Универсальный солдат
Слава этого человека сильно уступает его колоссальному вкладу в историю нашей страны. Он всегда оказывался там, где труднее. Борис Щербина был «универсальным солдатом» советской державы. А точнее – маршалом. Индустриальным. Без его участия не обошлась ни одна из послевоенных великих строек Сибири. Щербина держался в тени, никогда не занимался саморекламой. Но из плеяды управленцев, создававших экономический потенциал современной России, он – звезда первой величины. Десятилетиями неизменно Щербину бросали туда, где был необходим быстрый результат, от которого зависела экономика страны.
Он не считал себя героем
Сын паровозного машиниста, уроженец Донбасса, студент Харьковского института инженеров железнодорожного транспорта, в первые дни 1940 года 21-летним добровольцем он ушел на советско-финскую войну. «Солдат-лыжник 316 отд. лыжного эскадрона» — так значилось в анкетах. Через три месяца боевых действий вернулся невредимым, но с боевой закалкой. В Великую Отечественную занимался координацией военных железнодорожных перевозок, а в ноябре 1942-го его командировали под Сталинград: транспортники там требовались остро. Войну вспоминать не любил, героем себя не считал.
Сибирский управленец
Потом – восстановление разрушенных областей. Щербина работал в Харьковском горкоме. Город и его предприятия возрождались из руин. И в 1951 году Бориса Евдокимовича перевели в Сибирь – секретарем Иркутского обкома как человека, который «умеет находить в работе главное, самостоятельно решает вопросы». Под его руководством началось строительство самой мощной в мире Братской ГЭС. Это – тысячи строителей со всех уголков Союза. Десятки инженеров, у каждого из которых имелось свое видение любой проблемы. Щербине нужно было всех примирить, создать эффективную рабочую обстановку для всей этой необозримой армии… Идти на компромиссы, действовать кнутом и пряником. Не спать по несколько дней. Все это и есть управленческое искусство. Полная вовлеченность в большое дело. Без остатка.
Тюменская нефть
В 1961 году Щербину избрали первым секретарем Тюменского обкома. Когда он туда приехал, в области не было ни одного километра автомобильных и железных дорог, ни одного аэропорта. Под его руководством началась промышленная разведка и добыча нефти, заработало первое месторождение черного золота в Западной Сибири. Только в 1965 году в области открыли 20 нефтяных и газовых месторождений, включая знаменитый Самотлор. Что это означает? Нужно было добыть технику, привлечь ученых, инженеров, рабочих, построить для них жилье, проложить дороги, координируя работу сотен предприятий. И все это – в суровых тюменских условиях.
Первое время в Москве мало кто верил, что Тюменская область вот-вот станет экономическим донором всей страны – и пробить дополнительные капиталовложения Щербине было непросто. Он ухитрялся обходиться малым, создавая нефтяную империю. Не для себя, для страны. Ни ночного отдыха, ни отпусков для него не существовало. В любое время суток он готов был сшивать там, где порвалось. Заимствовал у военных вездеходы, вертолеты, полевые кухни – и дело шло. Когда в Москве поняли значение тюменской нефти, объекты Щербины объявили Всесоюзной комсомольской стройкой №1. Стало немного легче.
Трубные пути
Великих трудов стоило и открытие первого нефтепровода в области – Шаим – Тюмень. Трасса небольшая – «всего лишь» 440 км. Но этот объект показал перспективу трубопроводов для нефтяной отрасли – и впоследствии Щербина начал строительство десятков таких артерий, смело внедряя новые технологии.
Еще одна его победа – Уренгой, газовая кладовая. В 1955 году Советский Союз добыл около 9 млрд кубометров газа, а в 1980-м – уже 435 млрд. За 25 лет – рост в 55 раз! Во многом его обеспечила именно Тюмень. «Сибирь научила меня масштабности мышления», — признавался Щербина. Именно там он действительно стал стратегом, определившим развитие нашей энергетики на десятилетия вперед.
