительно подняв брови, и я энергично
закивал.
— Отлично! Нет, правда. Очень ему подходит.
— Вот и я так думаю, — заметила она с лукавой улыбкой. — Я ведь в этом набила руку! У меня была большая практика.
— Еще бы! Наверное, вы им всем даете клички?
— А как же? — Она начала называть одну собаку за другой.
Пип явно приободрился и по завершении приветствий принялся вместе с
другими азартно следить за перетягиванием палки, которым занялись колли и лабрадор. Я засмеялся.
— Мне и в голову не приходило, что у вас столько собак. И долго они у
вас остаются?
— Пока не удается их пристроить. Одни ждут не больше дня, другие живут
по нескольку недель, а то и месяцев. Ну, есть и парочка старожилов вроде Салли-Анны: они уже, по-видимому, тут так и останутся.
— Но как же вы их всех кормите? Это ведь должно обходиться недешево!
Она кивнула и улыбнулась.
— Я устраиваю небольшие собачьи выставки, утренники с кофе, лотереи,
дешевые распродажи и еще пускаюсь на всяческие уловки, хотя, боюсь, эта свора пожирает все положительное сальдо. Но в целом я справляюсь.
Да, подумал я, щедро тратя собственные деньги!
Каждый раз, когда я сталкиваюсь с подобными свидетельствами жестокости и бессердечной безалаберности, мне рисуется армия бездушных виновников таких трагедий — огромная тупая орда людей, ни на секунду не задумывающихся о чувствах беспомощных животных, во всем от них зависящих. Мне становится жутко, но тут же я вспоминаю, что этой орде противостоит другая армия, готовая защищать их жертвы, не жалея ни сил, ни времени, ни денег.
— Я вам очень благодарен, — сказал я. — Надеюсь, Пип вас будет
затруднять не слишком долго. И если вам понадобится моя помощь, пожалуйста, дайте мне знать.
— Не беспокойтесь, — ответила она, улыбнувшись. — У меня предчувствие, что малыш долго тут не задержится.
Бордер-терьер не выходил у меня из головы и, не выдержав и недели, я
заехал в собачий приют. Сестра Роза в старом плаще и резиновых сапогах раскладывала корм по мискам возле конуры.
— Вы, конечно, хотите узнать про Пипа, — сказала она, выпрямляясь. —
Ну, так его вчера забрали. Очень милые люди. Приехали, потому что решили взять брошенную собаку, и сразу же выбрали его.
— Отлично. Просто чудесно! — Я помолчал. — Но вот с… э… Пипом.
Его далеко увезли?
— Да нет. Он остался в Дарроуби. Их фамилия Плендерли. Он — чиновник
на пенсии — был, по-моему, большой шишкой и пожертвовал приюту порядочную сумму без всякой моей просьбы. Они купили особнячок на Холтон-роуд с прекрасным садом — Пипу будет где побегать. Да, кстати, я дала им ваш адрес, так что, конечно, они скоро к вам явятся.
— Ну, я очень рад. Во всяком случае, буду знать, как ему живется.
Ждать мне пришлось недолго. В конце следующей недели, открыв дверь
приемной, я увидел пожилую супружескую пару и Пипа на новехоньком поводке. Он сделал свой обычный первый ход — перекатился на спину и поглядел на меня. Но теперь беспомощная мольба исчезла из его глаз, они сияли озорным весельем, а забавная мордочка вновь раскололась в широченной улыбке.
Почесывая по заведенному порядку его грудь, я увидел, что он обзавелся и
новым ошейником, очень дорогим, с блестящим медальоном, на котором были выгравированы его кличка, адрес и телефон. Я подхватил его на руки, и мы все вошли в смотровую.
— Так что с ним такое? — спросил я.
— В сущности, ничего, — ответил муж, толстячок с розовым лицом и
внимательными глазами, одетый в безупречно сшитый темный костюм. — Я приобрел эту собачку совсем недавно и был бы весьма вам благодарен
за рекомендации, как за ней ухаживать. Да! Моя фамилия Плендерли. Позвольте также представить вам мою жену.
— В первую очередь, — продолжал он, — мне хотелось бы, чтобы вы
произвели подробный осмотр.
Я уже осматривал Пипа, тем не менее проделал всю процедуру заново.
— Он абсолютно здоров и снаружи и внутри, — объявил я.
— Отлично, — сказал мистер Плендерли — Э… так-так. — Он откашлялся. — Должен признаться, мистер Хэрриот, ни у меня, ни у моей жены никогда прежде не было собак или каких либо животных. Я твердо убежден, что любое дело требует ответственного отношения, а потому, чтобы обеспечить ему надлежащий уход, я решил тщательно изучить все требования. С этой целью я приобрел несколько специальных книг.
Мистер Плендерли, решил я про себя, куда приятнее, чем кажется на первый взгляд. Он зажал книжки под мышкой и протянул руку к терьеру.
— Идем, Пип, мы и так уже злоупотребили временем мистера Хэрриота!
Но жена опередила его — она подхватила Пипа на руки и, пока мы шли по
коридору, прижималась щекой к косматой мордочке.
Я смотрел, как они сели в небольшой сияющий чистотой семейный
автомобиль и отъехали. Мистер Плендерли любезно наклонил голову, его жена весело помахала мне рукой, но Пип, опираясь задними ногами в ее колени, а передние поставив на перчаточник, с любопытством устремил взгляд вперед сквозь ветровое стекло, успев забыть о моем существовании.
Они скрылись за углом, а я подумал о счастливой развязке того, что
могло бы обернуться маленькой трагедией. И конечно, главная роль
принадлежала сестре Розе. Одна из многих спасенных ею беспомощных собак! Ее приют будет расти, и ей придется работать все усерднее без всякой выгоды для себя. По всей стране другие такие же люди содержали такие же приюты, и я почувствовал гордую радость от того, что на какую-то минуту приобщился к этой бескорыстной армии, неутомимо и без отдыха сражающейся на стороне бесчисленных животных, полностью зависящих от человеческих прихотей.
Впрочем, тогда меня занимала только одна мысль: «Пип обрел свой
настоящий дом».
#рассказы
Следующая публикация
Нет комментариев