Предыдущая публикация
Муром: город тёртых калачей
Улица Первомайская, бывшая НикольскаяВпервые улица поминается в записях от 1566 года под названием Никольской – из-за стоявшей тут Николо-Зарядской церкви, то есть «за торговыми рядами». Было у улицы и неофициальное, народное именование – Козьеречковская. Это название дали по Козьей речке, протекавшей перед муромским кремлем. Век назад на Первомайской лишь отдельные участки были вымощены камнем, а на остальных вязли в грязи не только граждане, но и экипажи. Со стороны Оки на улицу поднимался широкий съезд, проложенный по дну оврага – это был почтовый тракт из Москвы на Нижний Новгород и в Сибирь – развилка его была уже на том берегу реки, после паромной переправы. Поднявшись на Никольскую. тракт уходил на улицу Московскую и бежал через заставу к Москве. В октябре 1790 года по этой улице везли в сибирскую ссылку вольнодумца Радищева. В 1826 году по этой же дороге мчались к мужьям на сибирскую каторгу жены декабристов – Трубецкая, Волконская, Муравьева. Современная Первомайская улица Мурома протянулась параллельно улице Ленина более, чем на 2 километра. Она парадна только в своем начале, но достойна внимания буквально вся.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 4 – дом Зворыкиных
Это, по моему скромному мнению, самый грандиозный дом в Муроме. Старинный, большой, с усадебными строениями, связанный со славными именами, вместилище музейных коллекций. И, казалось бы, любой гость города может попасть в него на законных основаниях, купив билет в музей. Однако этот дом на протяжении нескольких лет (и на начало 2019 года тоже) находится в стадии реконструкции. Поэтому пока полюбоваться особняком, построенным в стиле провинциального классицизма, во всей его красе нам не удается.
Мы уже писали о том, как престижно было селиться на Московской, но и это место было прекрасным – древний центр города, торг и храмы. Сохранились документы, свидетельствующие о том, как постепенно в начале 1840-х годов муромский хлебопромышленник, купец первой гильдии Кузьма Дмитриевич Зворыкин (1784 – 1864) скупал земли на краю Николо-Зарядского оврага, где позже появилось городское поместье Зворыкиных. Дом был построен им же во второй половине 1840-х гг. Однако встречается информация и о том, что дом изначально был построен Кузьмой Дмитриевичем до 1835 года и был двухэтажным. А третьим этажом дом был надстроен в 1840-е гг. От младшего сына Кузьмы Дмитриевича – Алексея – дом перешел к Козьме Алексеевичу Зворыкину, директору городского общественного банка и тоже купцу первой гильдии.
Кстати, что интересно! В Муроме фамилия Зворыкиных была одной из самых распространенных. Чтобы отличать одних Зворыкиных от других, семейным кланам давали прозвища. Так, например, были Зворыкины-Подгорные, Зворыкины-Якори, Зворыкины-Ткачи, Зворыкины-Железные. Эти Зворыкины назывались Козоморовыми. Откуда пошло такое прозвище – неизвестно. Но мы помним, что улицу Никольскую еще называли и Козьеречковской из-за протекавшей тут Козьей речки.
Немного о хозяине особняка Козьме Алексеевиче пером его сына Владимира Зворыкина:
«Мой отец Козьма происходил из большой и состоятельной купеческой семьи. Получив образование в коммерческом училище, он был для своего времени человеком весьма прогрессивных взглядов. Его активное участие в общественной жизни Мурома выражалось в том, что он состоял одновременно членом попечительского совета библиотеки и городской Думы и недолгое время даже занимал пост городского головы. Продолжая семейное дело (оптовая торговля дёрном), он также стал владельцем пароходной компании, осуществлявшей грузовые и пассажирские перевозки по Оке, и директором местного банка».
Мы уже писали о том, как престижно было селиться на Московской, но и это место было прекрасным – древний центр города, торг и храмы. Сохранились документы, свидетельствующие о том, как постепенно в начале 1840-х годов муромский хлебопромышленник, купец первой гильдии Кузьма Дмитриевич Зворыкин (1784 – 1864) скупал земли на краю Николо-Зарядского оврага, где позже появилось городское поместье Зворыкиных. Дом был построен им же во второй половине 1840-х гг. Однако встречается информация и о том, что дом изначально был построен Кузьмой Дмитриевичем до 1835 года и был двухэтажным. А третьим этажом дом был надстроен в 1840-е гг. От младшего сына Кузьмы Дмитриевича – Алексея – дом перешел к Козьме Алексеевичу Зворыкину, директору городского общественного банка и тоже купцу первой гильдии.
Кстати, что интересно! В Муроме фамилия Зворыкиных была одной из самых распространенных. Чтобы отличать одних Зворыкиных от других, семейным кланам давали прозвища. Так, например, были Зворыкины-Подгорные, Зворыкины-Якори, Зворыкины-Ткачи, Зворыкины-Железные. Эти Зворыкины назывались Козоморовыми. Откуда пошло такое прозвище – неизвестно. Но мы помним, что улицу Никольскую еще называли и Козьеречковской из-за протекавшей тут Козьей речки.
Немного о хозяине особняка Козьме Алексеевиче пером его сына Владимира Зворыкина:
«Мой отец Козьма происходил из большой и состоятельной купеческой семьи. Получив образование в коммерческом училище, он был для своего времени человеком весьма прогрессивных взглядов. Его активное участие в общественной жизни Мурома выражалось в том, что он состоял одновременно членом попечительского совета библиотеки и городской Думы и недолгое время даже занимал пост городского головы. Продолжая семейное дело (оптовая торговля дёрном), он также стал владельцем пароходной компании, осуществлявшей грузовые и пассажирские перевозки по Оке, и директором местного банка».
