Как мог я не понимать того, что все, чего я достиг и добился за эти годы, не стоило ничего в сравнении с тем, что жизнь моя прошла вдали от нее. Вдали от моей мамы! Единственного по настоящему дорогого для меня человека!
Я покинул родные края, будучи еще сопливым юнцом. Амбиции и вера в самого себя — это все, что было при мне в то время. Да еще упакованная руками мамы небольшая спортивная сумка. Как мама умудрилась запихнуть в эту сумку все самое необходимое для меня? Даже теплую куртку и шерстяные носки одни из тех, что моя старушка вязала длинными зимними вечерами.
Помню, в эту же сумку мамаша уложила и целую груду пирожков. Ими я и питался по прибытию в большой город в течение вроде бы не менее, чем недели.
— Молодой человек, вам чай принести?
В купе заглянула молоденькая проводница. Ох, милая! Где же ты была, когда я был «молодым человеком»?!
Скорее по привычке, чем в надежде на что-то еще, я отвесил красавице парочку увесистых комплиментов. Девчонка, на вид даже моложе моей дочери, зарделась и расплылась в улыбке. Ах, женщины! Как же порой легко и просто приручить вас! Достаточно лишь заглянуть в ваши глаза, и все становится предельно ясно. Все ваши загадки и тайные желания написаны у вас на лице вот такими буквами. Правда, далеко не все могут прочесть эту вашу писанину, но у меня как-то само собой получается расшифровать эти иероглифы и подобрать необходимый ключ фактически к любой женщине. Беда в том, что с годами желание играть в эти игры пропадает. Зачем? Когда ты, итак, знаешь наперед, чем все это закончится.
Ранним утром поезд прибыл в поселок, откуда я был родом. С тех пор как я уехал отсюда, я бывал здесь очень, очень нечасто. Мои визиты к матери по пальцам можно было пересчитать. И ведь постоянно были какие-то оправдания! То некогда мне, бизнес только-только пошел в гору, то жена молодая требует поехать в более южном направлении. То еще что-то. А вот теперь я бы все на свете отдал за то, чтобы приехать сюда не на могилу матери, а к ней самой, к моей ненаглядной маме! Я бы уже ни на что не променял возможность, приближаясь к нашему дому, еще издали увидеть ее маленькую фигурку, стоящую на крыльце и следящую за дорогой. Ускорить шаг, а потом перемахнуть с разбегу через невысокую изгородь и проронить как бы на ходу:
— Ну чего ты, мама, на улице дожидаешься? Заболеешь еще, хоть бы шаль накинула.
— Ничего, Ваняшка, я ненадолго выскочила.
Это ее «Ваняшка», созвучное с «неваляшка», всегда дико раздражало меня! А вот сейчас я бы с радостью услышал свое имя в такой вот интерпретации. Звучало в этом прозвании какая-то необъяснимая нежность, ни с чем, абсолютно ни с чем другим не сравнимая!
Стыдно признаться, но на могиле матери я не был с тех пор, как ее похоронили. Безусловно, я тогда позаботился обо всем необходимом, дал денег односельчанам, чтобы они установили памятник, поставили оградку и прочее. Но сейчас я бы с огромным удовольствием сделал все это сам. Даже своими собственными руками! Каждый камешек бы лично уложил, каждый цветочек сам высадил!
На могиле матери все вроде бы было в порядке, но мне, как строителю, все равно бросались в глаза некоторые недочеты. Вон там неровная кладка, а тут цемента слишком много наложили. Оно, конечно, чужие люди разве будут обращать внимание на такие мелочи? Спасибо, что вообще все сделали как положено, а не просто забрали деньги и пропили их. Здесь на селе такое вполне могло случиться, тем более, когда наниматель так торопился на какую-то очередную сделку, что сбежал в свой город прямо в день похорон своей матери.
Сидя возле могилки и глядя в глаза маме, что смотрели прямо на меня с черно-белого фото, я вдруг заплакал. Зарыдал так горько, как в детстве, когда мог дать волю слезам, только уткнувшись в ее пахнущий дрожжевым тестом передник.
— Мам..., мама моя! Ты прости меня, милая! Прости..., — голосил я, вытирая глаза ладонями.
Вокруг меня, как мне казалось, не было ни души и я не боялся того, что меня хоть кто-то услышит. Чем хороши сельские кладбища, так это тем, что здесь можно остаться один на один с самим собой. И со своим горем тоже.
Сначала мне показалось, будто мои рыдания эхом прокатились по лесу. Шмыгнув носом, я замер и прислушался. Где-то справа от меня раздался какой-то вой. Сложно было распознать, животное это или человек. Однако, еще раз прислушавшись, я понял то, что плач как будто сопровождается бессвязной речью. Правда, разобрать было ничего не возможно.
Движимый скорее любопытством, я вышел за оградку и пошел в направлении, откуда доносился этот странный звук. По мере моего приближения я сумел разобрать некоторые слова, повергшие меня в шок.
— Ваняшка, сыночек мой! Ми-и-иленьки-и-ий...
Я остановился как вкопанный и даже дышать перестал. В тот момент мне, взрослому мужику, стало так жутко, что захотелось скорее убежать отсюда. С огромным трудом преодолев самого себя, я вновь пошел вперед и вскоре увидел женщину, обнимающую могильный холмик. На столике возле могилы стояла початая бутылка водки, и даже с такого расстояния было понятно то, что дама довольно-таки пьяна. Именно поэтому плачь ее был таким горьким, а речь настолько не разборчивой.
Первой моей мыслью было оставить незнакомку в покое и не мешать ей изливать свое горе. Но на улице уже вечерело, и по лесу бродили тени, как предвестники наступающей ночи. А ну как нетрезвая дама уснет прямо на могиле, что тогда?
Я приблизился к ней и встал за оградкой.
— Эй, леди, вам помощь не нужна? — осторожно поинтересовался я.
Женщина замерла. Затем медленно повернулась и посмотрела на меня мутным взором.
— Ты кто? — с трудом вымолвила она.
— Человек. Не бойтесь, не призрак. Вы тут одна или как?
Незнакомка не ответила. Она поднялась на ноги и, взяв со стола бутылку, спрятала ее в пакет. После этого, не глядя на меня, она вышла за ограду и некоторое время возилась с калиткой, чтобы прикрыть ее на крючок.
Я проследил за тем, как дама неровной походкой вышла на грунтовую дорожку и отправилась в направлении деревни. «Вот и хорошо! Вот и славно!» — подумал я. Теперь моя совесть будет спокойна.
Я вернулся на могилу матери, постаравшись не думать об этой странной встрече. Слез больше не было, и я, присев на скамейку, принялся рассказывать матери все, что со мной произошло за этот год.
Год у меня выдался не из легких, ничего не скажешь. Для начала та самая сделка, на которую я так торопился, сбежав отсюда прямо в день похорон, принесла мне одни разочарования. Со мной такое случилось впервые, обычно я словно чуял все подводные камни и брался только за те объекты, которые приносили мне реальную прибыль. Моя строительная компания благодаря этому «цвела и пахла» конкурентам назло. Но на этот раз я попал. И попал крепко. Не стану вдаваться в подробности, но только тот самый контракт, из-за которого я тогда так переживал и даже, признаться, сетовал на то, что мама умерла так не вовремя, буквально разорил меня.
После этого от меня сбежала моя третья по счету жена, оставив меня фактически ни с чем. В довершение ко всему, у меня начались какие-то проблемы со здоровьем, мелкие, но пакостные, не дающие забыть о том, сколько мне на самом деле уже лет.
И почему так случается? Когда у человека происходят неприятности, только тогда он начинает задумываться о самом главном. Наверное, в этом и состоит замысел Создателя и его забота о нас, неразумных его творениях. Оказавшись в таком своем положении, я неожиданно для самого себя понял — все, что я делал до этого, не имеет никакого смысла! Моя единственная дочь, та, кому я мог бы оставить заработанные мною деньги, и сама прекрасно справлялась. Дашка блестяще окончила институт, открыла свою юридическую контору и теперь зарабатывала не меньше моего.
