Со страницы Владимира Фадеева.
НА ДОРОГЕ У КРЕСТА
9 ИЮЛЯ 1944 года родился Виктор КРИВУЛИН, русский поэт, прозаик, эссеист, филолог, центральная фигура ленинградской неофициальной культуры, один из крупнейших деятелей литературного и культурологического самиздата (журналы «37», «Северная почта» и др.).
С 1962 посещал литературное объединение, которым руководил Глеб Семёнов. Познакомился с Анной Ахматовой. После публикаций в официальной периодике — журнале “Советский Союз”, в самиздатском сборнике “Лай”, в машинописной “Антологии советской патологии” (изданной Константином Кузьминским и Борисом Тайгиным) пришла, как говорилось, “широкая известность в узких кругах”.
В 1967 г. окончил филологический факультет ЛГУ, за год до окончания вышел из комсомола. Защитил диплом по творчеству Иннокентия Анненского. Первый лауреат премии Андрея Белого за 1978 год. В начале 1990-х гг. член редколлегии журнала «Вестник новой литературы». В 90-е вел обширную литературную и общественную деятельность. И при этом всю жизнь на больных ногах — полиомиелит с детства; месяцы и месяцы на больничных койках.
Первые книги под одинаковым названием «Стихи» (1981 и 1988) вышли в Париже, затем последовали поэтические сборники «Обращение» (1990), «Концерт по заявкам» (1993), «Последняя книга» (1993), «Предграничье» (1994), «Requiem» (1998), «Купание в иордани» (1998), «Стихи юбилейного года» (2001), «Стихи после стихов» (2001). Посмертно вышла книга стихов 1970-х «Композиции» (2010).
Виктор кривулин умер от рака легких в 2001 году в возрасте 56 лет.
НА ДОРОГЕ У КРЕСТА
то колющий то режущий уют
то зрелище при свете самопальном
стекла и музыки – там русские поют
на языке своем прощальном,
почти по-аглицки – нащупывая крест
впечатанный между сосками
то колющий то режущий то сканью
украшенный – в оплату за проезд
из Петербурга до Женевы
давно уже назначенный, с тех пор
как рыцарь бедный от Марии Девы
имел одно последнее виденье
решительный и тихий разговор
ХХХ
НЕ ПЛЕНЯЙСЯ
Не пленяйся... (А слово-то, слово!
Что за твари в ловитве полей!)
Не пленяйся свободой ничьей,
ни чужой полнотою улова,
лишь о том, что душа не готова
в путь воздушный — о том пожалей.
Не пленяйся... Но словно затвержен,
точно сам дословесно в плену,
повтори: проклинаю — прильну
к прутьям клетки! Заржавленный стержень —
повтори — чуть не с нежностью держим,
чуть не флейтой... Не дуну — вздохну.
Зашевелится снег на ладони,
точно внутренне одушевлён.
Что вдали? Раскрасневшийся гон.
Лай? Охотничий рог? Пар погони?
Кто за нами? Собаки ли, кони, —
всё не люди. Дыхание. Сон.
Не пленяйся прекрасной гоньбою,
рваным зайцем мелькая в кустах, —
ты не жертва — создатель. Твой страх —
только снег, возмущённый тобою,
только флейты фригийского строя
проржавелый мороз на устах.
Только Слова желая — не славы,
не жалей о железах тюрьмы,
где язык примерзает шершавый
к раскалённой решётке зимы.
С КАЖДЫМ АВГУСТОМ
с каждым августом смерти увечья ареста
праздник Преображенья все громче все ближе
и пожарное солнце в лесу духового оркестра
языками шершавыми лижет
все больнее и все оголенней
наши губы и руки
с каждым августом чехии пленной и польши наклонной
Ты все выше в одном вырастающем звуке
если жизнь это стебель звучащий насыщенный светом -
созерцание смерти подобно цветку с лепестками
отягченными каплями в августе в Царстве Господнем!
ХХХ
когда расширился мир, и мы оказались не в центре -
на старой окраине с фонарем косящим
с горсткой старух выходящих из церкви
с нищетой и несчастьем
лицом к лицу - и когда он как шар воздушный
раздулся и плыл - голубое сквозь голубое -
стало скушно, Господи! скушно!
все уехали. Я говорил с тобою
что невозможно бегство, а сердце стояло пусто
в церкви служба кончалась. пели "достойно…" -
и Он уже плыл за границами всякого чувства
медленно и спокойно
Я ведь люблю тебя, а между нами все пуще
раздвигается сфера и наши тела размыкает
и огромное солнце над голосами поющих
плавится, изнемогает
ХХХ
ПРОРВА
темно, говоришь? безысходно? скажи: некрасиво
язык не подымется, вкус не соврет
закрою глаза - и как будто сигаю с обрыва
лечу в молоко голубое ногами вперед
лечу и не чувствую ни облегченья ни бездны
одно любопытство, и рвется незримая сеть
воздушных путей и вплетается в контур телесный
ветвистая молния как семихвостая плеть
внизу пастернак или фрост на своих огородах
случайной лопатой червяк рассечен дождевой
и в тысячекратно воспетых природах
запахло землистою тысячепервой весной
глаза прикрываю - во тьме поэтической прорвы
ни отдыха нет, ни житья но паренье одно
над почвой сырою где - до горизонта - просторны
раскрытые руки объемля простор иллюзорный
всего что со мной совершиться должно
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев