В миру звали меня Мишей. В детстве служил пономарем, службу отлично знал. В армию не брали, потому что я слабый, комиссию не прошел. А тут и совсем слег. Пригласили священника — поисповедовал он меня, причастил, пособоровал. На прощание батюшка сказал: — На все Божья воля. Э-э-э… Мама поняла: дело худо. И — бух на колени. Поклоны, слезы. Папка рядом встал и плачет.После этого я помаленьку стал поправляться. Стал пономарем в Алейске, потом рукоположили в дьякона, через два месяца — в священника. Стал иеромонахом Пименом. Два года прослужил — увидел во сне: нашу церковь ломать будут. И показано было кто. И через два года пришло это время. Те самые люди, которых я во сне видел, церковь — на замок, меня — за бороду (а борода-то еще была — три волосинки), в вагон — и на Колыму. Хлебушка не дали с собой даже! Заставили меня рыбу чистить. Работали мы буквально до смерти. Кто не может — расстреливали и закапывали, как собак… Заболел я менингитом.Перестал всех узнавать. Только кричал— Мама! Папа! Короче, списали меня как не жильца на этом свете. Отдали документы и доставили домой, в Алейск. Дома уснул. Проснулся, голова болит и болит, и болит. Только молитва мне и помогала. Потом соседка приносит газету: — Батюшка, смотри-ка, приказ Сталина — открыть церкви… Это был 1943 г. Прочитали, поплакали, порадовались.Через 2 часа приезжает председатель исполкома.— Здравствуйте, батюшка. Вот приказ Сталина — открыть церкви! Мы церковь уже освободили. Люди ждут. Сможете служить? Ведь всех священников порасстреляли, только вы один остались. Привезли к той самой церкви, из которой брали. Как я глянул — упал на колени, слезы потекли ручьем. Не мог своими ногами идти. Страшно вспоминать даже… На коленях полз до алтаря, и все плакал. Люди встали на колени — и тоже плакали… Заполз кое-как в алтарь. На престоле крестик маленький и Евангелие. Принесли свечи — зажгли. Пришел псаломщик. — Давай, батюшка, возглас! Поставили меня на ноги. А я не могу стоять — плачу. Слезы сдавили горло. Два старичка меня подняли, держат под руки, помогли поднять руки. Я только сказал: — Благословен Бог!.. — и упал. Не мог стоять на ногах. Залился слезами. Люди снова заплакали. Снова подняли меня. — Батюшка, давай возглас! Я тогда набрался силы, только сказал: — Благословен Бог наш и ныне и присно и во веки веков!.. — и упал опять. Они тогда сами сказали: — Аминь! — и пошла служба. Трое суток я не выходил из церкви — трое суток молился. Голова упадет — задремлю ненадолго, проснусь — и опять служба. Ночью и днем. Люди не хотели уходить из церкви — так наскучались по службе. Одни уходят — другие приходят.На четвертые сутки мне говорят: — Батюшка, вам сторожку истопили. Пойдем туда! Я упал и спал — не знаю сколько… Две недели прошло, я думаю: «Надо бы домой за бельем съездить». Только за ворота вышел, перекрестился — упал я. И слышу, как в душе у меня слова звучат: «Молись! Пошли человека — белье принесут. Молись!» И я очнулся. Боже! Бог повелевает молиться! Даже упал — и то молись. Потом белье принесли, вымылся я горячей водичкой. И — слава Богу! И стал молиться. Вот с этого момента Господь даровал мне прозорливость. Вижу каждого человека — каков он. Мысли вижу людей. Будущее знаю каждого человека. Заранее открыто было мне, что Никита Сергеевич Хрущев закроет нашу церковь. Я сказал тем самым двум старичкам: — Завтра мы служим последнюю службу. Так все и случилось. Милиционеры свои два замка повесили на обе двери.Был у меня антиминс, и стал я совершать службу дома, по ночам. Все делалось втайне, Приближалась Пасха. Но языки довели — милиция об этом узнала. Ну, и я, по милости Божией, знал, что в эту Пасху, в 5 часов утра, придут пять милиционеров, чтобы захватить нас. Службу закончили пораньше: уже в 3 часа ночи все ушли. Все прибрали. В пятом часу в дверь стучатся. Матушка Мария Яковлевна приглашает: — Заходите! Заходят пятеро милиционеров. А я приготовил в прихожей 6 стульев: 5 в ряд и один напротив. Они входят, как в фуражках пришли, так и стоят. Я знаю, что они благословения брать не будут. Подхожу — каждому ручку подаю: — Ну, здравствуй, Иван Петрович, здравствуй, Григорий Васильевич! Каждого называю по имени-отчеству. Один милиционер снимает фуражку и говорит: — Я таких людей еще не видел. Не знает нас, а по имени-отчеству назвал… А я им отвечаю: — Садитесь, милые сынки, вы пришли меня поймать, да сами попались! Они думают: как попались? Что это, засада какая-то? Оглядываются кругом — нет, никого нет, никакой помехи. Тогда я и говорю им: — Мы живем в мире, где царствует грех. А грехи такие бывают… И начал. Рассказал одному все его грехи — «от» и «до». Другому и третьему. Они: — Батюшка! Так это вы про меня говорите! И другой. И третий так же. А я то же — и четвертому, и пятому. Тогда они обомлели. — Батюшка! Учи нас! Мы ничего не понимаем. Только не говори никому про это! — Вы сами не скажите, — отвечаю. — Я-то не скажу. А то вы придете домой — своим супругам: то-то-то. — Нет, нет! Не скажем никому. — А у тебя вот супруга некрещеная, — говорю, — у тебя мать некрещеная… А ты сам некрещеный… А они опять просят: — Батюшка, учи нас! Покрести нас. Прощаясь, сказали: — Батюшка, что надо — говори! Во всем поможем. И стали они помогать — с большой любовью помогали. В ночное время огород копали. Посадили ночью, чтобы никто не видел, а сами нарядились так, чтобы их не узнали. Дров привезли. Колодец вычистили. Оградку отремонтировали. Картошку окучили и всю выкопали — спаси их Господи. Не давали мне ничего делать: — Батюшка, учи нас, учи! Все покрестились. Всех их повенчал тут, в домике. Такие стали друзья с ними!..» Вот как бывает в жизни. Вот видите, что значит правда Божия. В душу благодать входит, потому что она нужна, потому что она Истина, Любовь — это не поддельная, а истинная Любовь, правда Небесная. Она входит в душу — и человек начинает понимать ее и становится из врага великим другом. Чтобы понять это, всем нам нужен был такой молитвенник, как отец Пимен.
( прот.Валентин Бирюков ).
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 4