Портрет купца Козьмы Алексеевича Зворыкина, 1897 – 1900
В 1880 – 1890 годы у Зворыкиных был Торговый дом «Анна Зворыкина с сыновьями», который занимался хлебной торговлей и имел пароходы.
В 1880 – 1890 годы у Зворыкиных был Торговый дом «Анна Зворыкина с сыновьями», который занимался хлебной торговлей и имел пароходы.
О матери Владимир Зворыкин писал так:
«Мать звали Еленой. Замуж её выдали совсем девочкой. Она приходилась дальней родственницей отцу и носила ту же фамилию. При семерых детях и огромном доме со слугами хлопот у неё хватало. За младшими детьми присматривали старшие сёстры и гувернантки. Я рос на попечении старой няни Любови Ивановны, ставшей для меня второй матерью. Она прожила в нашей семье больше сорока лет и оберегала меня от всех, включая мать, которой не докладывала о моих проступках. Она продолжала заботиться обо мне, даже когда я вырос и выпустился из реального училища».
«Мать звали Еленой. Замуж её выдали совсем девочкой. Она приходилась дальней родственницей отцу и носила ту же фамилию. При семерых детях и огромном доме со слугами хлопот у неё хватало. За младшими детьми присматривали старшие сёстры и гувернантки. Я рос на попечении старой няни Любови Ивановны, ставшей для меня второй матерью. Она прожила в нашей семье больше сорока лет и оберегала меня от всех, включая мать, которой не докладывала о моих проступках. Она продолжала заботиться обо мне, даже когда я вырос и выпустился из реального училища».
Елена Николаевна Зворыкина, 1870–е
Владимир был младшим из двенадцати детей, только семеро из которых выжили – брат Николай и пятеро сестёр: Надежда, Анна, Антонина, Вера и Мария.
Владимир был младшим из двенадцати детей, только семеро из которых выжили – брат Николай и пятеро сестёр: Надежда, Анна, Антонина, Вера и Мария.
Портрет Елены Николаевны Зворыкиной, 1904 год
И, наконец, воспоминания известного жителя дома Владимира Козьмича Зворыкина о самом доме, его обитателях и обстановке.
«Дом, в котором я родился, достался отцу в наследство от деда. Большой, каменный, трёхэтажный, он был слишком велик даже для нашей многолюдной семьи. Жилым, фактически, оставался только второй этаж, все остальные помещения пустовали, что вполне устраивало нас, детей, обожавших играть там в прятки. Все ненужные вещи обычно сносили в мезонин над третьим этажом. Мальчиком и подростком я обожал забираться туда и изучать содержимое старых сундуков и коробок.
Фасад нашего дома смотрел на широкую базарную площадь с двумя церквями. По субботам площадь оживала, превращаясь в торжище. Приезжали крестьяне со своим товаром, и я мог часами смотреть за происходящим из окна. В моём принстонском доме и сегодня висит картина кисти художника Куликова «Субботний базар», писанная из нашего муромского окна. С противоположной стороны дома окна выходили на Оку, и оттуда (благо, дом стоял на возвышении) открывался чудесный вид на реку, на лес и на деревни на другом берегу. Помню, я любил смотреть на реку в бинокль. Ока была особенно прекрасна весной во время разлива – тогда она делалась похожей на величавое озеро, шириной в 10-15 вёрст».
И, наконец, воспоминания известного жителя дома Владимира Козьмича Зворыкина о самом доме, его обитателях и обстановке.
«Дом, в котором я родился, достался отцу в наследство от деда. Большой, каменный, трёхэтажный, он был слишком велик даже для нашей многолюдной семьи. Жилым, фактически, оставался только второй этаж, все остальные помещения пустовали, что вполне устраивало нас, детей, обожавших играть там в прятки. Все ненужные вещи обычно сносили в мезонин над третьим этажом. Мальчиком и подростком я обожал забираться туда и изучать содержимое старых сундуков и коробок.
Фасад нашего дома смотрел на широкую базарную площадь с двумя церквями. По субботам площадь оживала, превращаясь в торжище. Приезжали крестьяне со своим товаром, и я мог часами смотреть за происходящим из окна. В моём принстонском доме и сегодня висит картина кисти художника Куликова «Субботний базар», писанная из нашего муромского окна. С противоположной стороны дома окна выходили на Оку, и оттуда (благо, дом стоял на возвышении) открывался чудесный вид на реку, на лес и на деревни на другом берегу. Помню, я любил смотреть на реку в бинокль. Ока была особенно прекрасна весной во время разлива – тогда она делалась похожей на величавое озеро, шириной в 10-15 вёрст».
Владимир Козьмич Зворыкин, 1906 год
«Усадьба состояла из большого каменного жилого дома, двух флигелей, конюшни, каменной палатки и разных деревянных хозяйственных строений. Большой двор был замкнут со всех четырех сторон. По склону оврага простирался огромный фруктовый сад».
«От дома к реке тянулся наш огород и большой фруктовый сад. Часть сада располагалась на взгорье, окружённом с трёх сторон оврагом, поросшим густым высоким кустарником. Во что мы там только не играли!»
«Усадьба состояла из большого каменного жилого дома, двух флигелей, конюшни, каменной палатки и разных деревянных хозяйственных строений. Большой двор был замкнут со всех четырех сторон. По склону оврага простирался огромный фруктовый сад».
«От дома к реке тянулся наш огород и большой фруктовый сад. Часть сада располагалась на взгорье, окружённом с трёх сторон оврагом, поросшим густым высоким кустарником. Во что мы там только не играли!»
