Предыдущая публикация
- Пса давно пора усыпить. Только мучается и отца мучает, - Игорь скривился
– Ань, ты опять в окно пялишься? – Максим попытался обнять жену, но запутался в гирлянде проводов от ноутбука. – Давай хоть коробки разберём!
– Тш-ш-ш! – она прижала палец к губам. – Смотри...
В квартире напротив происходило что-то... необычное
Пожилой мужчина – высокий, сухощавый, с военной выправкой – медленно открывал балконную дверь. В одной руке – трость, в другой... Что это у него?
– Одеяло? – Максим тоже прильнул к окну. – Нет, погоди... Это же...
Собака. Большая немецкая овчарка, явно немолодая уже. Мужчина бережно, как ребёнка, вынес её на балкон. Задние лапы пса безжизненно свисали...
– Господи, – выдохнула Аня, – он что, каждый день так?
Как выяснилось – да. Каждый день.
– Это Виктор Степаныч, – рассказывала соседка баба Клава, щедро подливая чай. – Кинологом был, в Чечне служил. А пёс – Джерри – его последняя собака служебная.
– А что с ним случилось? – Аня машинально крошила печенье. – С собакой, в смысле?
Баба Клава помолчала, разглаживая скатерть:
– Пулю за хозяина принял. Позвоночник перебило... А Виктор Степаныч его выходил. Хотели усыпить – не дал! "Это, – говорит, – не собака, это боевой товарищ!"
– И сколько уже... так?
– Да года три. Каждый божий день – в любую погоду! – выносит Джерри на балкон. "Он, – говорит, – жизнь за меня отдать хотел... А я ему хоть мир показать могу".
Аня сглотнула комок в горле.
Вечером она не находила себе места:
– Максим! Я тут в интернете нашла... Смотри – специальные коляски для собак с парализованными лапами!
– Ань... – муж почесал затылок. – У нас ипотека, ремонт...
– Давай хоть узнаем, сколько стоит! Может, в рассрочку...
Виктор Степанович как раз укладывал Джерри на балконе, когда в дверь позвонили.
– Здравствуйте! – молодая женщина переминалась с ноги на ногу. – Мы... мы ваши соседи из дома напротив. Можно с вами поговорить?
Он смотрел настороженно – годы службы научили не доверять случайным визитам. Но что-то в её глазах...
– Проходите, – он посторонился, тяжело опираясь на трость.
Джерри с балкона приветственно махнул хвостом.
– Мы вот тут... – Аня достала планшет. – В общем, есть такие специальные коляски...
Через месяц Джерри впервые за три года спустился во двор
На специальной коляске – лёгкой, удобной, с мягкими креплениями для задних лап.
– Немецкая, – гордо объяснял Максим, помогая пристёгивать ремни. – Как раз для немецкой овчарки!
Виктор Степанович украдкой смахнул слезу, глядя, как его боевой товарищ едет по дорожке – голова высоко поднята, уши торчком, в глазах... В глазах – счастье!
А потом...
– Что здесь происходит?!
Высокий мужчина лет сорока – в дорогом пальто, с претензией на успешность – возник словно из ниоткуда.
– Игорь? – Виктор Степанович удивлённо обернулся. – Ты же в командировке...
– А ты, я смотрю, время зря не теряешь! – сын смерил взглядом Аню и Максима. – Новых друзей завёл?
– Игорь, прекрати...
– Нет, это вы прекратите! – он резко повернулся к молодой паре. – Знаю я таких добреньких! Втираетесь в доверие, квартирку присматриваете?
– Да вы что?! – Аня задохнулась от возмущения. – Мы просто...
– "Просто"?! Нет ничего "просто"! Этого пса давно пора усыпить. Только мучается, и отца мучает! – Игорь скривился.
– Замолчи!
Виктор Степанович впервые повысил голос на сына. Даже трость задрожала:
– Не смей... Не смей так говорить о Джерри! Ты хоть понимаешь...
Он не договорил. Потому что в этот момент...
Джерри – парализованный, беспомощный Джерри – вдруг заворчал. Глухо, утробно... И – невероятно! – попытался встать на свои безжизненные лапы.
– Папа! – Игорь отшатнулся. – Он же бросится!
– Он защищает то, что любит, – тихо сказал Виктор Степанович. – Всегда защищал. А ты...
Через неделю Виктор Степанович слёг. Сердце...
– Придётся в больницу, – вздохнул врач. – И надолго...
– А как же... – он беспомощно посмотрел на Джерри.
– Да усыпим наконец! – Игорь раздражённо мерил шагами комнату. – Сколько можно...