Не спорю, деньги лишними не бывают, но только это самое нелепое изречение из всех, что я слышал. Бывают! И еще как бывают! И как раз эти «лишние деньги» портят нам жизнь. Это из-за них мы не замечаем главного! Из-за них и из-за стремления заработать еще больше мы не успеваем насладиться обществом по-настоящему дорогих нам людей. И даже толком проститься с ними нам некогда! Только расставшись с лишними деньгами, я смог разглядеть истинное положение дел. А истина заключалась в том, что вся моя жизнь не стоила одной единственной улыбки моей матери! Улыбки, которую я больше никогда не увижу! Разве что на фотографии, глядящей на меня сейчас с кладбищенского надгробия.
Отправляясь в родные края, я твердо решил, если и не навсегда здесь остаться, то, по крайней мере, задержаться надолго. При одной мысли о том, как была бы рада моя мама, посети меня такое желание чуть раньше, сердце принималось отбивать барабанную дробь, а глаза предательски щипало.
Ничего. Займусь работой и все пройдет. Буду латать нашу лачужку, давно пора. Много раз ранее я предлагал маме снести наш старый дом и поставить новый, но она никак не соглашалась на это. Отказывалась даже от того, чтобы хоть что-то в доме усовершенствовать. Принимала только самую необходимую помощь, там крышу перекрыть или печку поправить. Сейчас я прекрасно понимал, почему мама не принимала мои предложения по обустройству дома. Вот если бы я сам приехал и сделал здесь хоть что-то своими руками, старушка наверняка была бы счастлива. Но ведь я только лишь присылал к ней работников, а сам так ни разу и не предложил свою помощь. Только деньги, деньги и все! А ей не были нужны мои деньги, ей был нужен сын!
Вечером ко мне на огонек заглянул старый дед Павел. Еще когда я был маленьким, он казался мне древним до невозможности, а вот все еще живет наш старожил и помирать будто и не собирается.
— Выпьем помаленьку, что ли, Иван?
— Заходи, дед Павел, чего же не выпить?
Я выложил на тарелку мясную нарезку, открыл маслины.
— Ишь ты, какая заморская еда, — усмехнулся дед и выставил на стол банку с солеными огурцами. — Поди уж и вкус забыл мамкиных огурчиков? А я вот с того года еще припас. Петровна знатные огурцы делала, да и угощала всех и каждого. Не гордая была.
Я достал из банки маленький хрустящий огурчик и откусил половину. Глаза невольно наполнились слезами. Ни с чем не сравним был этот вкус! Ни в одном ресторане я не ел ничего вкуснее.
— Тяжело тебе, Иван? Вижу, что тяжело. Это ничего, пройдет. Ты вот что, ты себя не изводи и Петровну на том свете не расстраивай. Она только о том и мечтала, чтоб у тебя все хорошо было. А ты приехал и ходишь как чумной, как же матери твоей наблюдать за этим? В гробу ворочается, наверное. Стряслось-то, что у тебя?
Дед плеснул прозрачной жидкости в два стакана и уселся за стол. Я отодвинул табурет и, сев напротив него, взял в руки граненый стакан.
— Да ничего особого, дед, не стряслось. Ничего такого, о чем можно было бы горевать. Вот только то, что жизнь, будто сон, прошла и матери своей я был плохим сыном, только это и печалит меня.
Я залпом опрокинул содержимое стакана и взял из банки еще один огурец.
— Так ведь жизнь-то твоя, Иван, еще не прошла, однако, а только начинается. Поверь мне, я уж сколько лет по земле хожу, а спотыкаться перестал годкам так к пятидесяти, не раньше. По молодости-то мы все безголовыми живем, ничего вокруг не замечаем и бежим по кругу, точно скакуны на арене цирка.
— Может, ты и прав, дед Павел. Я вот думал, что просто позабыл, какие места у нас здесь красивые, а, скорее всего, и не видел раньше этого. Не замечал красоты родного края.
— Это да! Это в первую очередь, Иван. Когда человек природой любуется, значит, прозрел он.
— Слушай, я сегодня на кладбище женщину одну встретил, рыдала она сильно, убивалась по кому-то.
— Татьяну, наверное. Шамову. Учительницу бывшую.
— Не похожа она на учительницу. Выпивши была изрядно.
— Так это она сейчас частенько к бутылке прикладываться стала, а два года назад такого за ней не водилось. Примером для остальных была, и ребятишки ее обожали просто.
— А что же с ней приключилось?
— Сына ее убили. Студенты из города. Он, Ванюшка, сын Татьяны, не драчливый был пацан, спокойный, а тут вдруг сам в драку полез. Кто его знает, чем они его так зацепили? Может, сказали, что обидное, может еще что. Одного-то студента посадили за убийство Ванюшки, только Татьяне от этого не легче. Ваня у нее единственный сынок был, поздний, долгожданный. Вот такая вот у нее бабья доля. Из школы Таня сама потом ушла, не смогла с детишками-то возиться. Работает вон теперь скотницей на ферме у Никитича. Ну и выпивает частенько, не так чтобы в запой уйти, а в свободное от своих обязанностей время, так сказать.
— Ясно, — вздохнул я.
Мне стало как-то стыдно за собственные мысли насчет этой женщины и за свою слабость. Вот у человека горе, настоящее, пережить которое не каждому под силу. А у меня что? Даже говорить смешно. Расклеился, словно тютя, смотреть противно!
Примерно две недели спустя, я как раз чинил ставни на окнах, решив, насколько это возможно, оставить дом в том виде, в каком он был задуман изначально, ко мне подошла все та же Татьяна. Я сразу узнал ее, хотя на этот раз женщина выглядела несколько иначе.
— Здравствуйте, мне сказали, у вас своя строительная фирма, не могли бы вы помочь составить один проект.
— Какой проект? — опешил я.
— Нужно сделать пристройку к дому. Теплый санузел.
Я усмехнулся и, спустившись с лестницы, внимательно посмотрел в ее глаза.
— Хотите с удобствами пожить, как в городе? Что же, неплохое желание.
— Речь не обо мне, — сверкнув глазами, проговорила нежданная гостья. — У Марьи Метелкиной муж в прошлом году утонул, а у нее трое ребятишек, мал мала меньше. Баня старая, латать еще дороже выйдет. Вот люди и подсказали такое решение.
— Простите.
Я отвел взгляд от ее лица. В очередной раз мое мнение об этой женщине оказалось ошибочным. Поначалу-то я было решил, будто дед Павел рассказал Татьяне о том, что я в прошлый раз проявил интерес к ее особе, вот она и явилась сюда, придумав причину.
Марья Метелкина оказалась бабой, как говорится, в самом соку. На вид ей было лет так тридцать пять — тридцать семь, и в прежние времена от цепкого взгляда ее зеленых глаз у меня непременно возникла бы щекотка чуть пониже пояса. Пока я деловито осматривал ее жилище, хозяйка не отходила от меня ни на шаг. Ворковала точно голубка в прохладный летний полдень, предлагая мне то выпить, то пообедать. В общем, я еле отбился от нее, и когда проект пристройки был готов, я предпочел передать его той, кто меня и «наняла», то есть Татьяне.
Дом Тани я разыскал сразу же. Любопытно, но не смотря ни на что, здесь царил идеальный порядок. Получалось, собственная печаль и отчаяние не смогли до конца сломить эту женщину.
— Вот. Смотрите, что получилось. В этом варианте затраты будут минимальными.
Я протянул ей свои чертежи и, дав некоторые пояснения, намеревался попрощаться.
— Постойте, — остановила меня женщина, — а вы не поможете с выбором стройматериалов? У вас опыта в этом вопросе наверняка больше.