Владимир Зворыкин в лаборатории Технологического института, 1908–1912
«Одно время я очень увлёкся ловлей певчих птиц, обитавших в нашем саду. Обычно держал их в клетках, но иногда выпускал полетать по комнате. Матери это не нравилась, и она приказала слугам их выпустить, заявив, что от птиц в доме слишком большой беспорядок».
«Из религиозных праздников ярче других запомнились богослужения на Пасху… Вся семья и прислуга возвращались домой (с пасхальной службы) – счастливые, несмотря на усталость, неся в руках горящие свечи, от которых потом запаливали лампадки у икон. Стол уже был накрыт к полночной праздничной трапезе, которую после семи недель поста все ждали с особенным нетерпением. Стол украшали небольшие изящные букеты весенних цветов – розовых, голубых и белых гиацинтов. Высокий, домашней выпечки, кулич занимал центральное место. Рядом с ним стояло ещё одно традиционное пасхальное лакомство – пасха (в форме пирамиды, увенчанной воткнутым в вершину живым цветком). Было также блюдо с крашеными варёными яйцами, жаркое из баранины, ветчина и множество других яств».
«Одно время я очень увлёкся ловлей певчих птиц, обитавших в нашем саду. Обычно держал их в клетках, но иногда выпускал полетать по комнате. Матери это не нравилась, и она приказала слугам их выпустить, заявив, что от птиц в доме слишком большой беспорядок».
«Из религиозных праздников ярче других запомнились богослужения на Пасху… Вся семья и прислуга возвращались домой (с пасхальной службы) – счастливые, несмотря на усталость, неся в руках горящие свечи, от которых потом запаливали лампадки у икон. Стол уже был накрыт к полночной праздничной трапезе, которую после семи недель поста все ждали с особенным нетерпением. Стол украшали небольшие изящные букеты весенних цветов – розовых, голубых и белых гиацинтов. Высокий, домашней выпечки, кулич занимал центральное место. Рядом с ним стояло ещё одно традиционное пасхальное лакомство – пасха (в форме пирамиды, увенчанной воткнутым в вершину живым цветком). Было также блюдо с крашеными варёными яйцами, жаркое из баранины, ветчина и множество других яств».
Портрет семьи купца Зворыкина, 1910 год
«В феврале, накануне Великого поста, справляли Масленицу. С ней у меня тоже связаны очень яркие (в основном, гастрономические) воспоминания. На Масленицу пекли блины, и мы ели их со сметаной и обязательно чем-нибудь солёным, вроде икры, сельди и т. д. Дети потом хвастались друг перед другом, кто больше съел. Сегодня страшно даже подумать, по сколько штук мы уписывали! Затем все шли на городской каток, где местный оркестр играл вальсы и празднично одетые люди всех возрастов плавно скользили по кругу. Были также гулянья и шествия: каждый почитал своим долгом проехать по главной улице в меховой шубе в санях, запряжённых лучшими рысаками. Под конец устраивали гонки, возницы лихачили, и люди из саней нередко летели в снег».
«В феврале, накануне Великого поста, справляли Масленицу. С ней у меня тоже связаны очень яркие (в основном, гастрономические) воспоминания. На Масленицу пекли блины, и мы ели их со сметаной и обязательно чем-нибудь солёным, вроде икры, сельди и т. д. Дети потом хвастались друг перед другом, кто больше съел. Сегодня страшно даже подумать, по сколько штук мы уписывали! Затем все шли на городской каток, где местный оркестр играл вальсы и празднично одетые люди всех возрастов плавно скользили по кругу. Были также гулянья и шествия: каждый почитал своим долгом проехать по главной улице в меховой шубе в санях, запряжённых лучшими рысаками. Под конец устраивали гонки, возницы лихачили, и люди из саней нередко летели в снег».
Украшение елки в доме купца Зворыкина, 1910-е
«На Рождество непременно украшали ёлку, обменивались подарками, стол ломился от угощений, и гостей бывало так много, что трапезовали в очередь. Дети ждали рождественских праздников и ещё по одной причине: можно было с утра до ночи кататься на коньках, санках и лыжах, хотя это нередко заканчивалось отмороженными ушами и пальцами».
«На Рождество непременно украшали ёлку, обменивались подарками, стол ломился от угощений, и гостей бывало так много, что трапезовали в очередь. Дети ждали рождественских праздников и ещё по одной причине: можно было с утра до ночи кататься на коньках, санках и лыжах, хотя это нередко заканчивалось отмороженными ушами и пальцами».
Фрагмент дома Зворыкиных со стороны двора. На балконе – Козьма Алексеевич Зворыкин, 1910–1918
Семья Зворыкиных на балконе своего дома, 1913 год
И, наконец, о том, что даже в многодетном семействе не всегда было, кому оставить дело:
«Отец рано понял, что мой брат не станет продолжателем семейного дела (к торговле Николай не проявлял ни малейшего интереса), поэтому я, выражаясь высоким слогом, стал последней надеждой отца. С ранних лет он пытался приобщить меня к своим занятиям: брал с собой в поездки, объяснял принципы ведения дел. Нередко мне доводилось бывать в его кабинете, где он принимал заезжих купцов. Конечно, о чём они говорили, я не понимал, но наблюдать за происходящим мне нравилось».