– Нет!
Виктор Степанович с трудом поднялся с кровати. Подошёл к окну – туда, где в доме напротив горело окно молодой пары.
Непростое решение
Записку принесла баба Клава – простой тетрадный листок, сложенный вчетверо:
"Здравствуйте, Анна! Простите за беспокойство, но мне больше не к кому обратиться. Нужно поговорить – очень важно. Виктор Степанович."
– Макс, – Аня теребила записку дрожащими руками, – как думаешь, что случилось?
– Может, узнать для начала? – муж попытался улыбнуться, но вышло не очень. После той сцены с Игорем все были... настороже.
Виктор Степанович встретил их в коридоре – бледный, осунувшийся:
– Проходите... Только тихо, Джерри задремал.
В маленькой кухне пахло лекарствами и недопитым чаем. Старый кинолог долго молчал, разглядывая свои руки, а потом...
– Я в больницу ложусь. Надолго, – он говорил отрывисто, словно каждое слово давалось с трудом. – Сердце... Игорь предлагает Джерри усыпить, но я... я не могу.
Он поднял глаза – в них стояли слёзы:
– Вы... вы не могли бы присмотреть за ним? Хотя бы первое время? Я понимаю – это слишком много...
– Конечно! – выпалила Аня.
И тут же испуганно посмотрела на мужа.
- Мы подумаем, сказал он.
Дома предстоял серьёзный разговор
– Ань, – Максим мерил шагами комнату, – ты понимаешь, что это значит? Это же... это как ребёнок! Нет, сложнее! Парализованный пёс – это ответственность 24/7!
– Я знаю...
– Утром – прогулка, днём – процедуры, вечером – снова прогулка... У нас обоих работа, ипотека, ремонт...
– Знаю...
– И ведь не на неделю! Может, на месяцы! А если... – он запнулся. – А если Виктор Степанович... не вернётся? Что тогда?
Аня молчала, глядя в окно. А там, на знакомом балконе, Джерри смотрел на закат. Один – Виктору Степановичу уже тяжело было выносить его так часто...
– Помнишь, – она наконец повернулась к мужу, – ты говорил, что хочешь собаку?
– Да, но...
– И что не заводим, потому что "жалко оставлять одну"?
– Ань...
– А тут – такой пёс! Джерри же... он же особенный! Ты видел его глаза? В них столько...
Они проговорили до утра. Взвешивали все "за" и "против", считали время и деньги, прикидывали варианты...
А наутро...
– Алло, Виктор Степанович? Мы... мы согласны!
Джерри перевозили как особо ценный груз. Максим специально взял выходной, чтобы всё подготовить: лежанку, миски, впитывающие пелёнки...
– Главное – регулярно переворачивать, – инструктировал Виктор Степанович, бережно поглаживая пса. – И массаж – вот здесь и здесь...
Джерри внимательно следил за хозяином – умные карие глаза словно спрашивали: "Ты точно вернёшься?"
– Конечно, дружище! – старый кинолог прижался лбом к лохматой морде. – Обещаю.
А знаете, что самое сложное в таких решениях? Не бессонные ночи, не тяжёлый уход, не финансовые затраты... Самое сложное – это понять: иногда судьба даёт тебе шанс стать кому-то нужным. По-настоящему нужным.
И либо ты берёшь на себя эту ответственность – целиком, без остатка...
Либо проходишь мимо.
А мимо таких глаз... разве можно пройти мимо таких глаз?
Прошёл год
Каждое утро в сквере можно наблюдать как немецкая овчарка "бежит" в своей коляске – гордо подняв голову, внимательно наблюдая за белками...
– Чай готов! – Аня вносит поднос. – Как Джерри сегодня?
– Отлично! – старый кинолог улыбается. – Максим его новому трюку научил – представляете, научился в коляске поворачивать на бегу!
А Джерри – как в старые добрые времена – дремлет, положив морду на тапочки Виктора Степановича. Теперь он бывает здесь не каждый день, а только по выходным. Когда Аня и Максим привозят его в гости к старому другу.
И знаете что? Может быть, настоящая любовь – это ещё и уметь отпустить. Доверить того, кого любишь, тем, кто может подарить ему новую жизнь.
А может... может, любовь – это просто каждый день в шесть утра смотреть в окно и знать: там, в сквере, твой боевой товарищ снова бежит навстречу жизни.
Пусть даже на колёсах.
Котофеня
#рассказы
Следующая публикация
Комментарии 2
в жизни было побольше добрых людей!!! Дай Бог вам здоровья, добрые люди!!!