Я внимательно всмотрелся в ее лицо.
— А вы обо всех жителях села так печетесь? — с усмешкой спросил я.
— Старший сын Марьи когда-то был моим учеником, — опустив взор, ответила Татьяна. Помолчав немного, она весело взглянула на меня и произнесла, — помню, как он первый раз пришел в школу и, испугавшись читать со сцены стихотворение, расплакался. Ребята стали его дразнить, а мне пришлось успокаивать парня. Никак нельзя, чтобы в первый же день школа так не понравилась ребенку. Так у него всякий интерес к учебе может пропасть, и никакие старания учителей уже не помогут. Добрые человеческие отношения — это самая надежная почва для строения личности. Вы согласны со мной?
Я растерянно кивнул. В тот момент я увидел эту женщину совершенно другой, и что-то дрогнуло внутри меня самого. Мне будто стала доступна и понятна ее душевная боль, и от этого я просто пришел в ужас. Как она живет с этой мукой? Как не озлобилась на все человечество, обвиняя судьбу в том, что отняла у нее единственного сына? И как у нее еще хватает сил думать о ком-то другом? О Марье Метелкиной и ее детях, к примеру!
Стоит ли говорить о том, что строительством пристройки к дому Марьи Метелкиной я занялся лично и с великой на то охотой? Татьяна каком-то неведомым образом сумела пробудить во мне желание помочь несчастной вдове с тремя детьми, и я даже приобрел большую часть стройматериалов за свой счет.
Марья Метелкина, правда, восприняла мой энтузиазм совершенно по-своему. Ей взбрело в голову, будто я не просто так для нее стараюсь. Пока длилась моя работа, она постоянно путалась у меня под ногами, пытаясь накормить меня различными шедеврами своего кулинарного искусства, и оказывала прочие знаки внимания, о которых и говорить не хочется.
Я же старательно не обращал внимания на все эти выпады молодой вдовы и спокойно занимался своим любимым делом. Делом, от которого уже успел отвыкнуть, управляя строительной фирмой. Мысли мои во время работы то и дело возвращались к личности Татьяны. Нужно сказать, вопреки сплетням, я ни разу за все это время не видел ее пьяной или хотя бы выпившей. Лишь однажды, когда мы столкнулись с ней в поселковом магазине, я увидел, как женщина стояла возле винно-водочной витрины. Заметив меня, Татьяна отошла к другому прилавку и, сложив в свою корзинку булку хлеба, двинулась в сторону кассы.
И еще был случай, когда я зашел к ней в дом, чтобы посоветоваться насчет некоторых нюансов в моем строительстве. А как? Все-таки это она была моей прямой заказчицей. Так вот, тогда, войдя к Татьяне в дом, я сразу почувствовал запах спиртного. При моем появлении женщина очень сильно смутилась и спрятала в шкаф распечатанную бутылку. Емкость была еще полной, хозяйка дома, по всей видимости, еще не успела к ней приложиться. Мне даже подумалось, что она некоторое время так и сидела, глядя на горючую жидкость, и размышляла над тем, стоит ли вливать ее в себя. Ну или, может быть, это мне так показалось.
Как только работа моя была окончена, молодая вдова Марья Метелкина сама лично заявилась ко мне в дом.
— Иван, я вам тут курицу пожарила и оладьи испекла с медом, как вы любите, — проворковала она, выкладывая на стол свое угощение.
— Спасибо, Маша. Только на мед у меня аллергия, и вообще, я сегодня уже поужинал.
— Вань, ты меня не гони. Я же сама к тебе пришла, так что ты можешь больше не таиться.
— О чем это ты?
— Ну как же? Я же видела, как ты на меня смотришь! И потом, разница в возрасте меня не смущает, ты об этом не переживай.
— Маша, ты это, иди-ка домой к детям. И глупости эти из головы выкинь.
— Ах вот оно что! Ты видать, не мне угодить спешил, а Таньке алкоголичке?!