Козьма Алексеевич Зворыкин скончался в революционный год. Его сын Владимир Козьмич (1888 – 1982) еле выжил в горниле Гражданской войны, в 1919 году покинул советскую Россию, обосновавшись в США и став американским инженером. Считается одним из создателей современного телевидения.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом №5 – лавка Мяздрикова
И, наконец, о том, что даже в многодетном семействе не всегда было, кому оставить дело:
«Отец рано понял, что мой брат не станет продолжателем семейного дела (к торговле Николай не проявлял ни малейшего интереса), поэтому я, выражаясь высоким слогом, стал последней надеждой отца. С ранних лет он пытался приобщить меня к своим занятиям: брал с собой в поездки, объяснял принципы ведения дел. Нередко мне доводилось бывать в его кабинете, где он принимал заезжих купцов. Конечно, о чём они говорили, я не понимал, но наблюдать за происходящим мне нравилось».
Козьма Алексеевич Зворыкин скончался в революционный год. Его сын Владимир Козьмич (1888 – 1982) еле выжил в горниле Гражданской войны, в 1919 году покинул советскую Россию, обосновавшись в США и став американским инженером. Считается одним из создателей современного телевидения.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом №5 – лавка Мяздрикова
Этот дом так и называют – Дом охотника. Первый этаж бывшей лавки, где сейчас располагается магазин «Охотник», с двумя прямоугольными окнами, оформлен весьма просто. А вот верхняя часть здания (там музей природы) привлекает внимание очаровательным декором и спаренными арочными окнами. Убранство здания представлено пилястрами, фигурными карнизом, а также лепными орнаментами фронтона. При этом лавка имеет интересный барельеф в виде охотника, но судьбу этого украшения прояснить не удалось. Впрочем, если это лавка Ивана Петровича Мяздрикова, о котором мы уже писали, то удивляться не стоит.
Иван Петрович Мяздриков
Иван Петрович любил охоту и рыбалку, обожал быть на природе, которую хорошо знал и постоянно исследовал. На его любительских фотографиях много сцен с охоты – неизвестные спутники Мяздрикова, охотничье снаряжение и обязательно много собак.
Иван Петрович любил охоту и рыбалку, обожал быть на природе, которую хорошо знал и постоянно исследовал. На его любительских фотографиях много сцен с охоты – неизвестные спутники Мяздрикова, охотничье снаряжение и обязательно много собак.
Кстати, в доме Мяздриковых всегда держали собак – и охотничьих, и компаньонов детям. Псы на многих семейных снимках играющей детворы. Кстати, одна из дневниковых записей Ивана Петровича посвящена его любимой собаке – черному Полкану, который неожиданно умер в лесу на глазах Мяздрикова, о чем тот сильно сожалел и печалился. Может, там наверху как раз Иван Петрович и его Полкан?
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом №6 – городская управа
Здание стоит практически вплотную к службам усадьбы Зворыкиных. Как сообщается в каталоге памятников Мурома, оно было построено в 1815 году на средства горожан. До этого времени магистрат находился недалеко отсюда – в деревянном доме на Соборной площади. Однако, как вспоминал городской голова Иван Петрович Мяздриков, «однажды в одну бурную ночь старая дума сгорела дотла, и деловые бумаги были развеяны ветром». Погибла значительная часть городского архива, что поставило городские власти в неудобное положение. Поэтому новое здание для городского управления было построено из кирпича, двухэтажное, с просторными кабинетами «для присутствия». Его возвели на Торговой площади в классическом стиле. Главным украшением интерьеров служит чугунная ажурная лестница, которая является произведением художественного литья начала XIX столетия. Возможно, она была выполнена на одном из заводов братьев Баташовых в Выксе. Эти заводчики и свои дома украшали подобными.
Полюбоваться муромским магистратом изнутри, включая лестницу, можно за символическую плату – сегодня там выставочные залы музея. На первом этаже неплохой сувенирный магазинчик.
Напротив – торговые ряды и лавки
Полюбоваться муромским магистратом изнутри, включая лестницу, можно за символическую плату – сегодня там выставочные залы музея. На первом этаже неплохой сувенирный магазинчик.
Напротив – торговые ряды и лавки
Сохранившийся комплекс совсем небольшой, буквально одно крыло, но датируется XVIII – XIX веками. Торговые ряды Мурома представляют собой просторную галерею, украшенную величественными арками и колоннами. Построено эта здание в стиле классицизма.
Конечно, это вам не губернские торговые ряды в три яруса, когда в каменных подвалах склады, в галерее – магазины, а на третьем этаже в комнатушке с полуциркулярным окном – контора. И все же хорошо, что они есть.
А вот тут вид на Оку в разливе и исторический центр города – утраченные храмы и торговые ряды на первом плане.
Узнали? Это фото с колокольни на предыдущем снимке. Видны торговые ряды и городская управа. Дом Зворыкиных в кадр попал самым уголком – в правой части снимка.
1901 год. Муром. Вид на торговые ряды и церковь Рождества Христова с колокольни Рождественского собора
Торговля летом открывалась в четыре утра, а осенью и зимой – с семи часов. На нынешней площади имени 1100-летия города Мурома (где и стоят торговые ряды) до самой Великой Отечественной войны и после нее располагался вещевой рынок. В базарные дни городские площади были буквально забиты телегами или санями – в зависимости от времени года. Муромцы через местную газету ворчали по этому поводу и просили обратить внимание на то, что «по улицам, примыкающим к площадям, совершенно нельзя проехать». Муромская пристань в конце 60-х годов XIX в. могла одновременно принять от 10 до 30 барок.
Вощинина-Киселева вспоминает: «К пристаням товарным и пассажирским подходили красивые белые пароходы, буксиры тащили баржи из Нижнего, Павлова, Горбатова, с всевозможными товарами, фруктами и астраханскими арбузами. Все это перевозилось на базар, занимавший несколько площадей, такой большой и с товарами такими разнообразными, какого я не видела никогда больше за всю мою последующую жизнь. От пристаней дороги шли в гору, и бедным лошадкам тяжело приходилось переправлять на базарные площади все это обилие».