Самостоятельная фигура
В то время в СССР было немало «крепких хозяйственников» — волевых, пробивных, нередко компетентных и работоспособных, часто – жестких, умевших «тянуть воз» и перевыполнять план. Но Щербина на этом фоне выделялся умением действовать самостоятельно, нешаблонно. Ему, как правило, не требовалось «решение пленума» или сигнал сверху, чтобы взяться за дело. Это не было бунтом – ни в коем случае. Но понятие «инициатива» было для Щербины не пустым звуком. Сила характера и инженерный ум позволяли ему в тяжелейших условиях постоянного аврала «давать результат», который может показаться фантастическим.
Он сросся с Сибирью и не стремился в Москву, проекты, которые он возглавлял, и так имели общесоюзное значение. Но председатель Совета министров Алексей Косыгин настоял на переводе Щербины из партийных органов в правительство.
Союзный министр
Его новая должность называлась буднично: министр строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР. Но для тех, кто превращал Союз в энергетическую державу, он был царь и бог. За время работы Щербины в министерстве протяженность трубопроводов в стране увеличилась вдвое. Промыслы автоматизировались. В 1983 году за досрочную сдачу в эксплуатацию газопровода Уренгой-Помары-Ужгород Щербине присвоили звание Героя Социалистического Труда. СССР выходил на мировые рынки как мощный экспортер энергетики.
Саркофаг для Чернобыля
Горбачевская Перестройка принесла не только длинные речи без шпаргалок, но и серию аварий, потрясших страну. Щербина возглавил комиссию по расследованию причин и ликвидации последствий в Чернобыле. Он прибыл туда через несколько часов после аварии. Сразу оценил ситуацию, занялся тушением пожара, эвакуацией людей, строительством саркофага над горевшим 4-м энергоблоком. Решить эту проблему могли только лучшие специалисты и рабочие-добровольцы, которые трудились и за идею, и за приличное вознаграждение. И «впереди, на лихом коне» снова был Щербина. Именно с него Москва спрашивала за все. И саркофаг построили – быстрее, чем это было возможно.
На руинах Армении
Доза облучения, полученная под Чернобылем, подорвала его здоровье. Но он оставался незаменимым. В 1988-м в СССР пришла новая большая беда – землетрясение в Армении. И снова комиссию «по ликвидации последствий» возглавил Щербина. Он уже болел, но несколько месяцев провел на руинах Ленинакана и Спитака, возглавляя штаб спасателей. Действовал энергично, вникал в каждую проблему. Но врачи (их там было много!) сразу определили: товарищ Щербина болен. Каждый шаг дается ему с болью.
Против Ельцина
В конце 1980-х многие предвидели, что противостояние Ельцина с Горбачевым чревато распадом страны. Но из крупных управленцев – даже отставных – только Щербина решился написать об этом в ЦК, предупреждая коллег о возможных последствиях радикальной Перестройки. Он констатировал: «Если группе Ельцина удастся полностью захватить Верховный Совет и Совмин республики, наступит тяжелейшая полоса в истории страны». Созидатель по духу, по опыту и по судьбе, он не мог смириться с тем, что к концу 1980-х работа на публику и политические распри стали важнее экономики и социальной политики. «Пресса обезглавила партию», — писал Щербина.
Ельцина он охарактеризовал так: «Гипертрофированное самомнение. Самолюбование, рисовка. В выборе средств непритязателен. Политик провинциального масштаба с претензией на лидерство. К цели пройдет по головам. Снаружи: игрок в демократа, по сути — жесткий и нетерпимый, злопамятный. Самолюбие — главная отличительная черта характера. Никаким его обещаниям нельзя верить». Эти записки стали политическим завещанием Щербины.
Больше возможного
Выдающийся управленец ушел из жизни в 1990 году, не увидев ни распада СССР, ни возрождения тех энергетических проектов, которым он когда-то дал жизнь. Без преувеличений и слухов – он надорвался, выполнив больше, чем положено человеку.
Его управленческая энергия считалась феноменальной: Щербине на все хватало сил, заместители с трудом за ним успевали. И в Иркутске, и в Тюмени его до сих пор вспоминают с ностальгией.
Сергей АЛДОНИН
«Архивы ХХ века» №7, 2024 г.
Нет комментариев