— Что?! Замолчи сейчас же! Как ты можешь? Она о твоих детях заботится. Меня вот привлекла в помощники!
— Ага, как же! Явился тут богатый городской, вот Танька и придумала способ тебя заарканить. Добренькую из себя строит! А тебе известно то, что она по вечерам с бутылкой в обнимку засыпает? На черта ей мужик, вообще, такой пропойце?!
Совершенно случайно я заметил, как от окна в сторону калитки метнулась тень. Чертыхнувшись, я выскочил во двор и успел заметить высокую фигуру Татьяны, скрывшуюся за кустами сирени. Несколько секунд я размышлял над тем, что мне лучше сделать? Догнать ее и попытаться оправдаться перед ней или оставить все как есть? В конце концов, я не выдержал и бросился вслед за своей нежданной гостьей.
Я догнал Таню возле самого ее дома. В глазах ее не было слез, но лицо Татьяны казалось окаменевшим. Мы стояли и смотрели друг на друга. Я понимал, если Таня услышала наш разговор с Машей, никакие слова сейчас не помогут. Будучи чем-то уязвлены, люди бывают слишком злы на язык, хотя подчас даже не задумываются над тем, что говорят в такие моменты. Вряд ли Марья на самом деле так относится к Тане, я видел, как они общаются, почти как хорошие приятельницы. Просто так уж вышло, и Маша спустила на нее всех своих внутренних собак.
Что со мной случилось в тот момент, я не знаю. Пронзительная тоска в ее глазах была тому причиной или спускающиеся на землю сумерки, наполненные дурманящими ароматами свежей травы? Я схватил Таню за руку и, притянув к себе, прижался губами к ее губам. А дальше вообще все пошло очень странно. Поцелуй этот напоминал мне разве что самый первый мой поцелуй. А ведь я трижды был женат, и помимо жен у меня было немало других женщин. Но такого я не испытывал фактически никогда!
Когда Татьяна отпрянула от меня, я все еще пребывал в каком-то сладком сне, но ее резкие слова моментально прогнали видение.
— Что ты о себе думаешь? Если тебе тоже кажется, будто я ищу способ заарканить тебя и обустроить свою жизнь, то ты глубоко ошибаешься!
Не успел я опомниться, как Таня уже оказалась за калиткой своего дома.
— А ну-ка стой!
Я влетел следом за ней и схватил ее за руку.
— Не знаю, что ты там обо мне думаешь, но я не планировал этого поцелуя! Но раз уж произошло, то, от этого никуда не денешься. И не смей отталкивать меня! Ты ответила на поцелуй, иначе это не было бы настолько прекрасно!
Глаза ее блеснули в полутьме. Непреодолимое желание снова испытать то же, что я почувствовал, целуя ее, заполнило все мое существо. Тогда я сжал дрожащую женщину в своих объятиях и прошептал:
— Не отпущу тебя никогда, слышишь?!
***
Прошел год, пожалуй, самый счастливый год в моей жизни! И самый длинный. Наверное, потому, что я теперь дорожил каждой прожитой минутой, каждой секундой!
Старый мой дом за это время очень преобразился. Голубые ставни с белыми голубями, как во времена моего детства, украшали его, и еще издали можно было любоваться веселым видом наших окон.
Приближаясь к дому, я ускорил шаг. Сердце радостно забилось, когда на новом строганом крылечке я увидел ее фигуру.
— Танюш, ну что ты на улице дожидаешься?! Заболеешь еще, хоть бы шаль накинула.
— Ничего, Ваняшка, я ненадолго выскочила.
Я замираю на несколько секунд, остановившись чуть поодаль, хочу еще раз полюбоваться на ее лицо и насладиться собственным счастьем. Прикрываю на секунду глаза, ощущаю родные запахи и в тысячный раз думаю про себя — прав был дед Павел, почивший прошлой зимой — жизнь моя совсем еще не прошла. Вот она — вся передо мной, как на ладони! Моя новая, долгожданная и настоящая жизнь!
(Автор: Юферева С.)
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 1