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 10 – дом Гладковой
Торговля летом открывалась в четыре утра, а осенью и зимой – с семи часов. На нынешней площади имени 1100-летия города Мурома (где и стоят торговые ряды) до самой Великой Отечественной войны и после нее располагался вещевой рынок. В базарные дни городские площади были буквально забиты телегами или санями – в зависимости от времени года. Муромцы через местную газету ворчали по этому поводу и просили обратить внимание на то, что «по улицам, примыкающим к площадям, совершенно нельзя проехать». Муромская пристань в конце 60-х годов XIX в. могла одновременно принять от 10 до 30 барок.
Вощинина-Киселева вспоминает: «К пристаням товарным и пассажирским подходили красивые белые пароходы, буксиры тащили баржи из Нижнего, Павлова, Горбатова, с всевозможными товарами, фруктами и астраханскими арбузами. Все это перевозилось на базар, занимавший несколько площадей, такой большой и с товарами такими разнообразными, какого я не видела никогда больше за всю мою последующую жизнь. От пристаней дороги шли в гору, и бедным лошадкам тяжело приходилось переправлять на базарные площади все это обилие».
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 10 – дом Гладковой
А вот вид на съезд. Дом Гладковых – справа. Видно, что фасад утратил накладную резьбу и чудесное литое крыльцо на столбах.
Дом XIX века принадлежал купеческой вдове Александре Алексеевне Гладковой и стоял прямо над съездом к переправе на Старом Московском тракте. Ее супруг – Николай Федорович Гладков имел дом на Рождественской, то есть нынешней улице Ленина, владел пароходами и держал переправу. Однако попытка построить пятый пароход разорила семью, и остаток средств хватило только на инженерное образование сыновьям да приданое дочкам. Этот дом мать, уже будучи вдовой, отдала сыну Константину.
Александра Алексеевна Гладкова, урожденная Зворыкина, с сыном (внуком?)
Место бойкое, площадь тут образуется широкая. Поэтому из окон было, на что и на кого посмотреть! Дом длинный, как корабль, на каменном первом этаже и с деревянным вторым. Первый этаж и сегодня вмещает магазины, а наверху живут люди.
Место бойкое, площадь тут образуется широкая. Поэтому из окон было, на что и на кого посмотреть! Дом длинный, как корабль, на каменном первом этаже и с деревянным вторым. Первый этаж и сегодня вмещает магазины, а наверху живут люди.
Сын Константин Николаевич Гладков (1882 – ?) – интересная фигура. Он окончил Муромское реальное училище и поступил в Петербургский технологический институт, в котором с 1900 года являлся одним из руководителей муромского землячества. При этом пишут, что сын купца увлекся революционной деятельностью и даже распространял нелегальную литературу. Закончилось это в 1903 году арестом в Петербурге и обвинением по 250-й статье «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных». Статья была в разделе «О бунте против власти верховной и государственной измене» и регулирует случаи наказания для тех, «чьи злоумышления были открыты правительством заблаговременно, так что ни покушений, ни смятений, ни иных вредных последствий не произошло». Гладков попал в знаменитую тюрьму «Кресты», откуда был выслан в родной Муром под особый надзор полиции. По Высочайшему повелению от 26 мая 1904 года ему вменено в наказание предварительное заключение, а в конце 1904 года Гладков вернулся в Петербург для отбытия военной службы в Семеновском полку (178 запасном пехотном полку).
Интересно, что единственное найденное нами фото, на котором изображен некий Константин Николаевич Гладков, служивший в 1909 году в 10-м гренадерском Малороссийском полку прапорщиком, вот эта. Несмотря на качество, все же просматривается сходство с матерью и сестрами. Не исключено, что Гладков мог перевестись – этот полк был расквартирован во Владимире, а среди его офицеров есть уроженец Мурома – Николай Васильевич Гундобин. Кажется, версия имеет право быть.
Интересно, что единственное найденное нами фото, на котором изображен некий Константин Николаевич Гладков, служивший в 1909 году в 10-м гренадерском Малороссийском полку прапорщиком, вот эта. Несмотря на качество, все же просматривается сходство с матерью и сестрами. Не исключено, что Гладков мог перевестись – этот полк был расквартирован во Владимире, а среди его офицеров есть уроженец Мурома – Николай Васильевич Гундобин. Кажется, версия имеет право быть.
Прапорщик Константин Николаевич Гладков (?)
Однако уже в 1911 году Константин Николаевич женится на выпускнице Александровского института для благородных девиц Татьяне Александровне Доброхотовой (1888 – 1962). Ее фотографии нам не попалось, одна известно, что молодая супруга родилась в Муроме в семье военного врача Александра Павловича Доброхотова и дочери шуйского купца Александры Владимировны Доброхотовой, урожденной Калужской. Вот, кстати, нашлась фотография тещи несостоявшегося инженера Гладкова. Сестра тещи тоже была выдана замуж из Шуи в Муром за купца Павла Зворыкина, так что тоже кругом родня.
Однако уже в 1911 году Константин Николаевич женится на выпускнице Александровского института для благородных девиц Татьяне Александровне Доброхотовой (1888 – 1962). Ее фотографии нам не попалось, одна известно, что молодая супруга родилась в Муроме в семье военного врача Александра Павловича Доброхотова и дочери шуйского купца Александры Владимировны Доброхотовой, урожденной Калужской. Вот, кстати, нашлась фотография тещи несостоявшегося инженера Гладкова. Сестра тещи тоже была выдана замуж из Шуи в Муром за купца Павла Зворыкина, так что тоже кругом родня.
Александра Владимировна Доброхотова, теща Константина Гладкова
Татьяна Александровна одного за другим родила троих сыновей – в 1912 году Александра, в 1913 году – Льва и в 1915 году – Георгия (этот сын прожил меньше года). Шурик вырос драматургом и сценаристом.
Татьяна Александровна одного за другим родила троих сыновей – в 1912 году Александра, в 1913 году – Льва и в 1915 году – Георгия (этот сын прожил меньше года). Шурик вырос драматургом и сценаристом.
Мать занималась воспитанием детей и с детства пристрастила их к театру: «Помню, один раз тетя Таня (Гладкова) устроила силами старших наших братьев и сестер оперетку-спектакль под названием «Иванов Павел». Все были в восторге. Артисты выполнили свои роли прекрасно. Павла играл Сергей Шемякин, «шпаргалку» – Леля Шемякина».
Глава семейства Константин Николаевич Гладков перешел к мирной жизни и стал страховым агентом «России», отрыв контору тут же на Никольской.
Глава семейства Константин Николаевич Гладков перешел к мирной жизни и стал страховым агентом «России», отрыв контору тут же на Никольской.
Известно, что в 1914 году «купец К.Н. Гладков» обращался в городскую управу с просьбой разрешить ему провести воду в дом. Стоимость строительства магистральной трубы от Рождественской до его дома на Никольской составляла 1300 рублей. Однако «радеющий о защите города от пожаров Владимир Емельянов был против этого решения, так как увеличение водопроводной сети сказывалось на напоре воды, и руководитель пожарного депо боялся, что пожарные бочки будут наполняться очень медленно».
В 1913 – 1916 году Константин Гладков пытался выпускать в Муроме газету, которая потом была закрыта. В 1917 году он примкнул к партии меньшевиком, а в феврале 1917 года по общему демократическому списку заочно был избран городским головой Мурома. После октябрьской революции он отказывается от этой должности. В 1919 году Константин Николаевич работает в Муромском музее, в 1922—1923 годах упоминается как член правления «Муромского металлотреста». А в 1925 году Гладковы переехали всей семьей в Москву, где их старший сын Александр получил образование и стал драматургом. На момент отъезда из Мурома ему было всего 13 лет.
В 1913 – 1916 году Константин Гладков пытался выпускать в Муроме газету, которая потом была закрыта. В 1917 году он примкнул к партии меньшевиком, а в феврале 1917 года по общему демократическому списку заочно был избран городским головой Мурома. После октябрьской революции он отказывается от этой должности. В 1919 году Константин Николаевич работает в Муромском музее, в 1922—1923 годах упоминается как член правления «Муромского металлотреста». А в 1925 году Гладковы переехали всей семьей в Москву, где их старший сын Александр получил образование и стал драматургом. На момент отъезда из Мурома ему было всего 13 лет.
Александр Константинович Гладков (1912 – 1976)
Его жизнь была сама похожа на драму: он много писал, был учеником Мейерхольда, за антисоветчину был арестован и сидел в лагерях Каргополя, ни от кого не отрекся, чтобы облегчить себе участь. Однако ничего этого не чувствуется, когда читаешь его дневники – там и про творческие планы, и про друзей, и про весьма горячие страсти в личной жизни. А самая его известная вещь вообще легка, как воздух, которым хочется дышать – пьеса 1940-го года «Давным-давно», которая в 1962 году стала известным фильмом Эльдара Рязанова «Гусарская баллада».
Его жизнь была сама похожа на драму: он много писал, был учеником Мейерхольда, за антисоветчину был арестован и сидел в лагерях Каргополя, ни от кого не отрекся, чтобы облегчить себе участь. Однако ничего этого не чувствуется, когда читаешь его дневники – там и про творческие планы, и про друзей, и про весьма горячие страсти в личной жизни. А самая его известная вещь вообще легка, как воздух, которым хочется дышать – пьеса 1940-го года «Давным-давно», которая в 1962 году стала известным фильмом Эльдара Рязанова «Гусарская баллада».
Кадр из фильма «Гусарская баллада»
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 11 – книжный магазин Войтас
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 11 – книжный магазин Войтас
Про этот магазинчик мне бы очень хотелось написать. Книжный магазин в уездном городе – это всегда интересное явление. Однако сведения о нем и его владельцах весьма обрывочны и скупы. В каталоге архитектуры лавка проходит как книжный магазин ХХ века, принадлежащий человеку по фамилии Войтас. Да, кратенько так, без инициалов и прочего.
Пришлось порыться в материале. Оказалось, что магазин принадлежал «жене коллежского асессора М. А. Войтас, урожденной Доброхотовой». А Доброхотовы нам уже встречались на этой улице. Супруга Константина Гладкова – Татьяна Александровна урожденная Доброхотова, дочь военного врача. И у нее была сестра Мария Александровна, правда, замужем она была не за Войтасом. А Гладков, кстати, продавал через этот книжный магазин свою газету «Муромский край», но она распространялась и в других местечках Мурома.
Пришлось порыться в материале. Оказалось, что магазин принадлежал «жене коллежского асессора М. А. Войтас, урожденной Доброхотовой». А Доброхотовы нам уже встречались на этой улице. Супруга Константина Гладкова – Татьяна Александровна урожденная Доброхотова, дочь военного врача. И у нее была сестра Мария Александровна, правда, замужем она была не за Войтасом. А Гладков, кстати, продавал через этот книжный магазин свою газету «Муромский край», но она распространялась и в других местечках Мурома.
Фамилия Войтас в Муроме распространена не была и встречается очень редко. Но на соседней с Никольской улице, очень близко, в 150 метрах от книжной лавки стоит дом, принадлежавший «служащему Н. Я. Войтасу». Еще немного поисков и находятся воспоминания о революционных событиях в Муроме 1905 года.
«Внезапное нападение полиции внесло замешательство в ряды мирно сидевших на сходке рабочих. Большая часть бросилась бежать… Стрельба внесла большое озлобление в наши ряды, и рабочие ответили дружным натиском на полицию. Полиция была опрокинута, побежала, а главный руководитель, помощник исправника Войтас, был нами взят в плен. Кое-кто из городовых, а также и пристав получили удары кольями. Войтаса также потрепали. Мне пришлось употребить некоторое усилие, чтобы оградить его от самосуда демонстрантов. Потребовали возвращения красного знамени, но оно уже было отправлено в город», – вспоминает рабочий Шапошников.
Вот и должность Войтаса – помощник исправника, то есть заместитель главы уездной полиции. Эта должность часто упоминается в архивах именно в соотношении с чином коллежского асессора.
Наконец, попытка поискать человека с данными «Н. Я. Войтас» с первого раза дала забавный результат. На сайте родословных сразу же всплывает «Николай Яковлевич Войтас, околоточный надзиратель Московской городской полиции на 1900 год, родился 3 апреля 1871 года». Не он ли?
Конечно, околоточный надзиратель в Российской империи – невысокая должность. Это чиновник городской полиции, ведавший околотком (на конец XIX века 3 – 4 тыс. жителей), то есть минимальной частью полицейского участка. Околоточный надзиратель был непосредственно подчинён участковому приставу. Но до 1905 года Войтас мог выслужиться, удачно жениться и перевестись из большой Москвы в уездный город Муром. В этом году ему было всего 34 года.
Словом, интересная вышла версия: полицейский и владелица книжного магазинчика. Жаль, времена были неспокойные… Сейчас от пищи духовной магазинчик перешел к пище телесной: вместо книг магазинчик торгует колбасой и курятиной.
«Внезапное нападение полиции внесло замешательство в ряды мирно сидевших на сходке рабочих. Большая часть бросилась бежать… Стрельба внесла большое озлобление в наши ряды, и рабочие ответили дружным натиском на полицию. Полиция была опрокинута, побежала, а главный руководитель, помощник исправника Войтас, был нами взят в плен. Кое-кто из городовых, а также и пристав получили удары кольями. Войтаса также потрепали. Мне пришлось употребить некоторое усилие, чтобы оградить его от самосуда демонстрантов. Потребовали возвращения красного знамени, но оно уже было отправлено в город», – вспоминает рабочий Шапошников.
Вот и должность Войтаса – помощник исправника, то есть заместитель главы уездной полиции. Эта должность часто упоминается в архивах именно в соотношении с чином коллежского асессора.
Наконец, попытка поискать человека с данными «Н. Я. Войтас» с первого раза дала забавный результат. На сайте родословных сразу же всплывает «Николай Яковлевич Войтас, околоточный надзиратель Московской городской полиции на 1900 год, родился 3 апреля 1871 года». Не он ли?
Конечно, околоточный надзиратель в Российской империи – невысокая должность. Это чиновник городской полиции, ведавший околотком (на конец XIX века 3 – 4 тыс. жителей), то есть минимальной частью полицейского участка. Околоточный надзиратель был непосредственно подчинён участковому приставу. Но до 1905 года Войтас мог выслужиться, удачно жениться и перевестись из большой Москвы в уездный город Муром. В этом году ему было всего 34 года.
Словом, интересная вышла версия: полицейский и владелица книжного магазинчика. Жаль, времена были неспокойные… Сейчас от пищи духовной магазинчик перешел к пище телесной: вместо книг магазинчик торгует колбасой и курятиной.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 22 – дом Вощинина
Этот дом принадлежал Александру Ивановичу Вощинину, чей большой магазин на углу Московской и бывшей Рождественской мы уже описывали. Дом купца Вощинина был построен в 1846 году. Возведенное из красного кирпича, прямоугольное в плане двухэтажное здание обильно украшено большим количеством элементов декора. Прежде всего бросаются в глаза фриз и массивный ступенчатый карниз, декорированные лепными украшениями в виде зубцов и орнаментов с шестиконечными звездами. Не менее роскошно выглядят обрамления окон, особенно прекрасные сандрики в виде композиции со ступенчатыми круглыми фронтонами. Также в убранстве постройки выделяются лопатки, украшенные рустовкой на первом этаже и каннелюрами на втором.
Судя по воспоминаниям внучки хозяина Вощининой-Киселевой, дом достался бедному Александру Ивановичу в приданое за невестой Марией Константиновной, урожденной Жадиной. Жениху было всего 19 лет, а счастливой невесте – 24 года.
Мария Константиновна Вощинина (стоит)
По описаниям внучки, дом имел 2 этажа, парадный вход с улицы и второй – со двора, перед застекленной с половины стены беседкой, был цветник. Двор был небольшой, окантованный углом надворных построек, расположенных параллельно стенам дома.
Первый этаж состоял из большой прихожей, кухни, комнаты горничной, где гладили, чинили и управлялись с бельем и трех больших жилых комнат. На втором этаже было семь комнат: столовая, две детских, спальня родителей, зала, гостиная, кабинет, ванная, ватерклозет и прихожая, даже две – со стороны парадного входа и со стороны двора.
Интересно, что у дома есть сосед – флигель или как ту принято называть – «палатка». Она служила складом товаров, предназначенных для магазина. Сейчас палатка надстроена вторым этажом и в целом потеряла прежний вид, но ее общность с главным домом читается по кирпичным украшениям фасада.
По описаниям внучки, дом имел 2 этажа, парадный вход с улицы и второй – со двора, перед застекленной с половины стены беседкой, был цветник. Двор был небольшой, окантованный углом надворных построек, расположенных параллельно стенам дома.
Первый этаж состоял из большой прихожей, кухни, комнаты горничной, где гладили, чинили и управлялись с бельем и трех больших жилых комнат. На втором этаже было семь комнат: столовая, две детских, спальня родителей, зала, гостиная, кабинет, ванная, ватерклозет и прихожая, даже две – со стороны парадного входа и со стороны двора.
Интересно, что у дома есть сосед – флигель или как ту принято называть – «палатка». Она служила складом товаров, предназначенных для магазина. Сейчас палатка надстроена вторым этажом и в целом потеряла прежний вид, но ее общность с главным домом читается по кирпичным украшениям фасада.
Внучка пишет: «Рядом был каретник – довольно большое кирпичное помещение, вмещавшее сани парадные, простые розвальни, тарантас, пролетку, одноколку (папину любимую) и может еще что. Дальше – курятник и большой хлев на пять стойл. На моей памяти у нас было 2 лошади и 2 коровы. Над стойлами – сеновал, а под каретником – дровянник. Хозяйство большое; и так было во всех домах людей нашего достатка и нашего округа».
Управлялась с хозяйством Мария Константиновна Вощинина прекрасно – до революции дом был полная чаша.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 23 – дом Киселева
Управлялась с хозяйством Мария Константиновна Вощинина прекрасно – до революции дом был полная чаша.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 23 – дом Киселева
А этот шикарный особняк без стекол и крыши – дом купца-хлеботорговца второй гильдии, потомственного почетного гражданина Ивана Васильевича Киселева (1830 – 1909). В 1880-1890 годах он был попечителем муромского городского двух классного первоначального училища.
Его супругой была Мария Дмитриевна (1832 – ?), которая, судя по упоминаниям на сайтах родословных, была урожденной Зворыкиной. В семье родились дети: Юлия (1854 – 1883), Вера (ок. 1857), Василий (ок. 1859), Аркадий (1862), Владимир (ок. 1863) и Иван (1869 – 1869). После смерти главы семейства вдова не смогла содержать дом и была вынуждена сдавать в нем комнаты внаем. Судя по всему, в итоге дом был выкуплен городом, так как в 1914 году после одобрения городской думы Мурома и долгих согласований у окружного руководства в нем открывается частная мужская прогимназия. Руководитель и инициатор – Сильвестр Григорьевич Лесюк, сын вильненского крестьянина, выпускник физмата Московского университета с дипломом 1 степени. С этого года у дома была очень добрая миссия – маленькие горожане совершенно бесплатно тут учились чтению и счету. Советскую эпоху этот дом тоже прошел, как точка притяжения детей. Его и сейчас называют еще прежним именем – Дом пионеров, хотя от дома остались только внешние стены.
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 34 – дом Деева
Добротный каменный особнячок мещан Деевых 1880 года постройки явно из тех, что украшают улицы Мурома. Безобразная отделка половины дома на первом этаже, правда, портит восприятие. Семья Деевых была многочисленной в городе – некоторые на протяжении XVIII–XIX веков даже писались купцами 2 – 3 гильдии, но к рубежу ХХ века появляются и мещане.
Так как инициалов владельца дома найти не удалось, приведем вот эту фотографию 1894 года семейной пары, мещан Деевых. Как знать, может быть, именно они имели отношение к этому дому. В конце концов, для мещан пара выглядит весьма зажиточно – модный галстук и прекрасно сидящий пиджак у супруга, отличное платье, брошь, кольца и браслет у молодой супруги. Одни только взгляды чего стоят – в том 1894 году, наверное, казалось, что если и будут перемены, то только к лучшему.
Так как инициалов владельца дома найти не удалось, приведем вот эту фотографию 1894 года семейной пары, мещан Деевых. Как знать, может быть, именно они имели отношение к этому дому. В конце концов, для мещан пара выглядит весьма зажиточно – модный галстук и прекрасно сидящий пиджак у супруга, отличное платье, брошь, кольца и браслет у молодой супруги. Одни только взгляды чего стоят – в том 1894 году, наверное, казалось, что если и будут перемены, то только к лучшему.
Супруги Деевы, 1894 год
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 36 – дом Суздальцевых-Ушаковых
Улица Первомайская, бывшая Никольская, дом № 36 – дом Суздальцевых-Ушаковых
Второй дом Суздальцевых-Ушаковых (первый на улице Ленина-38, бывшей Рождественской). Год постройки – 1896, стиль – эклектика. Даже исполнение дома схоже с первым зданием, принадлежащим той же фамилии – высокий деревянный этаж на каменном подвале, тяжелые наличники. Другое дело, что этот дом выглядит наряднее за счет большего количества накладных деталей – те же шестиконечные звезды, но уже есть интересные консоли, фартуки. И стоит дом также на углу двух улиц, имея два нарядных фасада.
Если он принадлежал той же семье, то ставший вторым по дате строительства, дом мог стать для хозяев единственным для проживания. На Рождественской было сильнее движение, а на Никольской в этой части, как пишут, было все же потише. Непременно дойдите до этого дома и полюбуйтесь им, а заодно перечитайте трагическую историю его возможной хозяйки.
Следующая публикация
Комментарии 1